— Макс, но мы не можем бросить своих товарищей!
— Глория и Флора наверху. Ваши товарищи ожидают вас в лифте. Я сделал все, что мог.
— Макс!
— Прощайте, командир, — Макс отвернулся. — Не мешайте, мне надо подобрать баллоны и маску.
…Джон Глэй первым заметил мелькнувшую возле самолета тень. Отодвинув герметизирующие задвижки, приоткрыл форточку; кто-то еле слышно постукивал под фюзеляжем, где находился люк технического отсека.
— Вуд! — окликнул Джон Глэй. — Возьми автомат и отправляйся к самолету.
— Что-нибудь случилось? — Вуд лениво поднялся, повесил на рычаг трубку телефона, нехотя взял автомат.
— Их больше, чем я предполагал, — Джон Глэй вытер со лба пот. — Сейчас они проникнут в технический отсек, затем в кабину. Вуд, надо успеть прежде, чем они запустят моторы.
— Кто сможет запустить моторы, если пилоты нежатся со своими возлюбленными? — равнодушно возразил Вуд.
— Включи прожектор, идиот! — закричал Джон Глэй. Они уже в кабине!
Вуд включил прожектор. Ослепительно сверкающий луч упал на взлетное поле, поднялся выше. Джон Глэй увидел, как дрогнули, а затем стремительно завращались воздушные винты самолета. Донесся усиливающийся рокот моторов. Вуд выбежал из будки.
— Стреляй по кабине, Вуд! По кабине! Не давай им развернуться! — кричал не успевающий за ним Джон Глэй. Пробежав несколько шагов, он почувствовал, что задыхается. Остановился, пытаясь достать пистолет. Пальцы не слушались. — Стреляй, Ву-уд! — прохрипел Джон Глэй.
Внезапно боковая дверь самолета открылась, из нее выскользнула тонкая женская фигурка.
— Глория! — узнал Джон Глэй.
Да, это была она, и она преградила путь бегущему Вуду.
Самолет сдвинулся с места. Вуд растерялся. Его поразило, что женщина не убегала, а шла навстречу. Ветер от винтов развернувшегося самолета развевал ее волосы. Вуд поднял автомат, выждал, когда женщина подойдет ближе, и нажал на спусковой крючок.
Джон Глэй не расслышал выстрелов. Нечто более страшное отвлекло его внимание. Погас прожектор, как видно, отказала система энергоснабжения, но в центре Райского оазиса, там, где находился завод, возникло, ширилось, поднималось вверх какое-то новое свечение; вначале бледно-желтое, оно постепенно окрашивалось в более яркие тона — и вот, в черном, взметнулись алые круто изогнутые языки пламени.
Самолет пронесся над горящими складами завода, развернулся, прощально покачал крыльями.
Джон Глэй не знал, с кем прощается Вандерберг, но осознал своим гипертрофированным умом, что все кончено; идея тотального разрушения уничтожила его самого. Он проводил безумным взглядом плывущие в небе звездочки аэронавигационных огней, поднял пистолет на уровне своего виска и выстрелил.
— Командир, начинается рассвет, — сказал второй пилот.
— Да, француз, начинается рассвет, — неровным голосом откликнулся Вандерберг. — Мы правильно держим курс, англичанин?
— Разве вы забыли наши имена, командир? — штурман обиженно пожал плечами. — Я тоже рисковал своей жизнью!
— Каждый из нас рисковал жизнью для своего собственного народа, все вместе — ради всех живущих на земле, — отрезал Вандерберг.
— Понятно, командир, — штурман оглянулся. — Русский и девчонка смотрят в иллюминатор… Она, что, никогда не летала, на самолете? Держится за русского, как за спасательный круг. — Лицо Вандерберга исказила странная гримаса.
Поднимающееся из-за горизонта солнце окрасило облака в нежно-розовый цвет. Под крылом самолета проплыло бирюзовое озеро, темно-зеленый лес. Самолет, изменив курс, пошел на снижение.
— Люди, наденьте маски! — внезапно раздался громкий голос Вандерберга. — Дым… Я ничего не вижу из-за дыма… Будь прокляты эти дымы!
— Командир, что вы делаете? — второй пилот потянул штурвал на себя. — Вы вводите самолет в пикирование!
— Будь прокляты эти дымы! Оденьте маски!
— Юргин, помогите мне! — закричал штурман, пытаясь оторвать руки Вандерберга от штурвала. — Быстрее!
Юргин бросился к кабине.
Самолет пронесся в нескольких метрах над трубами медеплавильного завода, над крышами городских домов, со скольжением потерял высоту, выровнялся у самой земли и мягко коснулся бетонной полосы.
Второй пилот, подчиняясь сигналам стоящего на земле человека, остановил самолет рядом с черными автомашинами, возле которых уже толпились представители прессы. Штурман выпустил трап.
