узами лояльности. Привязанный к своей семьей освобожденный раб продолжает ежедневно переживать их страдания так, как что-то, происходящее с ним самим. Он не чувствует ни радости освобождения, ни способности определить свой курс по собственной воле.
И не оскорбительно ли и глупо сказать такому человеку, что он теперь может "определять свой собственный курс", если он остается беспомощным и не может помочь своей жене и детям, остающимся в рабстве? Это правда, что он может свободно выбирать среди предоставленных ему альтернатив. И все же он осознает, и мы должны признать это вместе с ним, что то, что ему, действительно, желательно, ему недоступно. Оно украдено наложенными со стороны других ограничениями, и он не почувствует свободы, пока не освободится и его семья.
То же самое происходит с человеком, бегущим из своей страны, в то время как племя или нация, в которой он вырос, продолжают подвергаться преследованиям со стороны деспотического режима. Такой человек может "определять свой собственный курс" в подобных условиях не больше, чем мужчина, жена и дети которого находятся в заложниках. Зная, что его народ измучен и в опасности, проживая свою жизнь в изгнании, он подобен освобожденному рабу, у которого украдены возможности, им, действительно, желаемые. Он надеется ощутить настоящую свободу, лишь когда они будут освобождены и он сможет вернуться домой.
Пример недавней истории моей страны может служить уроком. Во время Второй мировой войны большинство евреев в Европе были уничтожены германским правительством и его пособниками. В то время в Америке, Великобритании и британских протекторатах, таких как Палестина, где жил мой дед, проживали миллионы евреев. Эти евреи хорошо знали, что их братьев в Европе убивают, и среди евреев поднялся крик тех, кто желал их спасти. Одним из таких был мой дед Меир, написавший письмо властям с требованием дать ему оружие и отправить в Европу, и, конечно, он был не один такой. Ответ на его письмо не пришел. Американцы и британцы были озабочены своими собственными интересами, которые не совпадали с усилиями по спасению евреев. Британцы усердно действовали, мешая евреям добраться в безопасную Палестину, перехватывая беженцев и депортируя их в лагеря для интернированных. Соединенные Штаты отказались бомбить железнодорожные пути, по которым евреев доставляли в лагеря смерти. Таким образом, машина истребления действовала на протяжении всей войны без значительного сопротивления США или Великобритании. Миллионы евреев, проживающих в этих великих государствах, пользовались щедрыми личными свободами, но, поскольку их собратьев-евреев убивали, и никто не мог их спасти, они понимали, как и мы должны понимать, что все действия, которых они действительно желали, были для них недоступны. Несмотря на формальные личные свободы, которые были им предоставлены, у них не было национальной свободы, и потому они не были свободными. Национальная свобода пришла только с созданием еврейского национального государства в Израиле, до которого дожил мой дед.
В этом, как и в других случаях, свобода человека зависит от свободы его семьи, клана, племени и нации, то есть от свободы и самоопределения коллектива, которому он предан, и чью боль и уничтожение он переживает как свои собственные. Если коллектив раздроблен, преследуем, подвергается угрозам и злоупотреблениям, и нет никакой надежды на достижение его целей и стремлений, такой коллектив не свободен, и индивидуум тоже не свободен.
XIV: Достоинства национального государства
Экономическая система свободного предпринимательства основана на признании факта, что индивид желает улучшить свою жизнь и материальные условия, и она построена таким образом, чтобы дать наиболее выгодное и наименее разрушительное выражение этой потребности. Другими словами, она реалистична по отношению к истинным свойствам человеческой натуры и стремится достичь наилучшего результата в рамках этого факта. Точно так же политический миропорядок национальных государств основан на признании факта, что индивид постоянно желает и активно стремится к здоровью и процветанию семьи, клана, племени или нации, с которыми он связан узами взаимной лояльности, и этому побуждению дается наиболее благоприятное и наименее разрушительное выражение.
В этой главе я описываю пять качеств, которыми устройство независимых национальных государств превосходит конкурирующие с ним анархическую и имперскую формы политического строя. Такое устройство позволяет найти самое полное и здоровое выражение человеческому стремлению к коллективной свободе.
1. Насилие изгнано на периферию. В условиях анархического политического строя стремление к коллективному самоопределению выражается в независимости каждого клана и племени от всех остальных. В таких обстоятельствах лояльность индивида клану или племени требует от него идти на войну ради них, будь то клановый интерес или требование справедливости в ситуации, когда достигнуть ненасильственного решения путем посредничества не удалось. Но ни обеспечить интерес клана/племени, ни добиться справедливости почти никогда нельзя без угрозы насилия, и вся жизнь окрашена этими красками.
Когда лояльность индивида смещается вверх к национальному государству, фокус его стремления к коллективной свободе и самоопределению также смещается вверх. Это не означает, что он отказывается от верности своему клану или племени. Но там, где объединение племен под национальным государством является успешным, стремление к свободе и самоопределению клана или племени сдерживается желанием внутренней целостности нации. Иными словами, стремление к внутренней целостности нации работает на подавление войны как инструмента преследования клановых и племенных интересов, так что война изгнана с локальной арены и используется лишь для защиты национального мира и порядка. Точно так же отправление правосудия, которое раньше решалось, в случае необходимости, насилием между кланами и племенами, перемещается в рамки законов, полиции и судов, подотчетных национальному правительству и поэтому независимых от влияние конкретной семьи, клана и племени.
Национальное государство подавляет воинственную борьбу как средство разрешения конфликта на обширной территории, и война изгоняется на периферию человеческого существования. Безусловно, те, кто служат государству в качестве солдат, продолжают посвящать себя сражениям между национальными государствами и их войнам. Но теперь насилие вторгается в жизнь человека гораздо реже и почти всегда далеко от его дома, и его семья часто может спокойно жить, даже когда где-то идет война. Создание этой сферы мира, в которой семейное и экономическое существование протекают, в значительной степени не омраченные насилием, является первым нововведением национального государства, на котором воздвигнуты многие другие его нововведения.
2. Презрение к имперскому завоеванию. Национальное государство это институт ограниченного масштаба. Это означает, что правители национального государства наследуют политическую традицию, которая признает границы нации и ее оборонительные потребности как естественные ограничения для ее расширения, и поэтому склонны пренебрегать идеей завоевания чужих народов. Это является противоположностью имперскому государству, передающему по наследству политическую традицию, не признающую подобных границ; чьи правители всегда находят причины для дополнительного завоевания народов. Как было сказано, каждая из этих точек зрения коренится в моральной парадигме:
