— Там в куче должны быть еще недогоревшие дрова, а может быть, найдем и уголь, если разворошим ее, — сказал Мэриет. Он кинулся в полуразрушенную хижину и появился оттуда с большими деревянными граблями, которыми стал ловко разгребать холмик, оставшийся от последней недогоревшей кучи.
— Странно, — произнес он, подымая голову и морща нос, — все еще чувствуется застоявшийся дым. Кто бы мог подумать, что он так долго держится?
Действительно, чувствовался слабый запах, какой бывает после лесного пожара, если его загасил дождь и потом высушил ветер. Марк тоже различал этот запах. Он подошел к Мэриету, когда тот широкими граблями стал счищать с наветренной стороны холмика слой земли и листьев. Влажный запах прелой зелени ударил им в нос, и Мэриет принялся ворошить граблями полусгоревшие поленья, которые легко скатывались вниз. Марк двинулся в обход к другому, уже осевшему краю кучи, где она превратилась в груду намокшего серого пепла; часть его ветер отнес к самым макушкам деревьев. С этой стороны поляны запах потухшего огня ощущался острее, и, когда Марк пошевелил остатки дров ногой, запах волнами поплыл над землей. Да и листья, еще державшиеся на деревьях, были здесь совсем вялыми, как будто подпаленными.
— Мэриет! — тихо, но настойчиво позвал Марк. — Иди сюда!
Мэриет оглянулся, его грабли замерли на самом верху кучи. С удивлением, но без тени беспокойства он стал обходить кольцо золы, двигаясь к Марку; вместо того чтобы поднять грабли, он поволок их за собой через всю кучу и дернул, обрушив себе под ноги целую охапку полуобгоревших поленьев, которые весело покатились вниз. Марк подумал, что он впервые видит своего помощника в таком радостном настроении: движения его были энергичными, он целиком был погружен в свое дело и, кажется, забыл о своих бедах.
— Что там? Что ты нашел?
Сыплющиеся поленья, обугленные и распадающиеся на куски, взбили облако едкой пыли. Что-то скатилось к ногам Мэриета, однако это было не полено. В этом почерневшем и потрескавшемся предмете с первого взгляда трудно было распознать длинноносый сапог для верховой езды с потускневшей пряжкой на подъеме; из сапога торчало что-то длинное, твердое — сквозь болтающиеся обрывки обуглившейся материи проглядывала бело-желтая кость.
Мэриет застыл, уставившись себе под ноги, не веря своим глазам; на губах у него как будто замер только что заданный беспечный вопрос, а лицо было оживленным и исполненным любопытства. Потом Марк увидел страшную резкую перемену, которую однажды уже наблюдал Кадфаэль, — ясные карие глаза, казалось, провалились внутрь, в темноту, недолгая радость на лице сменилась оледеневшей маской ужаса. Слабый звук вырвался из горла Мэриета — глухой хрип, как у умирающего; он отступил на шаг, покачнулся, споткнулся о неровности почвы и рухнул, скорчившись, в траву.
Глава восьмая
Это было только мгновенное затмение, попытка уйти от непереносимого, свернуться в комок, отогнать от себя то, что было явью. В обморок Мэриет не упал. Когда Марк, даже не вскрикнув, чтобы не посеять панику среди своих товарищей, разбирающих сложенный штабелем хворост, подскочил к Мэриету, тот уже поднял голову и, мрачно опираясь кулаками в землю, вставал на ноги. Марк обхватил его рукой за пояс и поддержал, потому что Мэриет, выпрямившись, продолжал дрожать.
— Ты видел? Ты это видел? — спросил он шепотом. Мэриет с Марком находились по одну сторону недогоревшей кучи, их подопечные — по другую; никто и не обернулся посмотреть на юношей.
— Видел. Понимаю! Мы должны увести остальных, — сказал Марк. — Оставь все как есть, больше ничего не трогай, уголь тоже. Мы сейчас только погрузим дрова и пойдем домой. Ты можешь двигаться? Сможешь сохранить спокойствие, невозмутимость?
— Смогу, — ответил Мэриет, приходя в себя, и рукавом вытер холодный пот со лба. — Дойду! Но, Марк, если ты видел то, что видел и я, мы должны узнать…
— Мы знаем оба, и ты и я. Теперь это не наша забота, это дело закона, и мы должны оставить все как есть, чтобы люди шерифа увидели. Не смотри туда. Может, я заметил даже больше, чем ты. Я знаю, что там. Нужно отвести наших людей и не испортить им этот день. Ну, пошли, нагрузим вместе тележку. Можешь, а?
В ответ Мэриет распрямил плечи, сделал глубокий вдох и решительно освободился от тонкой руки, все еще обнимавшей его.
— Я готов! — изо всех сил стараясь говорить тем же веселым деловым тоном, каким он звал всех к угольной площадке, заявил Мэриет, выскочил из ямы и принялся быстро укладывать дрова на тележку.