Игорь Подгайный
СУВЕНИР
Сувенир — художественное изделие, какой-либо предмет как память о посещении страны, города и т. д., а также о ком-либо.
I
Теперь-то я совершенно точно знаю, с чего все началось.
Но для этого пришлось накопить, как говорят кибернетики, определенней банк данных. Потребовалось время, чтобы спокойно и непредвзято осмыслить те ситуации, в которых довелось нам побыть и выбраться, что называется “сухими из воды”, понадобились встреча с Евгением…
Познание — это еще не есть знание. А само знание не всегда является плодом аналитического мышления, подчас основную роль играет слепой случай. В этой истории ключом к пониманию событий и, в конечном счете, к непредсказуемому финалу также послужила совершеннейшая случайность.
Отпуск, как правило, я стараюсь проводить в горах, твердо будучи убежден, что только здесь можно снять накопившиеся нервно-стрессовые нагрузки и хорошенько припугнуть пресловутую гиподинамию. На этот раз мы вместе с моим старинным приятелем, довольно известным в республике геологом Виктором Ш., решили добраться до высокогорного озера Сары-Челек.
Я там еще ни разу не был, а, кроме того, меня интересовали слухи о каком-то загадочное существе, виденном, якобы, в тех краях местными старожилами.
Виктор, вдоль и поперек исходивший весь Тянь-Шань, предложение поддержал в свойственной ему манере:
— Нечего таскаться невесть куда, у себя под носом чудес хватает.
На осторожно высказанное сомнение, будет ли ему интересно вновь пойти уже хожеными путями, он только хмыкнул и пробормотал что-то насчет разницы между рисовой кашей и узбекским пловом. Под последним он подразумевал, по-видимому, отпуск…
Наш зеленый “Москвич” с натугой карабкался по тугим спиралям круто уходившего вверх серпантина головокружительной трассы. С обеих сторон блекло-серое полотно дороги и сбегающую вниз горную речку тесно сжимали каменные громады.
Кое-где на крохотных пятачках ровной земли зацепились разноцветные домики пчелиных ульев, иногда сиротливо чернела одинокая юрта. Там и сям на крутых склонах маячили аккуратные зеленые ленточки. Это сборщики лекарственных трав сушили на солнце срезанную эфедру.
До знаменитого туннельного перевала Туя-Ашу было еще довольно далеко, когда Виктор свернул машину в неожиданно открывшееся за скальным выступов узенькое, но все же какое-то чрезвычайно светлое и радостное ущелье. На дне его звенел и плескался прозрачный пенистый ручеек. Плохо накатанная дорога-тропа тянулась вдоль его береговых откосов, скрываясь в густых зарослях барбариса и облепихи.
— Чон-Мазар, — сказал Виктор. Но я уже и сам догадался, куда нас занесло: слишком много был наслышан об этом удивительном, практически бесснежном во все времена года урочище. Тем не менее это меня несколько озадачило, так как его посещение не входило в план нашего маршрута. Виктор как будто уловил мое недоумение: “Поедем, покажу тебе карстовые пещеры. Обитателю равнин это всегда интересно”.
Помнится, я еще подумал, что, очевидно, у него имеется какой-то свой профессиональный интерес, но спрашивать не стал: захочет, сам скажет, нет — и так увижу.
Между тем наше не очень мощное транспортное средство, переваливаясь с камня на камень, добралось наконец до огромной гранитной глыбы, свалившейся откуда-то сверху — и напрочь закупорившей проезжую часть.
— Перст судьбы, — выдвинул я гипотезу, оглядываясь как бы поудобнее развернуться. Но Виктор мои философские изыскания никак не воспринял. Среди вещей он разыскал свой объемистый, неизвестно чем нашпигованный рюкзак, сунул мне в руки геологический молоток, сумку с продуктами и молча двинулся в обход каменного препятствия Мне ничего другого не оставалось как последовать за ним, громко негодуя на его черствость и сухой геологический профессионализм, мешающий спокойному созерцанию ландшафта.
После трехчасового лазанья по скалам мы забрались в какую-то дикую расщелину, без единою кустика, без следа даже чахлой травинки. Честное слово, своей безжизненностью она удивительно напоминала лунный пейзаж. Голые базальтовые скалы, тягучие осколочные осыпи и камни, камни, камни. Были правда, еще две небольшие пещерки, темные и мрачные, и больше, пожалуй, ничего, заслуживающего внимания. По крайней мере, на мой взгляд, так как Виктор вооружившись молотком, полез колотить им скалы и делал это со сноровкой завзятого молотобойца. В конце концов мне все это изрядно надоело, и я решил заняться нехитрыми хозяйскими заботами: выбрал ровную площадку и застелил ее куском брезента — подготовил стол. На середину его вытряхнул банки, склянки, мешочки с продуктами. Все это старательно раскидал по брезенту и побрел собирать топливо для костра. Легко сказать — собирать, попробуй найти дрова там, где ничего не растет.
