— Судя по всему, не убился, — ответил Хок на собственный вопрос. Он перегнулся через леер и посмотрел вниз. Ему, очевидно, понравилось увиденное.
— Брайан, пусть акулы еще покружат рядом с ним, а потом надо будет поднять этого шельмеца на борт.
— Они и так уже слишком близко, капитан, — сказал Брайан. — Особенно этот людоед.
— Не так уж близко, — ответил Хок и обернулся к Конгриву.
— Эмброуз, может быть, кто-нибудь даст товарищу Голголкину полотенце, чтобы прижать к порезу? К сожалению, рана совсем неглубокая — так, царапина. Думаю, теперь ему можно вернуть эту побрякушку.
Хок вынул из кармана конфискованный пистолет, извлек из него магазин, выбросил за борт и передал оружие Голголкину.
— Нам чужого не надо, — добавил при этом Хок, почему-то не услышав в ответ слов благодарности.
Большой русский, казалось, потерял дар речи. Он снова, выпучив глаза, уставился на своего несчастного коллегу, окруженного акульими плавниками.
— На этом все, капитан? — спросил Брайан.
— Думаю, да. Разве на сегодняшний день недостаточно приключений? Если старший боцман еще трезв, можешь попросить его подготовить к полету мой гидросамолет. Он мне очень понадобится завтра. Придется с утренней зарей лететь в Нассау.
— Да, сэр.
— Когда доставишь наших гостей на берег, позвони в Майами моим пилотам, скажи, чтобы в Нассау меня ждал «Гольфстрим», заправленный под завязку. В полдень мы должны вылететь в Вашингтон.
— Так точно!
— Так точно, так точно! — прокричал Снайпер.
— А, Снайпер, мой храбрый друг. Ты заслужил угощение. Брайан, выдай, пожалуйста, Снайперу банку черной икры.
— Будет сделано, — улыбнулся Брайан.
— И вот еще что. Скажи мисс Перкинс, чтобы сейчас же дозвонилась до Стокли, пусть он закажет столик завтра в восемь — нам с ним надо будет переговорить с глазу на глаз в джорджтаунском клубе.
— Слушаюсь, — сказал Брайан. — Вы, как обычно, остановитесь в отеле «Хэй Адам», в комнате с видом на Белый дом?
— Нет необходимости, спасибо. Я говорил с Пелхэмом. Судя по всему, в моем новом доме уже можно жить.
Брайан приложил ладонь к козырьку и поспешил исполнять указания.
Хок заметил, что толстый русский, смотря за борт, прислушивается к их разговору с молодым Драммондом. Какой любопытный, подумал он.
— Эмброуз, у тебя есть секунда? — спросил Хок, отведя Конгрива подальше.
— Ну вот, — тихо сказал Конгрив. — Он требует деньги.
— Пусть радуется, что получил жизнь обратно, — ответил Хок. — Скажи этой коммунистической заразе, что каждый, кто набивает карманы распродажей оружия в руки террористов, испытывает мое терпение.
— Мы, конечно, уберем их с яхты, Алекс. Но будет необходимо усилить меры безопасности. От них можно ждать чего угодно.
— Согласен. Переговорю с Томми Квиком. Придется удвоить охрану. Это имя, Telaraca… Кажется, я его где-то слышал. Оно что-то означает по-испански, что-то связанное с пауками.
— Это значит — «паутина».
— Я всегда жутко боялся пауков, — сказал Хок, передернув плечами. — Странно, не правда ли?
— Давай еще пропустим по стаканчику на ночь? — предложил Эмброуз. — Как раз можешь досказать эту увлекательнейшую сагу о грозе испанских мореплавателей, мерзавце Блэкхоке.
— Как раз в тему после восхитительного вечера с хождением по доске и схваток на мечах, — сказал Хок. Пропустив вперед своего друга, он пошел вслед за ним по лестнице.
17
Старый пират, услышав, что люди короля во дворе, понял: петли не избежать. Упав на свою лежанку, он пробормотал:
— Кончено.
Пастор встал на колени на холодный каменный пол и протянул старику руку.
— Покайтесь и совершите последнее путешествие с миром в душе.
— Я невиновен! — прорычал Блэкхок. — Зачем каяться невиновному? Сам король поощрял пиратство, чтобы набивать казну. А сейчас эта чертова Ост-Индская компания вдруг решила, что пираты мешают развитию торговых отношений. И сразу же на наши головы надели петли!
— Увы, это правда.
— Мои друзья в суде, моя команда — все до единого предали меня, чтобы спасти свою шкуру! Не капитан Блэкхок должен каяться, а эти нечестивцы.
— Увы, и это тоже горькая правда, — сказал священник. — Давайте вместе обратимся к Господу с молитвой.
