— Мэм, а что вы…
— Ты.
Тина качнула головой, то ли благодаря за разрешение, то ли осуждая склонность какого-никакого, а командира, к панибратству.
— А что ты надеешься найти? Там всё залито…
— Не всё, — процедила сквозь зубы Лана, отмеряя на сей раз мельчайший голубой порошок. — Многое, конечно, зависит от системы слежения, но, думаю, что-то мы отыщем. Если, конечно, обрабатывал камеру не сам Сперанский. А это почти наверняка не он. Он был здесь, там, дальше, — она дернула головой влево, в сторону непроходимого завала. — Они с девчонкой оба медики, оба нильсборцы, какое-то сходство в способе мышления просто обязано присутствовать. И эту бумажку…
Лана встряхнула пробирку и удовлетворенно улыбнулась: содержимое окрасилось в слегка опалесцирующий бледно-зеленый цвет, что ей и требовалось.
— Эту бумажку он почти наверняка нашёл бы. Впрочем, мужчины ничего не смыслят в наведении чистоты, так что возможны варианты.
— Ты хочешь сказать, что мы не… — возмутился подошедший Альтшуллер, и наткнулся на бесстрастное:
— Вы — да. Но Сперанский в армии не служил. И он, сдаётся мне, белоручка. Стало быть, прибирался не он. Так что там камеры? Которые в камере?
— А ничего. Система нерабочая, причем давно. Этот твой парень, Боден, со мной согласен. Интересный персонаж, кстати…
— За то и держим. Ладно, пошли. Посмотрим, насколько правильно я представляю себе направление извилин в мозгах мисс Фокс.
Содержимое пробирки Лана перелила в крохотный пульверизатор, отыскавшийся в недрах её бесценного баула. Собирая багаж для этой вылазки, лейтенант Дитц делала упор на предполагаемые следственные действия, поэтому оружия в бауле было по минимуму, а житейских мелочей — и вовсе минимум миниморум. Оружия хватало у сопровождавших её бойцов, да и под комбезом было много интересного. Как и в ботинках. Где-то купить или, в крайнем случае, у кого-то отнять сменную одежду или ту же зубную щётку труда не составило бы.
А вот правильно подобранный комплект оборудования и реагентов для обследования места происшествия не валяется не только на дороге, но и в деревенской лавчонке или даже столичном супермаркете. И сейчас, стоя на койке, принадлежавшей Дезире Фокс, Лана вполне обоснованно гордилась собой. Гордилась потому, что на стене, чуть выше уровня глаз пропавшей девушки, под мельчайшими брызгами из пульверизатора проступали буквы. Проступали — и складывались в пять строк.
— Слюной, — сквозь зубы процедила Лана. — Она написала это слюной. Верхняя строчка заметно бледнее, значит, выждала, заметят или нет. Да и всегда можно было отговориться — скукой, например. Ну не умница ли?
Она спрыгнула на пол. Ненадолго задумалась и решительно дёрнула подбородком в сторону двери:
— Дайте мне пространство, парни. Надо связаться с нанимателем.
Пользоваться полем отражения ей не хотелось. Насколько она успела понять, что собой представляет бабушка Дезире, этой даме следовало предъявить хоть какой-то, сколь угодно промежуточный, результат. И как можно скорее. А предъявление результата предполагало демонстрацию окружающей обстановки.
Дождавшись, когда помещение освободится, Лана набрала номер Генриетты Фокс и принялась слушать затейливые трели в кольце коммуникатора. Продолжались они довольно долго, и она решила было, что здесь, под землей, вообще ничего не получится. Странно, вообще-то — Махрова на верхнем ярусе оставили именно для того, чтобы связь не выкидывала никаких кунштюков. Однако язвительно поинтересоваться, чем занят подчинённый Солджера, мрина не успела: в кольце щёлкнуло, и перед ней развернулся виртуальный дисплей.
— Новости, миз Дитц?
