Кое-как Николь попробовала спихнуть с себя слюнявое одеяло. Руки с трудом, но слушались. Странно. После первого приступа она сутки двинуться не могла…
Воспоминания завертелись в голове бритвенно-острыми осколками. Собрались в отвратительную картину, и губы задрожали, а перед глазами всколыхнулась соленая муть.
— Свали, — пихнула волка. — Провались к черту… К своим дружкам. Вы все одинаковые… Ублюдки.
Но вместо того чтобы разорвать ей горло за такие слова или хотя бы укусить, зверь тихонько заскулил.
Тяжелая морда легла на плечо. Ткнулась влажным носом в ухо, и волк едва слышно взвыл, виновато прижимая хвост.
Даже сползти невозможно... Передавил лапой, как игрушку к матрацу прижал. Лохматый и невозможно крупный для обычного зверя. Николь впервые видела оборотня в звериной шкуре, но вместо восторга внутри одно лишь горькое опустошение. Да, как игрушку… Она игрушка и есть. В ошейнике или без, но все равно бесправная. Как та рабыня.
— Тебе лучше скорее отдать меня отцу, — произнесла, разглядывая потолок, — он не станет ждать долго и просто сорвется…
Густое рычание поставило точку в ее фразе. Волк надвинулся плотнее, наваливаясь всем телом. Опять засопел и облизал щеку, будто утверждая свое право.
Не отдам. Моя.
Внезапная вспышка ощущений встряхнула разрядом электрического тока. Пронеслась по нервам быстрее молнии и сложилась во вполне четкое осознание волчьих намерений. Николь прикрыла глаза. Кажется, у нее окончательно поехала крыша. Понимать, что чувствует зверь! Ерунда какая-то…
А ей опять лизали щеки, фырчали, рычали и вели себя не по-звериному нежно.
— Отстань, Дарк, — проворчала, снова пытаясь пихнуть развалившуюся тушу. Шерстяной какой… Жаркий.
Волк коротко рыкнул. А ее новой вспышкой накрыло — зверю не понравилось. Николь от удивления даже сил нашла приподняться.
— Дарк?
Зверь оскалил клыки и убрал сразу. Ну точно, не нравится! Любопытство отодвинула тягость пробуждения еще на несколько шагов назад. Как странно. Разве зверь и мужчина ни одно и то же?
А волк опять полез целоваться. Пушистый хвост мел из стороны в сторону и дробно стучал о стенку.
— Эй… Фу! — хихикнула, отплевываясь от мокрых нежностей.
— Ур-р-р!
Золотые глаза зверя щурились в умилении, густая шерсть дыбом вся. И цвет такой интересный. Множество переливов серебра — от темного хребта, до белого снега на груди и брюхе.
Николь робко тронула рукой мохнатый бок. Мягенький какой. Почуяв осторожное касание, зверь тут же сунулся под руку, заюлил так, что кровать ходуном.
— Ты нас уронишь! — легонько стукнула по плечу. — Эм-м-м… Так ты Дарк или нет?
Зверь вздохнул и посмотрел на нее осуждающе. И ощущение такое… Вроде: ну чего ты пристала, женщина? Дарк. И нет.
Понимание из вне шло смятым потоком, как плохой сигнал. Вроде общий смысл понятен, но все равно каша. Совсем запутавшись, Николь села, и на коленях тут же устроилась наглая морда.
— Ты же не собака, — проворчала, борясь с искушением взлохматить пушистый загривок.
Хвост застучал с утроенной силой. Зверь хотел, чтобы его гладили, и ей вдруг показалось, что даже на злой удар волк не ответил бы укусом.
Николь осторожно тронула между мохнатых ушей-флажков. У нее никогда не было живности. Разве что рыбки — но очень условно. На третьем этаже отец организовал в одной из комнат аквариум во всю стену, и ей строго воспрещалось даже близко подходить, не то что сыпать корм.
Пальцы скользнули вниз, и Николь осторожно почесала серенькое ушко.
От удовольствия волк даже глаза закатил. Разурчался на весь блок — по стенам вибрация пошла гулять. И внутри так щекотно стало. Словно под ребрами пробежался пушистый шарик тепла, растворяя последние обрывки кошмарных воспоминаний. Отделил прошлое и будущее от нее настоящей и оставил их за призрачной гранью, через которую нет хода плохому.
Все хорошо. Я рядом, — обещали золотые глаза.
