Научно — исследовательский центр, как предпочитал называть это место Игорь Николаевич, произвел на нее очень странное впечатление. Уединенное расположение, мало сотрудников и очень — очень тихо… Временами Вере казалось даже, что кроме профессора Сукровцева здесь больше никто и не занимается никакими исследованиями — вообще ничем не занимается, остальные сотрудники клиники лишь помогают ему.
Профессор по — прежнему витал в облаках, веря в возможность создания панацеи, но на этот раз своей верой он сумел вдохновить и других. Не только своих многочисленных ассистентов, но и тех, кому эта вера была жизненно необходима. Подопытными кроликами в сомнительных экспериментах согласились быть двое; оба неизлечимо больны. У девушки — Вера никогда бы не дала ей ее двадцати двух — была опухоль мозга: два месяца, от силы. Мужчина средних лет — страх неминуемой смерти, напротив, вмиг состарил его — был заражен СПИДом: полгода при самом благоприятном стечении обстоятельств. Эти двое появлялись здесь каждый день и проводили по несколько часов. Вера сама брала у них кровь на анализы, измеряла давление и прослушивала сердцебиение. Ничего особенного: стандартные процедуры, обязательные для тех, кому предстоит быть прооперированным. Впрочем, относительно последнего девушка была не уверена: она до сих пор имела весьма смутное представление о том, на чем основано действие чудесного эликсира профессора Сукровцева. Не могла она взять в толк и то, почему он выбрал именно ее и зачем было вообще кого‑то выбирать, если вполне можно было обойтись услугами персонала клиники. Из знакомых лиц, кроме самого Игоря Николаевича, она видела здесь лишь Антона — его аспиранта, но и тот не проявлял особого интереса к изобретению чудо — лекарства и лишь советовался со своим наставником относительно написания собственной диссертации.
Впрочем, ее научный руководитель, несмотря на все его чудачества, внушал Вере безотчетное доверие. И эта была единственная причина, по которой она по — прежнему находила в себе силы ответить «нет» на вопрос, беспрестанно всплывающий у нее в сознании. Стоит ли бить тревогу?
* * *
Александр открыл окно машины, и внутрь салона ворвался уличный шум. Это было, конечно, совсем не то, что он жаждал услышать. Однако различить звуки голосов, и тем более понять смысл разговора, происходящего всего лишь в нескольких метрах от него, определенно не представлялось возможным. Еще четверть часа назад Александр остановил белую иномарку у самого знака «Стоянка запрещена», едва не сбив его при этом. С тех пор нарушение правил дорожного движения было последним, что его заботило.
Он возвращался с работы домой, когда в поле его зрения оказалось кафе — то самое, где он неоднократно бывал. За столиком у окна сидела пара. Девушка в облегающем коротком платье была на редкость привлекательна. Она держалась очень непринужденно: сидела, положив ногу на ногу и, улыбаясь своему другу, размешивала сахар в чашке с кофе с присущей ей одной почти аристократичной элегантностью — Александр узнал бы Миру среди тысячи.
Спутник девушки казался явно старше ее, впрочем, не настолько старше, чтобы не давать Александру повода для ревности. Он был достаточно привлекателен и однозначно уверен в себе.
Александр не боялся быть увиденным — временами даже хотел этого. Реакция Миры на его появление в достаточной мере могла служить ответом на вопрос: стоит ли ему бить тревогу. Но никто из молодых людей так и не бросил взгляда в окно: они были поглощены друг другом.
Кто был спутником девушки? Ее родственник, друг детства или преподаватель университета, с которым она обсуждала научную работу? Александр с досадой признал, что не настолько доверяет Мире, чтобы безоговорочно уверовать в это. Может быть, доверял несколько дней назад, но теперь — нет.
Примерять на себя клише ревнивого влюбленного и закатывать подруге сцену прямо в кафе казалось молодому человеку еще более отвратительным. Подсматривать за ней — а именно это он пока что и делал — было также не самой блестящей идеей. Так что Александр разрывался между досадой на любимую, поставившую его в такую ситуацию, и самого себя, не нашедшим веры и мужества действовать достойно.
Терпение его иссякло, а неуверенность рассеялась как туман, когда незнакомец взял руки девушки в свои, а Мира улыбнулась ему в ответ. Еще мгновение — и Александр был на улице. Громко хлопнув дверью машины, он направился к входу в кафе, по дороге пытаясь убедить себя быть сдержанным. Однако вид Миры, бросившейся на шею к своему спутнику, отнюдь не прибавил Александру самоконтроля. Тем не менее, уже через мгновение он и думать забыл о предательстве девушки: внимание его было привлечено другим…
* * *
Повертев в руках карандаш, Мира добавила еще несколько забавных деталей к рисунку, оставленному кем‑то на парте.
«Уйти или остаться?» — в тысячный раз задала она сама себе этот непростой вопрос. — «Есть ли шанс сделать вид, будто ничего не было, и выйти сухой из воды?», — и главное: хочет ли она этого?
На этот раз все так запуталось, что принять решение, взвесив все аргументы «за» и «против» не представлялось ни малейшей возможности. События и факты, мысли и чувства, то, что произошло и должно было неизбежно произойти — все это пустило глубокие корни на ее стезе. Недолго и увязнуть в сыпучих песках, если пытаться их отыскать.
Однако временами девушке начинало казаться, что она понапрасну усложняет ситуацию. Ведь можно забыть, довериться, закрыть глаза на череду странностей, пустить все на самотек… А если так, то стоит ли бить тревогу?
— Ярославцева!
Мира машинально подняла голову, услышав свою фамилию: преподаватель делал перекличку.
Глава 15.Из тьмы во тьму
Тяжелая капля медленно скатилась по виску, задержалась на мгновение на брови и повисла на реснице, заставив непроизвольно моргнуть. Глаза широко распахнулись, но так ничего и не увидели. Так внутренняя тьма соединилась с наружной.
На протяжении долгих лет ничего не менялось. Если для большинства людей сознание, возвращаясь в физическую оболочку, приносило поначалу осязание или слух, то к нему именно зрение всегда приходило первым. Четкая, не расплывающаяся картина, мгновенно встающая перед глазами, неизменно позволяла, не тратя ни мгновения на раздумья, однозначно оценить ситуацию. Раньше зрения к нему всегда возвращалось лишь общее чувство, и уж это‑то не смогло бы изменить ничто и никогда. Но сейчас молчало и оно, а перед глазами стояла стена сумрака.
