не проверял.
– Да, это точно, – мечтательно согласился Женя, – надо брать.
Сеньор Рамирес вопросительно уставился на клиента.
– Отсчитывай четырнадцать штук по тыща триста, – махнул рукой Женя и сам начал откладывать лис на стол. Хозяин с готовностью стал ему помогать, подавая шкуры. Поляк стоял истуканом напротив. Красавица через открытую дверь всё так же удивлённо наблюдала за сделкой. Когда отложили на стол четырнадцать шкур, Женя повторил жест рефери при объявлении нокаута:
– Всё! – сказал он.
На этот раз индус сразу понял его и, подтянув поближе бумагу, стал умножать 14 на 1400. Женя вовремя заметил ошибку и, тыча пальцем в множитель, произнёс:
– Э-э! Мы так не договаривались, кореш.
И выхватив ручку исправил 1400 на 1300. Рамирес кисло наморщил губы, зачёркнул 1300 и написал 1350.
– Чего это он? – обратился к нам Женя, – мы же вроде договорились. – Ты что ж, индус хренов, не понимаешь?
И, сдерживая негодование, начал втолковывать ему по слогам:
– Па-ни Мар-та, ма-га-зин, цветочный, – он очертил руками в воздухе нечто среднее между цветочным горшком и женским силуэтом.
Услышав имя Марты, Рамирес скривился так, будто наступил голой пяткой на что-то острое. Женя обвёл жирным овалом зачёркнутую индусом цифру и опять повторил:
– Пани Марта, понимаешь?!
То же самое он донёс и до поляка, который оценил старания Жени поднятием вверх головы и вытягиванием подбородка. Не исключено, что между ним и Мартой существовала какая-то связь, скорей всего – деловая.
– Пани Марта, ферштейн? – стал донимать Женя скисшего индуса, – она сказала – вот – 1300, – настаивал Женя, тыча указательным пальцем в жирный овал.
Видимо это был сильный аргумент. Индус быстро замахал руками, умножил 14 на 1300 и стал с надеждой смотреть на настырного покупателя. Женя назидательно и удовлетворённо сказал:
– Ну, вот, сразу бы так!
Вынув из заднего кармана сложенную пополам пачку уругвайских песо, он начал отсчитывать купюры, слюнявя пальцы и приговаривая:
– Ишь ты, прохиндей несчастный! Ну, каждый надуть норовит. Как будто я не помню, почём, да сколько. Вот, турок непричёсанный. Капиталист, он везде капиталист.
Индус покорно кивнул головой и произнёс:
– Си, сеньор, си…
Поляк стоял в многозначительном молчании, переваривая наверняка знакомые слова. Когда Женя отсчитал положенную сумму, а оставшиеся песо направил обратно в карман, индус проследил за его рукой и предложил купить ещё две шкурки.
– Нет песо, – с сожалением произнёс Женя, делая характерное движение пальцами.
Сеньор Рамирес показал на его задний карман, мол там есть.
– Здесь тыща восемьсот, – для наглядности Женя извлёк деньги на всеобщее обозрение, мол, всё, чем богат, – за одну шкурку много, за две мало, но одну я не возьму. Если, скажем, на шапку взять, – рассуждал он, – из одной ведь не сошьёшь? Так? – и посмотрел на поляка, а потом доверительно повернулся к хозяину и, потрясая в воздухе шкуркой, закончил монолог так, чтобы его поняли:
– У но – но, цвай, – он показал два пальца и оставшиеся деньги, – си. Ферштейн?
В нём просыпались способности полиглота и бизнесмена. Сеньор Рамирес замотал головой и показал на бумаге, что две шкуры стоят 2800.
– Опять за старое, – в сердцах выдохнул Женя, – во-первых, не 2800, а 2600, – он переписал расчёты индуса, – во-вторых, у меня больше нет. Нет! Ферштейн?
И наш докучливый покупатель присел и похлопал по пустым карманам:
– Нет! Алее. Ни одной песы, клянусь Аллахом.
Сеньор Рамирес сделал непонимающее лицо. Тогда поляк пришёл ему на помощь и на плохом испанском, по-видимому, пересказал женины проблемы. Хозяин недоверчиво посмотрел на Женю.
– Си, си, – подтвердил Женя, – истинный крест.
Поляк незаметно дёрнул левым глазом. Сеньор Рамирес на минуту задумался, потом протянул руки ладонью вверх и нетерпеливо сжал её в кулак и снова разжал. Женя с видом победителя выставил вперёд два пальца. Индус непроизвольно улыбнулся. Он получил свои песо, а Женя свои шкуры. Поляк, как по команде, сгрёб их в кучу, плотно закатал в бумагу и передал свёрток владельцу.
Всем стало понятно, что на этом сделка закончена. От полноты чувств Женя пожал руку хозяину, хозяин пожал руки нам.
– А теперь, заявил Женя, – если я не найду гальюн, то прямо сейчас буду лить в шифоньер на глазах у этой «турчанки». Больше никаких сил нет.
– А что ты раньше думал? По-моему ты ещё у Марты ёрзал, – стал назидать Гена.
– Ну, у Марты неудобно было, – резонно оправдывался Женя.
– Неудобно! – передразнил Гена. – Неудобно шубу в трусы заправлять.
Мы кое-как, в основном при помощи жестов, объяснили последнее желание покупателя, и сеньор Рамирес бережно проводил Женю через комнату красавицы в дальние, невидимые из прихожей апартаменты. Через некоторое время появился Женя, лоснящийся от счастья.
Наконец, мы вышли на улицу. Поляк быстро закрыл за нами дверь. «Форд» опять сослужил нам службу. Не заезжая в центр, мы по окраинам добрались до порта. Стали прощаться. Сеньор Рамирес медленно отъехал, развернул машину и заглушил мотор, вышел, помахал нам рукой. Мы уже шли по узкой улочке к причалам, где стоял наш пароход, шли, предвкушая душ, ужин и чистую постель после трёхдневных шатаний по городу, после экскурсий, магазинов, покупок, встреч и впечатлений от всего увиденного. Мы тоже помахали ему на прощанье, а Женя подкинул пакет с лисами и, растопырив широко руки, поймал его. Он был по-человечески счастлив. Шестнадцать лис на шубу! Фантастика! Его жене и не снилось такое.
Мы подошли к трапу нашего белоснежного лайнера, который в этот же день уходил в воды Атлантики и с попутными исследовательскими работами должен был взять курс на Ленинград, а через месяц – ошвартоваться у причалов Ленинградской Гавани.
На судне у Жени возникла щекотливая проблема: как схоронить от зоркого таможенного глаза сразу 16 лисьих шкур. На первый взгляд особенного криминала в этих шкурках не было.
– Но пойди разберись с ихними правилами, – рассуждал Женя, – пришьют что-нибудь типа «в количестве превышающем разумное потребление» и всё – доказывать что-либо бессмысленно. Шкуры отнимут, составят акт, и после этого будешь, как с волчьим билетом.
Просчитав всё наперёд и будучи человеком предусмотрительным, Женя принял единственное на его взгляд верное решение: рассредоточить свой товар. Он уговорил человек десять взять хотя бы по шкуре, а кто не боится, то и по две, и закинуть куда-нибудь в «дальний угол». Если же всё-таки найдут, то можно будет сказать, например: «взял на воротник по дешёвке и даже забыл» или что-то в этом роде. Одна шкура могла сойти с рук без особых последствий. А ежели одну-две отберут, не беда, на шубу всё равно останется. Расчёт был довольно простой и даже не
