— Как твое имя? — спросил Хью настолько мягко, что человек, застыв, уставился на него, боясь поверить, что к нему обращаются таким тоном.
— Как люди зовут тебя? — терпеливо повторил Хью.
— Харальд, милорд. Меня зовут Харальд. — Раздался звук, похожий на перестук костей скелета, и хрип, низкий, сухой и слабый, — у человека был кашель, который все время мешал ему говорить. А имя у него было такое же, какое некогда носил король, и было это на памяти еще поныне живых стариков, таких же светловолосых, как этот несчастный, сидевший перед Хью.
— Расскажи мне, откуда у тебя кинжал, Харальд. Ведь это оружие богатого человека. Да ты и сам, наверное, понимаешь. Посмотри, как искусно он сделан и украшен драгоценными камнями. Где ты нашел его?
— Я не крал, — проговорил несчастный, дрожа, — клянусь! Его выбросили, он никому не был нужен…
— Где ты нашел его? — спросил Хью чуть резче.
— В лесу, милорд. Там есть место, где жгут уголь. — Он описал поляну, заикаясь и моргая, стараясь многочисленными подробностями убедить в том, что говорит правду. — Там был погасший костер. Я брал иногда оттуда дрова, но жить так близко от дороги я боялся. Нож лежал в золе, его потеряли или выбросили. Он никому не был нужен. А мне нужен… — Он затрясся, глядя на бесстрастное лицо Хью полными ужаса светлыми глазами. — Я воровал, чтобы только не умереть с голоду, милорд, клянусь.
Наверное, к тому же он был не очень удачливым вором, поскольку дошел до крайней степени истощения, и непонятно было, как он вообще еще жив. Хью глядел на него с интересом, строго, но не слишком сурово.
— И давно ты в бегах?
— Вот уже четыре месяца, милорд. Но я никогда не убивал и воровал только еду. Нож нужен был мне для охоты…
«А, ладно, — подумал Хью, — обойдется король без одного-другого оленя. Этому бедняге они были нужнее, чем Стефану, и по справедливости Стефан должен бы сам отдать их ему». Вслух Хью произнес:
— Человеку не прожить в лесу теперь, когда пришла зима. Тебе лучше побыть какое-то время тут у нас, Харальд. И кормить будут тебя каждый день, хоть и не олениной.
Хью повернулся к сержанту, настороженно прислушивавшемуся к разговору:
— Запри его. Дайте ему одеял, пусть завернется. И последи, чтобы он поел, но не слишком много для начала, а то набросится и умрет тут у нас. — Хью знал, что такие случаи бывали среди несчастных, бежавших при штурме Ворчестера в прошлую зиму: одни погибали от голода на дорогах, другие умирали, объевшись, когда оказывались под чьим-либо кровом. — И обращайся с ним хорошо! — крикнул Хью, когда сержант грубо схватил пленника за руку и потащил к выходу. — Ему не выдержать плохого обращения, а он мне нужен. Понятно?
Сержант понял слова Хью так, что здесь у них убийца, которого искали и который должен остаться жив, предстать перед судом и принять заслуженную смерть. Он ухмыльнулся и ослабил хватку.
— Я понял тебя, милорд.
Они ушли; стражник отвел пленника в надежно запирающуюся камеру, где Харальду, нарушителю закона, сбежавшему виллану, у которого, несомненно, были серьезные причины бежать, будет не так холодно, как в лесу, и где его станут кормить, пусть и грубой пищей, но за ней не придется охотиться.
Хью закончил свои повседневные дела в замке и пошел навестить брата Кадфаэля, который в своем сарайчике варил какое-то сильно пахнущее лекарство для смазывания старческих глоток во время первых зимних холодов. Хью сел на знакомую скамью, откинулся к обшитой деревом стене и взял из рук Кадфаэля кружку с его лучшим вином, которое тот приберегал для самых дорогих гостей.
— Ну вот, наш убийца сидит под замком, — объявил Хью и, глядя прямо перед собой, рассказал обо всем. Кадфаэль слушал внимательно, хотя, казалось, был целиком поглощен кипячением своего отвара.
— Чепуха! — произнес он наконец с презрительной усмешкой. Варево начало слишком сильно булькать, и он отодвинул его на край жаровни.
— Конечно чепуха, — охотно согласился Хью. — Несчастный парень, у которого нет ни тряпки прикрыть тело, ни корки хлеба — ничего, кроме имени, убивает человека и ничего не снимает с убитого, даже одежды? Они, похоже, одного роста, он бы раздел его догола и порадовался такому платью. А сложить в одиночку громадную кучу дров и засунуть туда этого священника? Даже если он знал, как надо складывать кучу для обжига угля, а я в этом сомневаюсь… Нет, это невероятно. Он нашел кинжал, именно так, как он говорит. Перед нами просто бедняга, которого замучил лорд. Видно, у хозяина была такая тяжелая рука, что Харальд сбежал. Он слишком робок или слишком уверен, что лорд будет его преследовать, и потому не рисковал войти в город и поискать работу. Он в бегах уже четыре месяца, выискивал еду, как мог и где мог.
