— Я сама справлюсь! — спешу сообщить всем, что в помощи не нуждаюсь.
Скрываюсь за увесистой дверью примерочной, облегченно выдыхаю, когда оказываюсь одна, скрываюсь от настойчивых и требовательных взглядов.
Все было бы хорошо, но не учла одну деталь, сама явно не смогу справиться с этим корсетом, одной мне никак не распоясать его, раздраженно пытаюсь дотянуться до узла на своей пояснице, но ничего не выходит. Только лишь путаюсь в платье, этом нескончаемом количестве расшитого кружевом шифона. Вздрагиваю, когда чьи-то массивные ладони ложатся поверх талии, требовательно ее сжимают, а после мою шею обдаёт горячим, ментоловым дыханием.
— Чшшш, не двигайся и не кричи!
Глава 19
— Чшш… не двигайся и не кричи! — тело моментально покрывается мелкой россыпью предательских мурашек, уверена, что от мужского проницательного взора эта непроизвольная реакция моего молодого тела остаётся не скрытой.
Слишком порывисто реагирую на него, на его присутствие, на неожиданно горячие и такие чувственные прикосновения. Ну что я могу с собой поделать? Совершенно ничего! Стыдно, что до сих пор продолжаю реагировать на Громова-старшего, а ещё и как! Судорожно сглатываю, провожу языком по пересохшим губам, прикрываю глаза, когда изящные, длинные пальцы едва уловимо касаются моих шелковистых, ниспадающих густой россыпью по спине волос, собирает в тугой жгут, перекидывает их через плечо, открывая вид замысловатого корсета продолжающего непростительно сильно стягивать мой хрупкий стан, постепенно лишая необходимого кислорода, давя тугими оковами на грудную Ладони проходятся по моим заострённым плечам, медленно очерчивая их, ловкие пальцы продолжают порхать по изгибу изящной шеи, прикасаясь мягкими фалангами к разгоряченной, бархатной молодой коже, задерживаясь на вздымающейся артериальной венке, будто отсчитывая мой участившийся пульс.
— Виктор…, — проговариваю на одном рваном выдохе, — Александрович! Вам, действительно нужно уйти! Кто-то может зайти проверить меня, могут застать нас и подумают черти что! У нас будут проблемы!
— Ничего никто не подумает! Потому что никто не зайдёт! — Виктор будто отказывается что-либо слушать, аккуратно поддевает пальцами атласные ленты, которые сплетены в незамысловатые, извилистые линии корсета, — я просто помогу и уйду!
— А может я сама справлюсь? — пытаюсь отстраниться, но меня перехватывают и прижимаю теснее к себе.
— Не двигайся, Катерина! — шепчет он томным, хрипловатым голосом.
Замираю, не двигаюсь, тяжело дышу, грудь часто вздымается. Громов — старший склоняется ко мне, горячее дыхание трогает обнаженную воспалённую кожу шеи, сглатываю образовавшийся ком застрявший в горле, слюна моментально становится вязкой, а ноги подкашиваются, если бы сильные руки не поддерживали меня, то твёрдая поверхность под ногами точно испарилась в одночасье, нарушая мой баланс и равновесие. Наклоняется непростительно близко ко мне, прижимается вплотную, ведёт носом по чувствительной шее, вдыхает аромат, исходящий от меня, шумно выдыхает. Сильные пальцы сжимаются на талии, Виктор утыкается лбом в мой затылок, часто и прерывисто дыша.
— Ты будешь очень красивой невестой! Самой красивой! — выдыхает в мою макушку, волосы на загривке встают дыбом.
— Самой красивой? — ехидно кривлю губы в улыбке, — а как же ваша невеста? Не должны ли Вы, Виктор Александрович, считать только ее самой красивой женщиной?
Мужчину как обдаёт огнём, он резко отстраняется, лицо искажается в разгневанно-страдальческой гримасе.
— Ну что вы, Виктор Александрович, заканчивайте то, что начали! — уже сама делаю решительный шаг в его сторону, — или Вы привыкли бросать все на начальном этапе? Входит в привычку какую-то! Или это со мной только так?
— Екатерина, я не понимаю, о чем вы!
— Серьезно? — раздраженно поджимаю губы, — что за глупые игры? Взрослый мужчина, а ведёте себя, как молодой мальчишка!
