случае он напишет ей смс. Что-нибудь вроде: «Ты же знаешь, что мы небезразличны друг другу. Не будем спешить…». Самое же безопасное — прийти в ее ЖЖ и затеять там диалог даже не с ней, а еще с кем-то. Типа, я тут, я маячу. Я доступен. А что не с той станцевал, так тебе примерещилось.
Короче говоря, хайтек сделали наших мужиков. Хайтек есть, а мужиков не стало. Не видно никаких усилий, которые они бы прикладывали к достижению цели, то есть — нас. Они лежат на диване с лэптопом на брюхе и нажимают клавиши. Иногда промахиваясь. И когда попадают не туда, то есть — не к той, то сильно не расстраиваются. Потому, что мы все стерпим. Верно? Москва — Питер — Москва
— Пушкинская у них тоже есть.
— И Академическая.
— И Чкаловская.
— И Спортивная.
— А Ленинские горы и Университет?
— Нету. Вместо них — Ломоносовская
Питер — город странный. Я возвращаюсь в него снова и снова, и всякий раз, конечно, есть повод. Но одновременно я пытаюсь его понимать, и все тщетно. Более того — все непонятнее и непонятнее.
Питер — город деревьев, обрубленных чуть выше колена. Из бедра — во все стороны веник. Питер — город маленьких светящихся коробочек с номерами домов. Ночью не видно ни номера дома, нарисованного на ней, ни, тем более — названия улицы, написанного на юбочке снизу. Только коробочка с козырьком. Как будто тот, кто это придумал, никогда не любил гостей.
Про неосвещенные колодцы не будем. Про мосты тем более. Питер — город газовых колонок.
Питер — город фонарей, висящих по центру улицы, на проводах. Как будто небесный живот застегнут на пуговицы.
Питер многоугольный. Теперь, к тому же — город с односторонним движением. Два наиболее распространенных знака (теперь я знаю знаки!) — «одностороннее движение» и «дорожные работы». А также — «объезд препятствия». Тот, кто затеял этот вечный ремонт, особенно не любит гостей на автомашинах…
Зайдешь иной раз куда-нибудь в закоулки, а Питер — Торжок Торжком. Какое-то двустворчатое темное окно у земли, на подоконнике — сушеные травки. За окном — витрина! Написано «Скупка» или «Мужские брюки» или «Оригинальные подарки». В глубине — свет.
А потом — раз, и вполне тверской размах Невского. И Зимний. И Река. Чтобы ты не забыл, где ты.
А ты и не забыл.
Швейцария: туда и обратно
Туда
Люфтганза регистрировала билеты почти два часа, и в самолет мы сели за 2 минуты до времени, на которое был объявлен вылет. В салоне обнаружилось, что мы с Надей сидим не вместе. Оба соседних мужика показались нам страшными иностранцами, и мы не осмелились просить их пересесть. Иностранцы достали немецкие газеты, а мы с Надей — по книжке. Я — «Собаку Раппопорта» Смирнова, она — что-то художественное, про развод.
Затем мне захотелось в туалет, и пока я туда ходила, мой иностранец заснул. Вернувшись, я пару секунд размышляла, прикосновением к какой части тела его разбудить, чтобы пролезть на свое место. Выбрала предплечье, оно показалось мне наиболее безобидным. Иностранец незамедлительно проснулся и пропустил меня, из чего я заключила, что ему понравилось, как я будила его.
Прошел еще час, и он, приоткрыв один глаз, попросил меня на чистом русском разбудить его, когда принесут завтрак. Точно понравилось, удовлетворенно догадалась я, и на этом мое воздушно-эротическое приключение закончилось. Сели в Мюнхене, где оказалась жара. Пробежали по аэропорту, и улетели в Женеву. Женева была через час. Сначала внизу появились белые горы, потом — синие озера. Небольшой экскурсии по Женевскому аэропорту хватило, чтобы доподлинно убедиться в двух вещах: в Швейцарии действительно есть часы. И очень много шоколада. Мимо всего этого брела местная сумасшедшая. На голове шляпа. Соломенные волосы спускаются до самой земли. Они свалялись до состояния войлока, и свисают большими плоскими лентами, тяжело качаясь при ходьбе.
Обратно
Назад летели с русскими, которые иностранцами уже не прикидывались. Сосед слева, дядька с усами, — явно хотел общаться. Я — напротив. Я физиологически, исступленно хотела молчать и только. В карман кресла передо мной я запасливо сунула недочитанную «Собаку», в сумке на всякий пожарный имелись ноут и плеер с наушниками, размером не меньше моих больших полушарий.
Сосед страдал сенсорным голодом. Сперва он пытался глядеть в иллюминатор поверх моей головы, чуть не упал на меня и оставил затею. Потом сел, пристегнулся, судорожно вытащил из кармашка переднего кресла проспект, озаглавленный «Lufthansa Family Affair» и стремительно пролистал его. Запихнул обратно и вытащил другой, цветной, с синими буквами «metropolregion.de». Обложка не предвещала хорошего — на ней помещалась крупная цветная фотография радужных пробирок, в одну из которых хищно воткнулся пинцет. За три секунды сосед расправился и с ним и отшвырнул обратно в карман и его. Сейчас «Собака в ход пойдет», — испугалась я.
— Ваша книжка? — минуту обождав, спросил сосед.
— Да, — с нечитабельными интонациями ответила я, вытащила ее, и надвинула подальше на глаза, уставилась к ней внутрь и постаралась принять вид как можно более отрешенный.
Сосед мучился. Допил вино, ушел гулять по салону. Вернулся и, невзирая на «Собаку» и мою погруженность в нее, прямо моей щеке рассказал несмешной анекдот про то, как напились гидролог и технолог. Затем снова ушел, а «Собака» тем временем кончилась. Я дочитала последнюю главу, и тут сосед вернулся и плотоядно уставился на меня. Я спрятала книжку поглубже в карман, чтобы ее не было видно, и поспешно вытащила наушники и ноутбук. Сосед непонимающе посмотрел на девайсы и прямо наушникам рассказал еще один анекдот, который я не услышала потому, что включила «Ивасей» погромче.
— Не хотите разговаривать, так дайте книжку почитать! — крикнул он и пошевелил пальцами в воздухе, как будто он уже мусолит ее страницы. Думаете, я дала ее? Дала. Сама не понимаю, почему. Он открыл ее посередине и на 3 минуты углубился в чтение. Затем захлопнул так же быстро, как люфтганзу, и вернул со словами:
— И вам это нравится?
Я облегченно убрала «Собаку», которой уже ничто не угрожало, открыла ноут и принялась писать этот текст. Меня снова отвлек сосед. Он что-то говорил, обращаясь ко мне, и держа в руке стакан. Я сдвинула одно ухо от наушника:
— Давайте выпьем за то, чтобы мы с вами никогда не летели в Японию. Вы очень неразговорчивая.
«Почему в Японию?» — подумала я. — «На Бали дольше». Но ответила:
— Выпейте.
И он выпил. А я продолжила писать, немного опасаясь, что он станет от скуки заглядывать ко мне в экран. Но он не стал. Я сегодня съела мысленный гриб
Сидела на детской площадке. Вечерело. Петя раскачивался на качелях. Саша стояла
