— Николь…
Истошный крик повторился, к нему добавилась брань, сдобренная звуками ударов. Девочка рванула так, что он еле нагнал. Бежали они недолго — несколько поворотов, и глазам предстала отвратительная картина.
Несколько оборотней-охранников решили поразвлечься с рабыней. Двое держали, а третий уже пристроился сзади. Девушка пыталась вырваться, кричала, но оплеухами и пинками ее втыкали обратно в землю.
Она ничего не видела, кроме испуганных, безумных от боли и осознания происходящего глаз девушки. И не чувствовала ударов ни своих, ни чужих. Пальцы рвали все, до чего она могла дотянуться. Николь царапалась, кусалась, молотила руками и ногами, изо всех сил пытаясь ударить как можно больнее.
Потому что больше ее никто не держал. Не было грубых рук охранников и крепкой хватки за шею, вынуждавшей смотреть на творившийся кошмар. Смотреть и не уметь помочь ничем. И знать, каждую секунду понимать, что это ты — причина всего происходящего.
Зубы впились в чью-то плоть, и рот наполнило кровью. Не ее. Не из разбитой отцом губы, а чужой. Сверху послышалась ругань, ее схватили поперек талии и поволокли в сторону, но вцепившись в свою жертву намертво, Николь не собиралась отпускать.
Потом. Когда убьет. Похоронит голыми руками прямо тут, перед этим изломав каждую кость и отрезав к чертям собачьим гнилой отросток между ног.
— Не смей закрывать глаза, сука. Вот что будет с твоей мамашей в следующий раз.
Распиравшая изнутри ярость вырвалась на волю животным рычанием. Она не будет смотреть! Больше не будет, и не позволит кошмару продолжаться!
За талию дёрнули сильнее, но Николь клещом вцепилась в ублюдка, стремясь добраться до горла и перегрызть его нахрен. Хватит! Ее никто не удержит!
Но в шею опять что-то ткнуло, коротко и быстро... Темнота перед глазами закрутилась бешеным водоворотом и сознание исчезло, оставляя ее скулить в бесконечной пустоте.
* * *
— Айс, мать твою, да сделай что-нибудь!
— Я и делаю, — оборотень щелкнул по шприцу, выгоняя пузырек воздуха. — Свали, будь добр. Мешаешь.
Руки чесались ответить ударом в челюсть, но беловолосая сволочь — единственный, кто мог помочь.
Николь лежала на кушетке. Бледная, глаза полуприкрыты, будто в себя смотрит, а правая скула багрово-синяя — удар охранника, которому он сразу руку сломал. А на дуэли шею свернет. Всех трех вызвал, как только удалось отцепить девочку от исцарапанного в лоскуты оборотня.
Еле спеленал ее — Николь шипела, кусалась, дралась будто сумасшедшая. Никакие уговоры не помогли, и ему тоже перепало ногтями по лицу. Так прошлась — чуть глаз не выцарапала, до сих пор регенерацией печет. Требовала пустить в самых заковыристых выражениях. Пришлось отключить, но прием самый стандартный, который сознание максимум на час притушит. Так почему уже третий пошел, а она все никакая?!
Дарк рефлекторно сжал кулаки, наблюдая, как игла входит под тонкую кожу. Даже шприцов нормальных — безболезненных — нет, один древний хлам. Но девочка не вздрогнула — так и осталась лежать. Сломанная куколка, и виноват в этом он.
— Почему она не реагирует? — прорычал уже не своим — почти звериным голосом. Волк взбесился до алого марева перед глазами, еще немного — и сознание расколется надвое, не выдержав яростной атаки.
— У нее шок. Дарк, не дави, дай мне поработать.
— Да ты ни хрена не делаешь! — взорвался бранью. — Колешь только какую-то дрянь!
— Успокоительное.
— Плевать! Я и сам могу это сделать! Верни ее в сознание!
Айс аккуратно положил шприц на поднос, и как по щелчку в палате материализовалась Нора. Волчица молча подхватила использованные инструменты и так же бесшумно скрылась.
— Я не могу вернуть ее в сознание, — произнес Айс, только женщина отошла дальше. — Тут нужен спец по мозгам — физически девушка не пострадала.
Дарк с чувством выругался. Прогулка, мать его, просто шикарная! И зачем Николь слушал? Должник, мать его.