Пастор отвел пропащего пирата в тюремную часовню, дав ему последний шанс искупить грехи. Войдя в полумрак часовни, они присели на длинную деревянную скамью, перед которой стоял гроб, обитый черной материей. По традиции обреченные на казнь должны были сидеть перед символическим гробом ежедневно несколько часов подряд — в знак покаяния.
Густой аромат испаряющегося ладана поднимался к высоким сводам комнаты, но не мог скрыть стойкого запаха мочи, исходящего из всех углов.
Блэкхок молчаливо уставился на гроб, потягивая свой грог.
— Бесполезно, пастор, — сказал он наконец. — Покаяние не по мне. Я не чувствую необходимости. Войдя в иной мир, я не изменюсь. — Он вынул из-под плаща подзорную трубу со спрятанной в ней картой и протянул священнику.
— Эта труба — все, что у меня осталось в этом мире, — хрипло проговорил Блэкхок. — Она досталась мне в подарок от моей жены перед тем, как я в первый раз вышел в море капитаном. Сейчас я хочу вернуть ее своей супруге, чтобы она помнила о моей участи. Умоляю вас, пусть она попадет в ее руки невредимой. В мой плащ зашиты четыре золотых дублона, и я отдам их вам, если пообещаете, что исполните просьбу. Это мое последнее желание.
— Я исполню вашу волю, капитан, — сказал пастор. Блэкхок разорвал шов на плаще, вынул деньги и отдал их пастору.
Когда повозка приехала на место казни, пастор помог старому пирату подняться по ступенькам на помост, где Блэкхока ожидал палач. Капитан должен был умереть первым.
И вот, стоя с петлей на шее, он озирал шумную толпу в поисках немногих оставшихся у него друзей. Они должны были совершить благое деяние — поспособствовать его уходу в иной мир. Чтобы старик не мучался в петле, они хотели потянуть его за ноги и сократить время агонии.
Когда это свершилось, веревка оборвалась, и Блэкхок упал на землю. Петля оставила лишь ожог на его шее. Ошеломленного старика вновь пришлось вести на помост, чтобы повторить попытку.
Туман в его голове рассеялся, и протрезвевший Блэкхок, вновь стоя на пороге смерти, вдруг почувствовал в себе жизненную силу. Он задышал, его разум прояснился. Даже толпа, собравшаяся перед виселицей, казалось, аплодировала капитану. Счастливое предзнаменование перед шагом в неизвестность.
Он снова увидел себя стоящим на юте, раздающим приказы. Концы отданы, паруса расправлены и наполняются свежим вечерним бризом. Матросы, словно обезьяны, взбираются по канатам на реи. Курс на запад, туда, где над горизонтом восходит круглая желтая луна.
Прощай, море!
Он задумался: что сказать напоследок? Слова вырвались у него спонтанно, но ему показалось, они были произнесены эффектно.
— Человек без меча — самый страшный из врагов, — прорычал Блэкхок. — Услышь меня, Смерть, услышь и запомни это!
В толпе послышались восхищенные возгласы.
Он еще раз вдохнул сладкий воздух земли и, задержав его в легких, шагнул в вечность.
Хок на мгновение замолк, осушил очередной бокал портвейна, встал и поднял руку с бокалом над собой.
— Услышь меня, Смерть, услышь и запомни это! — сказал Хок, швырнув бокал в ночное небо.
— Услышь! Услышь! — повторил Эмброуз и тоже выбросил свой бокал за борт. — Ну вот, мы проводили капитана Блэкхока в последний путь, а я отправляюсь спать. Спокойной ночи, Алекс.
— Спокойной ночи, Эмброуз, — сказал Алекс. — Спасибо тебе, старина. Сегодня мне точно будут сниться пираты.
Он, конечно, пошутил — пираты и без того снились ему каждую ночь.
18
В шесть утра весь экипаж был на ногах. По команде кормовая часть «Блэкхока» поднялась вверх на массивных гидравлических опорах, открыв зияющее жерло объемного ангара, где Хок хранил свои «игрушки», как он их называл. Палуба и стены ангара были отлиты из нержавеющей стали. Здесь стояли зеленый «Бентли» модели «Бритиш Рейсинг» 1932 года с наддувом, «Ягуар» класса С, победитель гонки Ле Ман 1954 года, «Феррари Барчетта» Альберто Аскари.
Еще там был двадцатиметровый «Найтхок», скоростной катер, который мог развивать скорость более 100 миль в час. «Найтхок» благодаря своему мощному двигателю не раз выручал Хока.
Однако самой любимой игрушкой был серебристый гидросамолет, стоявший на аппарели. Его прямолинейный дизайн говорил, что, возможно, сам Рэймонд Лови в начале 30-х приложил руку к разработке конструкции.
По сигналу механизм аппарели наклонился, а спустя несколько секунд самолет уже покачивался на лазурных волнах.