— Похоже, тебе все ясно, — проговорил Кадфаэль, продолжая мешать свой отвар, который, попыхивая, оседал в горшке. — Что ты хочешь от меня?
— У моего парня кашель и гноящаяся рана на предплечье, — думаю, его укусила собака, когда он тащил курицу. Сходи полечи его и выуди из него все, что сможешь, — откуда он, кто его хозяин, каким владеет ремеслом. В нашем городе, как ты знаешь, найдется работа для всяких ремесленников, мы уже взяли нескольких, и к их пользе, и к нашей. Может, и этот пристроится.
— С радостью сделаю это, — сказал Кадфаэль и, обернувшись, хитро глянул на своего друга. — А что он может предложить тебе в обмен на еду и крышу над головой? И наверное, на кое-что из одежды? Хотя, по твоим словам, в нем дюймов побольше, чем в Хью Берингаре. Могу поклясться, Питер Клеменс тоже был на ладонь выше тебя ростом.
— Как и этот парень, — согласился Хью, улыбаясь. — Но по толщине я могу равняться двоим таким, как он сейчас. Да ты сам увидишь и, не сомневаюсь, осмотришь всех своих знакомых, чье платье подошло бы ему. А относительно пользы, которую он принесет мне за избавление от голодной смерти, — мой сержант уже рассказывает всюду, что дикарь попался, и, уверен, он не упустит случая рассказать и про кинжал. Нет необходимости пугать беднягу больше, чем он уже напуган, но если люди будут думать, что якобы преступник пойман и сидит за решеткой, то тем лучше. Все вздохнут свободнее — особенно настоящий убийца. А человек, потерявший бдительность, может, как ты сам сказал, совершить роковой промах.
Кадфаэль подумал и согласился. Пожалуй, все складывается неплохо — есть нарушитель закона, чужеземец, до которого никому нет дела и который обвиняется в преступлении, совершенном в здешних краях; все успокоились, и до того, как гости съедутся на свадьбу, впереди еще целая неделя.
— А ведь этот твой упрямец из святого Жиля знает, что приключилось с Питером Клеменсом, — серьезно проговорил Хью, — и не важно, приложил он к этому руку или нет.
— Знает, — отозвался Кадфаэль не менее серьезно, — или полагает, что знает.
Хью попросил аббата, чтобы тот разрешил Кадфаэлю сходить полечить узника, и монах в тот же день отправился через весь город в замок. Он нашел заключенного в камере, где было по крайней мере сухо, имелась каменная скамья, на которой можно было лежать, и одеяла, чтобы, завернувшись в них, чуть меньше ощущать жесткость ложа и уберечься от холода. Об этом, конечно, позаботился Хью. Когда открылась дверь, лицо Харальда на мгновение перекосилось от ужаса, однако появление бенедиктинца в рясе одновременно и успокоило узника, и привело в замешательство, а просьба монаха показать раны вызвала еще большее удивление, сменившееся трепетом надежды. После долгого одиночества, когда звук чужой речи мог означать лишь угрозу, у беглеца развязался язык, и он заговорил хриплым голосом, в котором слышалась благодарность: полился нескончаемый поток слов, похожий на поток слез, опустошивший несчастного. После ухода Кадфаэля узник вытянулся на скамье и погрузился в благодатный сон.
Прежде чем покинуть тюрьму, Кадфаэль зашел к Хью и рассказал обо всем, что узнал.
— Он кузнец, и, как говорит, неплохой. Вероятно, так оно и есть, потому что это единственное, чем он гордится. Тебе нужен такой? Я сделал ему на рану примочку из чернокорня и смазал порезы и царапины. Думаю, все заживет. Пару дней давай ему есть помалу, но часто, а то бедняга заболеет. Он откуда-то с юга, из-под Греттона. Говорит, что управляющий их лорда опозорил его сестру, и Харальд попытался отомстить за нее. Он оказался плохим убийцей, — произнес Кадфаэль, поморщившись, — и насильник удрал, отделавшись царапиной. Может, кузнец из него более умелый. Лорд жаждал его крови, и он бежал, — можно ли осудить беднягу за это?
— Виллан?
— Конечно.
— И его ищут, чтобы наказать. Ну, если они станут охотиться за ним в замке Шрусбери, это будет напрасная охота. Как ты думаешь, он говорит правду?
— Он слишком далеко зашел, чтобы лгать, — ответил Кадфаэль, — даже если парень вообще склонен лгать, а я думаю, он — простая душа, привыкшая говорить правду. Кроме того, моя ряса внушает ему доверие. У нас добрая слава, Хью, и дай бог, чтобы мы были достойны ее.