Глубоко вздохнув, Николь растянулась на кровати и обняла волка за шею. Зарылась пальцами в густой мех и прижалась крепко-крепко, отпуская последние вопросы и сомнения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Дарк это или нет — неважно. И не важно, что было и что будет. Ей надо передохнуть. Почувствовать себя в безопасности хотя бы минуточку и представить, что действительно есть тот, кто способен подарить защиту.
Обоняние ласкал запах крепкого дерева, моря и теплой шерсти. Пальцы медленно ерошили густой мех, запуская новые волны блаженного урчания. Иногда волк вздыхал. Глубоко и довольно. Терся мордой о макушку и накидывал переднюю лапу, неловко пытаясь обнять.
Николь прикрыла глаза, наслаждаясь ощущением покоя. Давно такого не чувствовала. Может быть, только в детстве, пока их с мамой счастливый мир не раскололо тяжеловесным «называй меня папа».
Чертов ублюдок… Папой она его так никогда и не назвала, сколько бы ни дрессировал.
Урчание слало тише, нежнее… Переливалось и дрожало, как золотой язычок пламени. Звало отпустить прошлое и перестать беспокоиться о будущем.
Ты моя. Все хорошо.
Николь тихонько вздохнула. Ей очень хотелось бы в это верить.
***
Между пальцев скользили густые потоки карамели. Гладкие и блестящие — волосок к волоску. Дарк запускал руку в шелковые волны снова и снова и никак не мог остановиться.
Проиграл. Железобетонная уверенность в своей правоте дала трещину при первой их встрече, и сколько бы он ее не пытался замазать, расползлась во всю ширь, не оставляя от ненависти даже пыли.
Невозможно вытравить из памяти взгляд испуганных первым знакомством глаз. В них никогда не было радости обладания живой игрушкой. На зелено-золотом дне теплилось сочувствие, замаскированное внешним равнодушием. Девочка не хотела играть подаренной куклой, а он не хотел оставлять мыслей о мести.
Злил себя, нарочно вытаскивал самые грязные воспоминания и старательно пытался втиснуться в прежние рамки.
Но сколько ни прячь морду в песок, а мстить Николь не просто глупо — ненормально. И в сотню раз ненормальнее заставить зверя отпустить добычу. Потому что волк оказался умнее и с огромной радостью заскочил в клетку под названием парность. Отказался ее покинуть, пока дышит, а дышать он будет долго. Безусловная любовь зверя — проклятие и дар всех оборотней — нашла себе благодатную почву.
Его истинная не жестока. У нее в груди бьется сердце, а не кусок металла с гравировкой кредитного знака. И голова не только для того чтобы запихивать туда пищу или наводить красоту. А родство… Да плевать зверю на родство, и ему, кажется, тоже.
Дарк внимательно рассматривал умиротворенное личико Карамельки. Волк лучше сотни психологов будет. Свою истинную и обласкает, и утешит — только волю дай. А если метка на шее — еще легче. Связь со зверем крепче в тысячу раз, и расстояние тоже не помеха.
Так Ивет почуяла опасность, грозившую Рольфу, но куда с животом побежишь? Вот и пришла к нему.
Воспоминания о бывшей мелькнули и пропали, не оставляя привычного эха тоски. Теперь она — действительно прошлое. Он благодарен за него, но будущее… оно в сотню раз лучше. Сопит тихонечко ему в грудь, улыбается сквозь сон.
Наверняка Карамельке волк снится. Зверь сейчас полон обожания под завязку, урчит, светится весь… Энергия по венам так и хлещет — кажется, весь Нью-Йорк голыми руками перетряхнул. Но Дарк и мизинцем пошевелить боялся. Не хотел будить, бессовестно подглядывая за ее ощущениями.
Эмоции Николь стали четче. Приобрели реальные очертания, и он мог немного, но разобрать, что таилось за гранитным слоем дерзости и упрямства.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Девочка устала. Истончилась опасно сильно, и от неловкого нажатия могла просто сломаться. И, видит Луна, он сам виноват в случившемся. Но как поступить дальше? Как попытаться отмотать назад и получится ли?
Волк тихонько рычал, подпитывая уверенностью. Согласен был хоть из шкуры выпрыгнуть, но помочь. Что ж, это пригодится. Девочке зверь понравился, а это уже крохотный, но шанс. Теперь пусть хозяйничает — волчьим чутьем угадывает, как истинную к себе расположить. Побегает рядом в свое удовольствие, заодно и успокоит. Пожалуй, это пока самый разумный шаг.