Марк, не спуская глаз с Мэриета, последовал за ним и, несмотря на соблазн, не нарушил собственный приказ и ни разу не взглянул на ужасную находку, обнаруженную среди углей и пепла. Однако, пока они трудились, молодой монах то и дело посматривал на край площадки, где заметил кое-что, тоже дававшее повод для раздумий. Слова, которые он собирался сказать Мэриету, когда грабли обрушили лавину земли, листьев и веток, он так и не произнес.
Они погрузили свои трофеи, и дров было столько, что поверх них уже не оказалось места для маленького калеки. На обратном пути Мэриет нес его на спине, пока ручонки, обхватившие его шею, не обмякли — ребенок задремал. Тогда юноша переложил свою ношу себе на грудь, так, чтобы голова мальчика с волосами, похожими на кудель, покоилась у него на плече. Груз Мэриета был легким, от него было тепло на душе. А вот невидимый, неизмеримо более тяжелый груз холодил, как лед. Так думал Марк, наблюдая за своим помощником. Однако спокойствие Мэриета было незыблемым. Миг слабости прошел, и впредь такой оплошности не случится.
Они дошли до приюта святого Жиля. Мэриет внес мальчика в дом и вернулся, чтобы помочь втащить тележки по небольшому склону к сараю, куда складывали дрова; потом по мере надобности их будут колоть и пилить.
— Я пойду сейчас в Шрусбери, — сказал Марк, пересчитав своих цыплят, благополучно вернувшихся в курятник, усталых и радостно возбужденных после удачного похода.
— Хорошо, — отозвался Мэриет, не оборачиваясь, продолжая укладывать дрова в аккуратную поленницу. — Понимаю, кому-то надо идти.
— Побудь с ними. Я вернусь, как только смогу.
— Конечно, — ответил Мэриет. — Все хорошо. Они очень довольны. Это был отличный день.
Дойдя до сторожки аббатства, брат Марк заколебался. Его естественным побуждением было рассказать сначала обо всем брату Кадфаэлю. Конечно, полагалось бы поскорее увидеть людей шерифа, представляющих в графстве королевский закон, но ведь Кадфаэль поручил Мэриета ему, Марку, да и сам он был совершенно уверен, что страшная находка каким-то образом связана с Мэриетом. Шок, который тот испытал, был искренним и сильным, то, как отреагировал юноша, могло означать только одно — это касалось его лично. Мэриет ни о чем не догадывался, он даже подозревать не мог, что ему суждено обнаружить, но, без сомнения, понял, что нашел.
Пока Марк в нерешительности топтался под аркой ворот, его нагнал брат Кадфаэль: перед вечерней его послали в предместье к одному старику, маявшемуся болезнью груди. Кадфаэль хлопнул Марка по плечу, и тот, обернувшись, увидел, что милостью Господней его сомнения сами собой разрешаются. Марк благодарно вцепился в рукав Кадфаэля и попросил:
— Брат Кадфаэль, пойдем со мной к Берингару. Мы нашли в Долгом Лесу нечто ужасное. Это дело для него. Я уж тут стал молиться, чтобы ты подошел. Мэриет был со мной — это как-то затрагивает Мэриета …
Кадфаэль пристально посмотрел на Марка, взял его за руку, повернул, и они быстро направились в сторону города.
— Пошли-пошли, и пока можешь помолчать, расскажешь все один раз. Я вернулся раньше, чем меня ждали, и могу задержаться еще на час-два ради тебя и Мэриета.
Так вдвоем они и пришли в дом близ церкви святой Марии, где Хью Берингар жил со своей семьей. По счастью, освободившись от дневных трудов, Хью к ужину приехал домой. Он тепло приветствовал монахов, и у него хватило такта не предлагать брату Марку отдохнуть и перекусить раньше, чем он облегчит свою душу рассказом. Что Марк и сделал, очень аккуратно выбирая слова. Он осторожно следовал от факта к факту, как будто ступал по камням, переходя бурный поток.
— Я окликнул его, потому что с моей стороны кучи дрова прогорели, ветер отнес пепел до самых верхушек деревьев, и ближайшие ветки были подпалены, листья на них стали коричневыми и сморщились. Значит, огонь погас совсем недавно. Я и хотел обратить его внимание на это. Подпалены и стали коричневыми листья этого года, и пепел еще серый, ему всего несколько недель. И Мэриет охотно пошел, но на ходу не выпустил грабли, а поволок их за собой: он хотел стащить верхушку кучи, там, где не прогорело. Вот и устроил настоящий обвал из дров, земли и листьев, и эта штука выкатилась со всем прочим к нашим ногам.
— Ты видел все отчетливо, — мягко сказал Хью. — Опиши, пожалуйста, что это такое.
