Не стану рассказывать в подробностях все, что происходило дальше. Мне удалась моя задумка: атаковать самому и перевести бой в коридор на все сто процентов. Более того, у меня получилось ошарашить противника и даже напугать. В коридоре находилось человек двадцать, сбежавшихся на крик тюремных надзирателей, совершенно не готовых к получившемуся раскладу. Проскользнув в открытую дверь, я начал работать клинками, как никогда в жизни до этого. Кинжалом колол, тесаком резал, крутился, как юла. Эта толпа может и рада была бы отхлынуть от меня вглубь коридора, но из-за скученности это сделать было очень непросто. А я в полной мере пользовался их скученностью и растерянностью, вырезая их, как баранов, и прокалывая, как свиней. Ситуация для надзирателей усугублялась ещё и тем, что к ним постоянно прибывало подкрепление, которое, не разобравшись в ситуации, поддавливало толпу со спины, не давая отхлынуть. Я упивался этим боем и радовался, что уйду за кромку в большой компании. Прекрасно понимая, что из этого боя выхода, кроме как на тот свет, нет, выжимал из своего организма, что можно и что нельзя. Прекратилось все после единственного, прозвучавшего в замкнутом пространстве, оглушительного выстрела. Странно, что я его услышал, потому что сразу после этого потерял сознание.
Очнулся в знакомой камере, в которой провел уже немало времени, и сразу же чуть не потерял сознание снова от пронзающей каждую клеточку моего организма боли. Стараясь не шевелиться, попытался поочередно напрягать мышцы тела, чтобы, таким образом, понять состояние организма. Хоть и болело реально все, но при этом руки и ноги двигались, и ничего фатального я не обнаружил. Голова, правда, от малейшего движения буквально взрывалась болью. Пробыть в сознании получилось недолго. После того, как попытался попробовать подняться, в голове взорвалась сверхновая световая граната, и меня опять вырубило.
В состоянии овоща провел почти полторы недели. За это время не то, что встать (извините за подробности), в туалет нормально сходить не смог. Всё делал под себя. Провонял страшно. Похоже, мне досталось намного больше, чем я предполагал. То, что заработал сильнейшее сотрясение, это — непреложный факт. Тот выстрел, который я почему-то слышал, как раз и наделал дел. Пуля только чиркнула по макушке, но голову так тряхнуло, что в положении лежа пришлось прожить полторы недели. До этого все попытки встать заканчивались банальной потерей сознания. Несколько раз меня пытались покормить, но организм просто не принимал пищу. Да и воду получалось удержать в себе не каждый раз. За мной, наверное, присматривали, потому что, как только первый раз сумел встать на ноги, на другой день за мной пришли и повели в баню. Там как не странно, дали отогреться и попариться вволю. Никогда в жизни я так не кайфовал, как в этот раз. Отмылся не то что до скрипа, чуть кожу сам себе не содрал, отмывая многодневную грязь.
После бани мне даже выдали чистую одежду. Правда, одежда — одно название, но, зато чистая. Мои лохмотья, в которых я находился до этого, куда-то пропали. Предполагаю, их просто выбросили, слишком уж они провоняли.
Жалко, из обуви было только один сапог, очень некомфортно себя чувствовал босиком.
После бани выздоровление пошло семимильными шагами. Организм, наверное, решил ещё пожить немного, потому что появился аппетит, и даже каменные сухари шли за милую душу.
Дни шли за днями. Меня никто не трогал. Время определял только по бане. Меня водили в неё раз в неделю. Кормили, как на убой, по два сухаря в день, вприкуску с водой. От такого питания реально умереть не долго. Несмотря на такие условия, чувствовал себя довольно неплохо, хоть и стал похож на одетый скелет.
