поодаль. В следующее мгновение по улице (метров 200 от нас, за деревьями) проехало, судя по звуку, сразу несколько машин с сиренами. Было такое ощущение, что они обгоняют друг друга. Они сигналили как-то нехорошо и отчаянно, и на внутреннем экране проступила картинка: машины сталкиваются, взрываются и здоровенные горящие ошметки металла летят в нашу сторону.
Ошметки летят, летят… И в следующее мгновение я с удовлетворением понимаю, что до нас им слишком далеко. В этот момент сирены как раз стихли, и в небе над нами шумно пролетел самолет. Он прорисовал в звуковой картинке борозду, которая тут же раздвинула вокруг меня пространство. Вслед за самолетом какая-то птичка в кустах очень отчетливо проставила точку с запятой и затихла. Слева объемной мягкой рукой коснулся ветер. И Саша большими, отдельными и очень правильными словами сказала: «Я пойду вот сюда…» — и единственно-верной траекторией отправилась вокруг качелей к песочнице. Вокруг — чтобы качели ее не задели. К песочнице — потому, что она туда хотела. Ничего более правильного она и сделать не могла.
А Петя в это время красиво и спокойно раскачивался. Что еще он мог делать, если именно этого и хотел? Как только я подумала это, птичка из кустов подтвердила абсолютное наличие мировой гармонии на вверенном мне в тот момент отрезке времени и пространства. Она чирикнула восклицательный знак.
Сверху смотрело единственно-возможного оттенка небо. Стоит ли говорить, какого?
Не бойся, я с тобой
В детском саду часто давали кефир. Очень не любила кефир и боялась, что будут заставлять его пить. Потом привыкла пить кефир и перестала бояться.
Боялась делать прививку-пуговку. С третьего раза привыкла. Боялась воспитательницу. Но детский сад кончился. Началась школа. Мальчики. Боялась мальчиков. Но привыкла и перестала. Очень боялась потерять невинность. Потеряла. Оказалось — не страшно. Вышла замуж, хотя боялась. Во второй раз боялась уже меньше, чем в первый. Потом привыкла. Боялась забеременеть, и забеременела. Сильно боялась рожать. Потом родила одного, второго, третьего — и перестала бояться. Боялась развестись. Развелась. Оказалось — можно жить. Жила. Очень боялась умирать. Я плохо считаю
Недавно одна клиентка попросила меня посчитать, сколько она должна мне в рублях, и я только через 2 часа поняла, что обсчитала себя на 200 рублей. Успокоиться мне удалось мыслью о контрпереносе. Я отвлеклась на самоанализ, и мне перестало быть обидно.
Плохо считаю я давно. Точнее — всегда. В свое время меня хотели выгнать из МХУ 1905 года из-за математики. Затем, когда я решила поступать на психфак МГУ, мне пришлось за год пройти программу по математике начиная с деления в столбик. Я не шучу. В начале года я выучила деление в столбик и таблицу умножения, а в конце уже подобралась вплотную к параметрическим уравнениям. За тот год у меня сменилось 4 репетитора по математике, из которых трое сбежали сами. Первого как раз напугала таблица умножения, выписанная мною с тетрадки и заправленная под стекло письменного стола. «Ага», сказал он. «Это — таблица умножения. Вы решили ее выучить». И больше не пришел. Честный человек, но не орел.
В МГУ мне удалось постичь азы теории вероятности и статистики. До сих пор я примерно помню, как они работают. Но считать я все равно не умею. Моя няня считает зарплату сама. Раз в неделю я говорю ей: «Наташа, сколько там денег?». Она говорит, и я отдаю ей такую сумму. Я ни разу не перепроверяла.
Кстати, о синестезиях. Цифры, обозначающие школьные оценки (первая пятерка) у меня крашеные. Единица — мертвенно-белая. Единицу можно было схлопотать только за поведение, поэтому от нее веет каким-то холодом осуждения. Каким-то условным принятием пасет от единицы. Каким-то педагогизмом и воспитательностью. У меня были единицы за поведение, да. А по математике у меня были двойки и тройки. Двойки — белые, а тройки — темно-синие. Четверочки, такие желто-оранжевые, бывали по другим предметам. И дальше — чем ближе к литературе и биологии — тем все это дело нагревалось поближе к пятерке. Оно там накаляется, да. Пятерка, она у меня красная, как у всех пионеров. Куда деваться?
Но это еще не все. И я даже не уверена, синестезия ли это. Цифры у меня…. Они это. Четко фиксированы в пространстве внутреннего взора, вот. Как бы вам объяснить. Вот, когда я считаю, то цифры, начиная от единицы, лежат у моих ног, слева направо. Первая десятка — она вся крупная такая. Цифры лежат на «земле» прямо плашмя, такие, слегка выпуклые. Пока считаешь, можно для удобства пройтись мимо них, они остаются позади. И вот, самые чудеса начинаются с первой десятки.
Граждане, на первой десятке числовой ряд делает поворот на 90 градусов. Он уходит влево и вдаль. Что, вероятно, как раз и символизирует потерю моего контроля над происходящим. Весь фокус в том, что я никогда не хожу дальше первой десятки, понимаете? Я эдак прогуливаюсь от 1 до 10, а дальше — я могу только всматриваться. Потому, что почва там какая-то неровная и зыбкая под ногами.
Вся эта канитель, до сотни, она бодро убегает вдаль, слегка извиваясь, как лента дороги. 20, 30, 40, 50… и 60 мне уже не видно. То есть, можно разглядеть, что до сотни еще далеко, но 60 это или 70 — можно лишь догадываться. Понимаете теперь, как хорошо я считаю?
Где-то там, совсем в тумане, маячит сотня. Сотню видно лишь за счет того, что у нее появился третий знак, ноль. Оттуда числовой ряд опять поворачивает на 90 градусов, и цифры становятся совсем мелкими. Примерно, как мухи, летящие цепочкой в вечность. Ну, разве их сосчитаешь? Можно разве примерно прикидывать, многократно ошибаясь.
Я вот все думаю. Быть может, дело в том, что я туда никогда не хожу? Быть может, ходи я туда почаще — я бы смогла сама выдавать няне зарплату? Где берут такие болотные сапоги? Жена Папы Карло
Жена, параллельно печатая:
— Милый. Мне нужен твой совет. Лучше всего у меня получается писать именно на те темы, на которые по твоему мнению, я не имею права высказываться. А мне как раз нужно родить 10 тем для «Космо». Как ты считаешь, в чем я разбираюсь хуже всего на свете?».
Муж молча полирует напильником деревяшечку.
Жена:
— Я уже придумала такие: «Как повысить самооценку», «Как удачно выйти замуж», «Как подружиться с мамой мужа», «Как избавиться от ревности», «Как построить гармоничный брак». Ну, и так далее.
Муж откладывает напильник, берет крупную шкурку, полирует деревяшечку.
Жена:
— Хочу еще написать про любовь, супружескую верность и взаимопонимание. Но этого как-то по-моему, маловато.
Муж меняет шкурку на более тонкую,
