– Хм… – протянул Грош, с наслаждением нюхая дымящуюся колбаску. – Хочется надеяться, что наше путешествие еще не кончилось…
– Ты хочешь сказать – тебя уже не пугает, в какую мерзкую зависимость мы попали?
Грош задумался, с хрустом откусывая и жуя, и сказал с набитым ртом:
– Не-а… Я тут подумал: раз мы так нужны этому отцу Себастьяну, значит, этим надо пользоваться.
– О чем это ты?
– Ну, можно оказать одну ценную услугу, другую – и стать незаменимым. Глядишь – мы еще на этом карьеру сделаем!
– Как этот воришка Заг?! – возмутился я. – Кстати, ты не думаешь, что он прячется вон в том колодце и слушает твои далекоидущие замыслы?
– Пусть слушает! – легкомысленно отозвался Грош. – Зато у нас костер, музыка и вкусная еда… Свидрик, ты чего не ешь?
Решив, что с таким аппетитом моего приятеля я могу остаться голодным, я отложил лютню и мигом перебрался к костру.
Слопав колбаски, мы переглянулись и, не сговариваясь, полезли в мешок с продовольствием. Жареная вкуснятина лишь разбудила аппетит, к тому же давали о себе знать многие часы пути. На свет костра были извлечены: большая чесночная лепешка, кусок козьего сыра, две вареные картофелины, огромная шелушащаяся луковица, завернутый в тряпицу шматок сала, недоеденная половина жареной утки. Последним был извлечен запечатанный кувшинчик с подозрительной брагой, приобретенный в одной из деревушек, открывать который пока мы не решались.
Вмиг припасы были сметены, и мы откинулись на бок, переводя дух и осоловело поглядывая на кувшинчик.
– Все, – проговорил Грош. – Пути назад отрезаны: мы уничтожили запасы.
– Да… – только и нашел я, что сказать.
– Теперь только вперед – на разграбление хуторов и сел, – сказал Грош.
– А если там уже не будет людей? – спросил я. – Кого ты будешь дурить в карты, кому я буду играть на лютне? Кого грабить, в конце концов?
– Будем охотиться, – сказал Грош.
– Что-то я не видел вокруг никакой живности…
– Ну, у нас остается еще один вариант: кинем жребий!
– Что-то я не понял…
– Чего ж тут непонятного: кому выпадет жребий – того второй и съест…
– Послушай, Грош, ты славный малый, но кидать жребий с тобой – все равно что прыгать со скалы, надеясь по пути за что-нибудь зацепиться!
– Спасибо, друг Свидрик, что ценишь мой талант… А не откупорить ли нам этот кувшин?
– Не вижу причин, отчего не откупорить…
Вскоре мы поняли, что в кувшинчике прятался настоящий джинн: не осушив его и наполовину, мы были уже изрядно навеселе. Тьма и бесконечность ночи уже не пугали нас, и будущее не казалось столь мрачным и безысходным. А дружеская беседа хороша всегда – даже в ночь накануне казни.
– А скажи-ка, друг Грош, о чем ты мечтаешь в этой жизни? – спросил я, настраивая лютню. Странное дело – та никак не желала настраиваться, да и струн теперь было вдвое больше!
– О собственном замке с подвалами, полными золота, роскошными залами, картинами, бегающими всюду породистыми собаками, снующими туда-сюда поварами и собою, сидящим у огромного камина, с кубком доброго вина, в окружении томных красавиц, – без запинки выложил Грош.
– Неплохо, – отозвался я. – Особенно мне понравилось последнее…
– А каковы твои мечты, друг Свидрик? – спросил Грош, передавая мне кувшин.
Я задумался.
Странное дело: у меня в голове всегда было столько дум и мечтаний, но ни про что я не мог сказать, что это – моя настоящая мечта. Я даже позавидовал Грошу – уж он-то точно знает, чего добивается в этой жизни. Ведь для меня даже слава великого поэта была всего лишь дорогой к чему-то неуловимому, далекому, как чиркнувшая небо звезда…
Я сам не заметил, как пальцы настроили лютню и стали выводить грустную мелодию, а губы – выговаривать слова, что сами собой складывались в строки.
Вдвоем мы с другом держим путьИдем к плечу плечо.Мы делим радости и грусть,Нам вместе страшно и смешно, прохладно, горячо!
Деремся за троих вдвоемИ пьем за пятерых.Друг друга из беды спасемИ удираем мы вдвоем, крича за семерых!
Одним путем наш челн плывет,И вроде не свернуть…Но кто из нас куда придетИ первым кто из нас двоих закончит этот путь?..
Взор мой затуманился, меня стало клонить ко сну…
Но что-то заставило чаще биться сердце, разом прояснив помутневший от хмеля рассудок. Я медленно отложил лютню, протер глаза…
Нет, мне не показалось! Там, в темноте, по невидимому во мраке следу упавшей звезды, прямо в нашу сторону медленно плыло бледное сияние.
– Грош… Грош! – дрожащим голосом позвал я.
Ответа не последовало: мой друг спал счастливым и беззаботным сном пьяницы, вздрагивая и улыбаясь во сне.
Мне же было не до улыбок: я остался один на один с загадочным явлением, а по моему опыту загадочные явления в Невендааре редко сулили что-то хорошее.
Мелькнула даже мысль – сбежать отсюда. Но руки и ноги слушались плохо, да и явилось отрезвляющее чувство стыда: ведь мой друг Грош в минуту опасности не бросил меня!
Так я и остался сидеть неподвижно, глядя на приближающееся таинственное свечение и вознося молитвы Всевышнему, а также всем богам и духам, покровительствующим этой местности…
Тем временем свечение незаметно расползлось в стороны, выхватив из мрака торчащую в отдалении кладку колодца и редкий кустарник…
И тут я увидел ЕЕ.
…Чем больше я силюсь вспомнить ту ночь, свои чувства и мысли, тем больше путаюсь в собственных воспоминаниях. Это неудивительно: много ли достоверного может рассказать человек о встрече с самым прекрасным, что когда-либо было в его жизни? А в моей жизни было немало. Но ничто так и не сумело затмить той единственной встречи – под высохшим деревом, посреди спящей степи…
– Я слышала музыку… – робко сказала она.
Рассудок мой помутился: никогда в жизни я не слышал более прекрасного голоса. Уже он один может заставить мужчину бросить все и отправиться странствовать в тщетном желании вновь услышать его…
Но я и без того был странником и в странствиях своих нашел этот чудный голос, это неземное лицо, волосы, шею…
Неземная… Это единственное слово, что подходило, чтобы описать ее. Все прочие слова бледнели, просто оскорбляли ее сущность… О, дай мне силы, Всевышний, чтобы вынести эту невероятную красоту!
– Это ты пел? – спросила она.
Я поморгал, пытаясь понять, не снится ли мне все это, и ответил:
– Я…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
