Жуткая боль рванула плечо, и я очнулся. Весь в холодном поту, с бешено прыгающим, неровно, словно на ухабах, сердцем. Превозмогая боль, я положил ладонь на грудь в область сердца, и она затрепыхалась под его ударами.
"Вот так зарабатывают инфаркты", - безразлично пронеслось в голове.
Подождав, пока сердце немного утихомирится, я, кряхтя как столетний дед, встал и побрёл в ванную комнату. То, что я увидел в зеркале, заставило меня отшатнуться. Куда там вчерашнее сравнение с натурщиком распятого Христа! Вчерашний я был по сравнению со мной сегодняшним просто красавчиком. Даже давешний бомж со своей вонью рядом со мной выглядел аристократом. Мылся я вчера в угаре после драки и, естественно, как следует этого сделать не смог. Мало того, там, где я прошёлся пемзой, краснела опухшая кожа, и грязно-красная пятнистость по всему телу производила отталкивающее впечатление, будто я заразился какой-то экзотической и явно инфекционной болезнью.
К счастью, воду уже дали. Я нагрел тазик и уже в этот раз вымылся не торопясь и основательно. От горячей воды и медленных движений боль в плечевых суставах постепенно притупилась и хоть совсем не ушла, но теперь я чувствовал себя достаточно сносно.
Осмотр одежды, разбросанной на полу в коридоре, произвёл тягостное впечатление. В таком замызганном виде её не принял бы и старьевщик. Рубашку, конечно, можно было попытаться отстирать, а вот костюм и плащ, похоже, пропали безвозвратно. Развесив одежду на лоджии для просушки потом решу, что делать, - я напялил на себя свитер, старенькие джинсы и поплёлся на кухню.
Открыв холодильник, я застыл в ступоре. Холодильник был девственно пуст. Исчезли не только деликатесы татьяниного сухого пайка, но даже постное масло и кошачья колбаса.
"Бедная Шипуша, - подумал я, - чем же тебя теперь кормить?"
И тут страшное предчувствие закралось в душу. Соскучившись одна в пустой квартире, кошка постоянно тёрлась у моих ног, а ночью забиралась ко мне в постель. Запоздало пришло понимание, что этой ночью я спал один и с утра её не видел.
- Шипуша! - с замиранием сердца позвал я, но обычного в таком случае взмуркивания, переводимого мною как "Чего надо?", не услышал.
Первым делом я заглянул за холодильник, а затем полчаса тщательнейшим образом обследовал всю квартиру, в то же время сердцем понимая тщетность своих усилий. Шипуши нигде не было. Неожиданно я вспомнил, как вчера ночью, возвращаясь домой, наступил во дворе на кошку. Тогда я ещё удивился - что это за кошка, которая в темноте ни черта не видит? Теперь я понял, кто это был...
Выбежав во двор, я битый час обшаривал все кусты, зовя свою любимицу. Но так и не нашёл.
В угнетённом состоянии я вернулся домой. Уже давно заметил, что если случается какая-либо неприятность, то она никогда не бывает в единственном числе. Сломался будильник - значит, через день-два выйдет из строя телевизор или магнитофон. Метко отмечено житейской мудростью: беда идёт и за собой бедёнка ведёт. Вчера утром ушёл и не вернулся любимый мною человек. А вечером пропало дорогое сердцу существо...
Бесцельно послонявшись по квартире, я зашёл на кухню и поставил на плиту чайник. Как ни крути, а жизнь продолжалась. Хотя как её проживать, я не знал. И не потому, что в доме не было ни крошки, а в кармане - ни копейки. Как вообще жить в этом мире?
Я сел на табурет и ногами зацепил за что-то под столом. Нагнулся и увидел сетку с остатками сморщенной картошки. Странно, но увиденное не добавило мне и толики оптимизма жизни. Только почему-то подумалось, что положи я картошку в холодильник, она бы исчезла вместе с деликатесами.
Подсчитав количество картофелин и прикинув, когда нам могут выдать уже три месяца не выплачиваемую зарплату, я взял две картофелины и очистил их с филигранной скрупулёзностью, достойной мастера резьбы по мамонтовой кости. Сварил, как учила Татьяна, съел, а затем выпил и юшку. Видел бы меня сейчас кто из бывших друзей, ещё пять лет назад восторгавшихся моим хлебосольством. Теперь друзей у меня не осталось. Многие из них влачат такое же нищее существование, и мы, по интеллигентской своей натуре, стыдимся друг друга. А некоторые... Я вспомнил встречу с Устиновым, и меня передёрнуло. Мечта каждого пишущего - быть независимым от быта и заниматься исключительно литературой. Где-то там, на "диком" Западе, такого можно добиться. А у нас, когда гонорара не хватит даже на верёвку с мылом, чтобы повеситься, остаётся надеяться только на меценатов. Но они не спешат помогать. Самому же просить - спасибо, позавчера попробовал. Навек зарёкся...
Я взял в руки тоненькую стопочку исписанных листков и попытался привести в порядок то, что написал и что появилось за два дня в голове, но ничего не получилось. Работа не шла. Как ни пытался заглушить в себе тревогу о судьбе Татьяны в этом странном Центре по делам беженцев, мне это не удавалось. Не верил я Елене, что с её матерью всё в порядке. Насмотрелся американских фильмов, где в подобных клиниках абсолютно здоровых людей разрезают на запчасти. Нет, конечно, это тоже казалось мне чушью, но в одном я был уверен точно: не могла Татьяна просто так уйти - обязательно бы позвонила.
Я швырнул листки на стол и встал. Пока лично не удостоверюсь, что с Татьяной всё нормально, не успокоюсь. Что там я себе говорил с час назад о смысле жизни в этом поганом мире? Вот смысл и появился.
Другое дело, когда всё выясню...
Под утро ударили заморозки. Они в мгновение ока высушили асфальт, лишь кое-где оставив сырые проплешины. Впервые за последнюю неделю небо очистилось, и солнце заливало улицы холодным, по-осеннему мертвенным светом, что особо подчёркивал вид голых деревьев, необычно рано и не по своей воле сбросивших листву.
Я сидел на лавочке в небольшом скверике напротив высотного здания Центра по делам беженцев и ломал голову, как туда проникнуть. Парадный вход исключался. Мне и так неимоверно повезло, что вырвался оттуда ночью, а теперь же, да ещё с больными руками, нагло идти напролом было равносильно самоубийству. Впрочем, насчёт убийства я, пожалуй, преувеличил. Как не обесценилась сейчас жизнь в республиках одиозного СНГ, вряд ли кто на мою личную специально и целенаправленно покусился бы. Скорее всего, в Центре у меня просто отобрали бы карточку, а самого вышибли пинком в зад.
В очередной раз я достал из кармана карточку и стал её рассматривать. Но теперь я изучал не надписи, а её фактуру. Карточка была плотной, не сгибалась, и тяжелее, чем положено пластику. Похоже, в неё был впрессован металл. Значит, моя догадка верна - это магнитный ключ от дверей, и именно поэтому карточку хотели отобрать. Никогда до этого я не держал в руках магнитный ключ, но в своём предположении был уверен на все сто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});