Могу ошибаться, но прожил я здесь приблизительно два с половиной месяца, когда все изменилось. Началось с того, что меня повели в баню вне графика, что удивило. Потом одежду в этот раз выдали хоть и простую, но качеством получше. И совсем уже в ступор вогнали едой. Меня покормили постной горячей кашей. После сухарной диеты, от которой изошел кровавым поносом, каша показалась пищей богов. Как не стал вылизывать тарелку, на радость врагам, сам удивляюсь. А я, действительно, сейчас воспринимаю всех окружающих меня людей, как врагов, и всегда готов вцепиться любому из здешних обитателей зубами в горло. Почему зубами? Потому что на что-нибудь другое просто не хватит сил. А вы попробуйте такое же время просидеть на подобной диете. Сразу поймете, о чем я. После еды меня повели в другую сторону от расположения камеры, ставшей родной. В комнате, куда меня привели, находился знакомый мне персонаж, которого я знаю, несмотря на то, что пересекаться с ним не приходилось. Да, что я? Думаю, его вся Россия знает. Встречал меня в комнате сам князь-кесарь Ромодановский со своей не маленькой свитой. Когда я вошёл, по всем писаным и неписаным правилам, я должен был поклониться. Не стал этого делать. Решил, будь — что будет, а перед этой гнидой спину гнуть не буду. Как вошёл, так остановился и уставился ему в глаза, пытаясь передать взглядом всю силу ненависти, которую только мог. Ведь это с его подачи я нахожусь здесь, даже, не зная, за что.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Думаю, он прекрасно все понял, глядя мне в глаза. А я тоже осознал, что живым мне эту крепость не покинуть. Несколько минут мы разглядывали друг друга молча. Я все ждал, когда кто-нибудь из его подручных попытается ко мне притронуться. Ведь такое неуважение не может остаться безнаказанным. Вот и ждал момента, когда надо будет вцепляться в горло. Не дождался. Сзади раздались гулкие стремительный шаги, и в комнату вошёл царь. Все присутствующие поклонились, я лишь слегка склонил голову. Я сознательно нарвался, да просто надоела такая жизнь, пусть уж повесят меня что-ли. Царь очень удивился такой встрече, но сказать ничего не успел. За него это сделал Меншиков, который спросил гневным голосом.
— Пошто не кланяешься, пёс смердящий?
Я, глядя в глаза царю, ответил:
— Перед державой голову склонил. Перед людьми, которые меня сюда заточили и даже не сказали за что, спину гнуть не стану.
Меншиков кинулся ко мне с каким-то криком, а я качнулся навстречу. Всё произошло настолько стремительно, что среагировать не успели ни стоящие у меня за спиной надзиратели, ни охрана царя.
Я промахнулся и не попал в горло. Вместо того места, куда целил, вцепился зубами в нижнюю челюсть, ближе к щеке. Понимая, что второго шанса не будет, грыз изо всех сил, мотая головой из стороны в сторону и даже рыча при этом. Поначалу охрана пыталась разжать зубы, но у них ничего не получилось. Потому что я даже не откусил, а просто вырвал кусок мяса с лица Меншикова. Пытался дотянуться пальцами до его глаз, но не смог. Вернее, мои ослабевшие руки как раз и перехватил Меншиков, а вот то, что я его буду зубами рвать, он не ожидал. а что и поплатился. После того, как вырвал мясо из лица царского приближенного, сделать ничего не успел. Меня просто вырубили, ударив чем-то тяжёлым по голове. Очнулся я на площади перед адмиралтейством. Я лежал, распятый на низком деревянном помосте, можно сказать, почти на земле. Очнулся оттого, что меня облили ледяной водой. Вокруг стояла толпа нарядно одетых людей, над которыми возвышался царь, и что-то самозабвенно вещал. Уловил из его речи, только фразу о том, что вор украл у него деньги. Когда до меня дошёл смысл сказанного, я просто расхохотался и громко крикнул:
— Врешь, мне на комплектование эскадры не выделили ни одного рубля.
Это все, что я успел сказать. По моей многострадальной голове опять прилетело, и свет потух.
В очередной раз очнулся от сильнейшей боли в руке. Я лежал, распятый все на том же помосте, и мне кувалдой только что раздробили руку. Царь увидел, что я очнулся, взмахом руки остановил поднявшего для очередного удара ката и громко сказал:
* * *
— Ты думаешь я не понял, что ты ищешь смерти? Нет уж, ты будешь жить! Сколько? Не знаю. Тебе поломают руки с ногами и оставят здесь подыхать. Более того, тебя даже кормить будут, как собаку. Посмотрим, сколько ты протянешь.