— Я, — не даю ему вставить и слово, приближаюсь вплотную, веду ладонями по напряжённой груди, приподнимаюсь вверх, вглядываюсь в глаза, — кто-то может зайти!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Чшшш… — провожу большим пальцам по контуру его губ, — никто же не зайдёт!
Сам хотел поиграть! Получай фашист гранату!
Виктор напрягается ещё больше, пытается отступить, но плотно запертая дверь выступает в качестве непреодолимого препятствия, лишающегося всякого шанса на отступление. Его глаза бегают из стороны в сторону, кадык дергается вверх — вниз.
— Ну что же Вы, Виктор Александрович, не переживайте так! Я всего-то…, — тянусь вперёд, хочу наконец-то коснуться его манящих, пухлых губ, прикрываю глаза и провожу кончиком языка по нижней губе мужчины, — Ты же сам этого хочешь!
Сама будто мурлычу, как довольная кошка трусь о напряжённое тело своего хозяина, носом веду по щетинистой щеке, очень медленно чтоб насладиться каждой выпавшей минутой сладострастного мучения. А после срываюсь окончательно, завожу руки за шею Виктора, скрепляю пальцы в замок, подаюсь вперёд и накрываю его губы своими в жарком пробуждающем поцелуе. Громов все такой же напряженный, не отвечает на ласку, но самообладание растворяется окончательно, стоит только углубить поцелуй, кончиком своего языка коснуться его. И все полетело куда-то в преисподнюю. Виктор будто изголодавшийся зверь сгребает в охапку, подхватывает на руки, впечатывает в бетонную стену, неистово поглощает меня, будто пытается высосать всю жизненную энергию. Остервенело исследует тело руками, а губами творит вообще что-то невообразимое, покрывает мучительными поцелуями открытые участки кожи, целует так, как в ту самую ночь. Бесстыдно, порочно и жарко. Без малейшей возможности для высвобождения.
Мы сошли с ума, просто окунулись в греховный потусторонний мир, сами загоняем друг друга в темную бездну. В любой момент может кто-то войти и застукать нас! И это будет сенсация века! Искромётные заголовки будут пестреть яркими заголовками и афишами. «Отец увёл невесту у родного сына», «Бесстыдная девица решила поиметь сразу же двоих Громовых!»
Прекрасно понимаю, что Нам. Нельзя! Все может закончиться плачевно для обоих, но не решаюсь, просто не могу оторваться от таких необходимых, желанных и требовательных губ, оттолкнуть от себя обезумевшего мужчину и привести его в чувства, образумить!
Глава 20
Поцелуи становятся с каждой минутой настойчивее, губы припухают и покалывают от требовательного натиска. От непривычки! Все настолько крыше сносно и забвенно! Плавлюсь в крепких объятиях, мы просто сливаемся воедино. Забываем обо всем вокруг!
Виктор настойчиво ведёт ладонями по идеальным изгибам, трогает, касается так распаляющее. Все тело превращается в оголенный нерв. Низ живота обдаёт уничтожающим, никого не щадящим огнём. От настойчивых прикосновений ощущаю, что не просто увлажняюсь, а по-настоящему теку, в прямом смысле этого слова, как неиссякаемый Ниагарский водопад. Трусики промокли насквозь, нестерпимый внутренний зуд начинает раздражать. Хочется большего, чтоб Громов — старший коснулся меня в области бушующего источника желания. Прерывисто дышу, опаляю горячим, сбивчивым дыханием мужскую шею, льну к ней губами, покрываю мучительно- медленными поцелуями. Трусь о стальное тело, ощущаю как увесистый бугорок в штанах становится тверже. Больше не могу и не хочу идти против себя, забываю обо всем, меня поглощает необузданная, неизвестная мне ранее страсть.
Просто горю, воспламеняюсь. Умираю в жарких, уничтожающих муках! Внутренний зверь истошно кричит, разрывает изнутри, вопит о скорейшем высвобождении. Виктор будто чувствует мою внутреннюю борьбу, мои терзания. Отстраняется, ставит на твёрдую поверхность ногами, резко разворачивает к себе спиной и совсем не тратит время на развязывание тугих лент и расстёгивание маленьких, выстроенных в прямой ряд жемчужных бусин. Рвёт с виду прочный корсет, от жестких, усиленных попыток он трещит по швам, а пуговицы отлетают в разные стороны звонко падая на керамический пол примерочной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Подмечаю в очередной раз, какой же Виктор — сильный Мужчина!