— Оставь ее тут… — начал было Вирджинс, но быстро заткнулся под его взглядом. — Как хочешь. Я соберу нужные лекарства, через три часа еще доза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сам тоже дерганый, и на лице искренняя тревога. А ему вдруг подумалось — за несколько часов Айс и Николь наверняка разговаривали больше, чем он за все время.
Зацепив на пояс контейнер с лекарствами, Дарк подхватил Николь на руки и бегом в логово. Оставить ее тут не хотели ни человек, ни волк.
Дорога смазалась в одно серое пятно. Его не пытались останавливать и спрашивать ни о чем тоже. Мобильник пищал, сообщая о зарегистрированном вызове на дуэль и еще о пропущенном звонке — наверняка вожак уже в курсе, но сейчас Дарку не до этого. Напряжение росло с каждым ударом сердца. Где ему психолога тут достать? Кучка оборванцев, еле сводивших концы с концами.... А что если девочка не очнется? От одной мысли бросило в озноб и жар одновременно. Ну, Оржевски… мразь конченая, чем же он так родную дочь допек? Представить страшно, хотя Дарк уже догадывался.
Домой ввалился весь взмокший, хоть выкручивай. Контейнер отправил на столик, а девушку устроил на кровати. Нормальной, а не ее лежанке. Накрыл одеялом, подушку под голову сунул и застыл, не зная, что делать дальше.
Николь все так же не двигалась. Дыхание редкое — через раз, взгляд из-под полуприкрытых век в никуда, и синяк этот, мать его… Убьет ту сволочь, порвет без жалости. Охранники, чтоб их. Нашли себе противника — безоружную рабыню. Что за порядки в Стае развелись?!
Дарк осторожно присел рядом. Костяшками пальцев провел по высокой скуле, убирая упавший на лицо локон.
— Николь… — голос подрагивал, но Дарк и не попытался с этим ничего сделать. — Карамелька, — позвал еще раз.
Девушка не реагировала. Даже зрачок не дрогнул.
— Они ничего не успели сделать…
О, Луна, как жалко звучит! Оправдывается еще тут перед собой — успели, не успели. И то, что рабыня в прошлом ловцом была и волчиц в бордели поставляла — вряд ли Николь интересно. Оборотни ведь не цепляли ошейник на кого попало, только на ловцов. Или уже нет?
Но Дарк и не дернулся бежать проверить. Прилип намертво к кушетке, вглядываясь в неподвижную девушку.
Беспомощность жгла хуже каленого железа. Конвейер перетерпеть — и то легче, чем видеть Николь такой… опустошённой. Она же боец. Сильная и упрямая девушка, об которую зубы сломаешь, если куснуть попробуешь.
Волк тоже замер. Ничего не требовал. Тихий просто до невозможности. Но Дарк чувствовал его молчаливое осуждение напополам с презрением. Альфа хренов… Трус, боявшийся посмотреть правде в глаза.
Но если выпустить волка сейчас, если дать ему сблизится с парой, облизать ее, утешить и побыть рядом — это конец. Зверь ни за что не отпустит истинную, сколько не ломай.
Сжимая пальцы до треска суставов, Дарк гипнотизировал неподвижную девушку, как будто она могла сейчас открыть глаза, и сделать вид, что ничего не случилось. И у него будет ещё хотя бы несколько дней, чтобы принять верное решение. Или он его уже принял?
— Задница ты шерстяная, — проворчал вполголоса. — Спец по мозгам, значит, нужен… Будет вам спец.
Дверь внутренней клетки с лязгом распахнулась, давая зверю свободу.
— Иди уже, твоя взяла, — успел сказать или, может, только подумать.
Мышцы скрутило огненным жгутом боли, а слух заполнил треск и хруст ломавшихся костей.
Глава 17
Первое, что Николь почувствовала — это тепло. Спутав по рукам и ногам, оно медленно просачивалось внутрь, отгоняя грязные пятна кошмаров. Заменяло их тихим урчанием и легкой, как паутинка щекоткой. Медленно стягивало рваные раны памяти, грело сердце, вылизывало щеки… Что-о-о?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Николь распахнула глаза. Чтобы тут же с писком зажмуриться снова. А по лицу протянула широкая лента волчьего языка.
— Хф-ф-ф, — зашипела, отплевываясь от набившийся в рот шерсти.
— Ур-р-р, — вторил разлегшийся на постели волк, продолжая намывать ей щеки.