Выглядела мадам бабушка странно. Одежда была изысканной, прическа — безукоризненной. Лёгкий, еле заметный дневной макияж не вызывал нареканий, но вот лицо… Лицо, ещё вчера аристократически-тонкое и чётко очерченное, расплылось, как у потрепанной жизнью официантки из дешёвой забегаловки. Взгляд, сутки назад острый и цепкий, плавал, словно пожилая дама не только не могла сосредоточиться на собеседнике, но даже не была уверена в самом его, собеседника, наличии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я нуждаюсь в вашей консультации, мэм.
Лана собиралась начать разговор иначе. Совсем иначе. Но в консультации она действительно нуждалась, а значит, нанимателя следовало встряхнуть. И это ей удалось.
Суховатые руки с безукоризненным маникюром взлетели к лицу и с силой его потёрли. Больше всего досталось глазам: искусная подводка размазалась, смешавшись с тенями, скрытые до сего момента тоном мелкие морщинки резко проступили на веках, придавая пожилой даме сходство с черепахой…
Сонная одурь ушла с лица, черты которого на глазах возвращались к норме. Казалось, Генриетта Фокс скатала и отбросила уродливую в своей холёности маску. Элегантной безупречности в облике женщины поубавилось, зато резко, словно тумблер повернули, прибавилось деловитой собранности, а именно это и требовалось сейчас лейтенанту Дитц.
— Знала же, что не надо было слушать этого докторишку! «Вам совершенно необходим транквилизатор!» — язвительно передразнила кого-то миз Фокс. — Я к вашим услугам. Какого рода консультация вам требуется?
— Мэм, у вас есть хобби?
— Хобби? — такого вопроса бабушка Дезире явно не ожидала. Взгляд её наполнился подозрением, что над ней издеваются, и Лана поспешила внести ясность:
— Хобби, о котором знала Дезире. Мне нужно убедиться, что я не ошиблась.
— Не ошиблись — в чём?
— Хобби, мадам!
Лана была непреклонна. И то ли эта непреклонность, то ли впервые использованное ею вслух обращение «мадам», которое, как она знала из досье, Генриетта терпеть не могла… что-то, в общем, подействовало. На тонких губах миз Фокс зазмеилась улыбка ироничного, почти злого уважения.
— Азалии, миз Дитц. Я выращиваю азалии и вывожу новые сорта. И даже побеждаю в конкурсах. Хотя вот это как раз совсем не важно, я просто делаю то, что мне всегда нравилось… наконец-то.
— Ну что ж… — протянула, прищурившись, Лана. — В таком случае, это послание действительно для вас.
Она покосилась на стену — большой необходимости в этом не было, но ей вдруг стало неуютно при мысли о возможной ошибке — и с чувством продекламировала:
Старой даме, растящей азалии, С опозданьем подарок отправили, Потому что девицу, Что так любит учиться, Убедили работать в Италии.[7]
Генриетта Фокс молчала почти минуту. И с каждой секундой её лицо становилось всё более жёстким.
Невидимый скульптор, умелый и безжалостный, твёрдой рукой отсекал лишнее. Учтивость? Убрать. Мягкость, наличие которой стало очевидно после её исчезновения? К чёрту. Старость?
Старость сопротивлялась дольше всего, но и она была вынуждена сначала попятиться, сдавая позиции, а потом и вовсе сбежать под грохот канонады, главным калибром в которой была железная воля. Фланговую поддержку осуществляли ум и чистый, как ледяная вода из горного ручья, гнев. В камере ощутимо похолодало, и Лана едва удержалась, чтобы не передёрнуть плечами.
— Вы узнаете, миз Дитц, какие методы убеждения были применены к Дезире. Узнаете — и сообщите мне.
Даже голос изменился, стал звонким, гибким и острым. Точь-в-точь клинок настоящего земного булата, к которому, в знак особого расположения, позволил однажды Лане прикоснуться Али-Баба.
Кипящая от ярости ослепительно молодая женщина на дисплее, заключенная в оболочку престарелой рептилии, не спрашивала. Она ставила свою временную служащую в известность о том, какого результата от неё ждут. Ждут — и вовсе не надеются получить, что за глупости? Надежды — для слабых духом. Получат. Непременно. В обязательном порядке.
— Вы уверены, миз Фокс, что хотите это знать? — осторожно уточнила Лана.
И ничуть не удивилась, услышав в ответ:
