– Понимаю, – сказал генерал, пытаясь переварить услышанное. – В Париже вы по делам?
“Вот оно, – подумал Джоэл. – Слова, выражение глаз, тон голоса – все должно заинтриговать. Особенно выражение глаз – они дополняют то, что не сказано словами”.
– Нет, – ответил он, – здесь я решил просто перевести дух. Я летел из Сан-Франциско в Нью-Йорк и затем в Париж. Завтра я буду в Бонне, проведу там денек-другой, а потом подамся в Тель-Авив.
– Да, это, должно быть, утомительно. – Теперь Бертольдье не отрывал пристального взгляда от Конверса.
– Боюсь, это еще не самое страшное, – произнес Конверс, и слабая улыбка искривила его губы. – После Тель-Авива мне предстоит целую ночь добираться до Йоханнесбурга.
– Бонн, Тель-Авив, Йоханнесбург… – тихо повторил генерал, внимательно глядя на Конверса. – Весьма странный маршрут.
– Мы полагаем, что этот маршрут принесет неплохие дивиденды. По крайней мере, надеемся на это.
– Мы?
– Наш новый клиент, генерал. Наш новый клиент.
– Deraisonnable! [20] – воскликнул Маттильон, смеясь какой-то очередной остроте Любока и, очевидно, давая понять Джоэлу, что ему не следует больше злоупотреблять временем столь важной персоны.
Бертольдье, однако, не отрывал взгляда от Конверса.
– А где вы остановились, мой юный друг-пилот?
– Не такой-то уж и юный, генерал.
– Где?
– “Георг V”, номер двести тридцать пять.
– Прекрасный выбор.
– Это вошло в привычку. Моя прошлая фирма всегда ставила меня там на постой.
– На постой? Это уж совсем по-военному, – заметил Бертольдье с полузаметной улыбкой.
– Простите, оговорился, – сказал Джоэл. – Иногда такое случается, не так ли, сэр?
– Действительно… О, мои гости прибыли! – Генерал протянул руку. – Рад был познакомиться, мсье Симон.
Прощание завершилось кивком и быстрым рукопожатием и Бертольдье вернулся к своему столу. Через Маттильона Джоэл поблагодарил Любека за оказанную любезность, на что отставной летчик сделал успокаивающий жест обеими руками, и Конверс решил, что обряд посвящения благополучно состоялся. Дурацкий трехсторонний разговор возобновился с прежней интенсивностью, и Джоэл всеми силами старался не дать ему затихнуть.
Успех был очевиден. Джоэл заметил это по глазам Бертольдье: время от времени в разгар оживленной беседы, которая шла за обоими столами, он ловил на себе его взгляд. Генерал сидел чуть влево от Конверса, по диагонали, и, чтобы встретиться взглядами, достаточно было легкого поворота головы. Такое произошло дважды. В первый раз Джоэл почувствовал генеральский взгляд – словно энергия солнечных лучей прошла через увеличительное стекло и прожгла кожу на его виске. Он повернул голову на несколько дюймов, и их взгляды встретились, взгляд генерала был вопрошающим, суровым, пронзительным. Полчаса спустя инициатором стал Джоэл. Любок и Маттильон обсуждали правовые аспекты предстоящего дела, а Джоэл, как бы подчиняясь магнетической силе, медленно повернул голову налево и стал следить за Бертольдье, который неторопливо объяснял что-то одному из своих гостей. Внезапно, когда тот принялся отвечать ему, генерал резко повернул голову в сторону Конверса, и на этот раз во взгляде не было ничего вопрошающего – он был холоден как лед. Так же внезапно взгляд этот потеплел, и прославленный воин с чуть заметной улыбкой кивнул ему.
Джоэл сидел в мягком кожаном кресле у окна в гостиной, освещаемой мягким светом настольной лампы. Он поглядывал то на телефон, стоявший у самой лампы, то в окно – на кипящий жизнью широкий бульвар внизу, однако ночная жизнь Парижа не интересовала его. Он то и дело возвращался взглядом к телефонному аппарату, воспринимая его как живое и наделенное собственной волей существо. Такое часто бывало, когда он ждал звонка адвоката противной стороны, который, по его расчетам, должен был капитулировать.
Сейчас он ждал не капитуляции, а всего лишь выхода на связь с клиентом – определенным клиентом, – которая была ему так необходима. Как именно это произойдет, он не имел ни малейшего представления, но знал, что произойдет непременно. Не может не произойти.
Было около половины восьмого, прошло четыре часа, как он покинул стены “Непорочного знамени”, обменявшись энергичным прощальным рукопожатием с Жаком Луи Бертольдье. Выражение глаз генерала-воителя не могло его обмануть: Бертольдье во что бы то ни стало постарается удовлетворить хотя бы собственное любопытство.
Джоэл обезопасил себя со стороны администрации отеля, щедро раздавая стофранковые купюры. В атмосфере правительственной и финансовой неразберихи подобные меры не считались чем-то предосудительным или необычным, а если говорить правду, то и независимо от неразберихи такое практиковалось уже многие годы. Деловые люди часто скрывают свое настоящее имя и делают это по целому ряду причин, начиная с ведущихся ими тайных переговоров и кончая чисто амурными делами. Использование Конверсом фамилии Саймон выглядело вполне логично, хоть и не очень респектабельно. Если “Тальбот, Брукс и Саймон” решили вести дело от имени одного из владельцев фирмы, то кто может оспорить правильность подобного решения? Джоэл, однако, пошел несколько дальше. После звонка в Нью-Йорк он объяснил, что получил указание вообще не упоминать собственного имени, ибо интересы фирмы требуют, чтобы никто не знал о его визите в Париж. Именно поэтому и произошла досадная путаница с заказом на номер, который в любом случае остается за ним. Однако счет за него не надо направлять в Нью-Йорк, он заплатит наличными. Никто не возражал, поскольку задержки с оплатой банковских счетов давно превратились в бич Божий.
Его абсолютно не интересовало, поверил кто-нибудь этой галиматье или нет. Все было достаточно логично, а стофранковые банкноты придали особую убедительность этой логике. Первоначальная регистрационная карточка была изъята и уничтожена, а на ее место поставлена новая. Генри Саймон сменил Джоэла Конверса. В качестве постоянного адреса этого Генри Саймона Джоэл указал номер дома и улицы в Чикаго, штат Иллинойс, хотя ни дома, ни улицы под таким номером в этом городе, скорее всего, не было. Если же кто-нибудь все-таки позвонит и спросит мистера Конверса, ему ответят, что постояльцев под таким именем в отеле “Георг V” в данный момент нет. Джоэл обезопасил себя даже от Рене Маттильона, заявив, что, поскольку дела в Париже у него завершены, он в шесть вечера вылетает в Лондон – проведет там несколько дней у друзей перед возвращением в Нью-Йорк. Сердечно поблагодарив Рене за оказанное содействие, он заверил его что все сомнения его фирмы относительно Бертольдье были безосновательны: в беседе он якобы назвал три ключевые фамилии, которые не только не вызвали ответной реакции у Бертольдье, но, более того, генерал еще и извинился за плохую память.
“Он не лгал”, – сказал тогда Джоэл.
“Не могу представить, зачем бы ему это делать”, – отозвался Маттильон.
“А я могу, – подумал Конверс. – Все это называется “Аквитания”.
Что– то скрипнуло. Резкий металлический звук повторился, еще и еще… Через распахнутую дверь в спальню он видел, как язычок замка отошел, повернулась ручка. Джоэл чуть было не вскочил с кресла, но, взглянув на часы, облегченно вздохнул -в это время горничные приводят в порядок постели. Видимо, упорно молчавший телефон изрядно расшатал его нервную систему. Когда же он зазвонит? И зазвонит ли вообще? Минуты превращались в бесконечность, часы пролетали как одно мгновение.
– Пардон, мсье, – произнес женский голос одновременно с тихим постукиванием по дверному косяку. Джоэл не мог разглядеть говорившую.
– Да? – Джоэл с трудом отвел взгляд от телефона. И от удивления у него перехватило дух – вместо одетой в гостиничную форму горничной перед ним, откинув голову, стоял Жак Луи Бертольдье – напряженная поза, оценивающий, холодный взгляд, в котором, если он не ошибается, затаился страх. Некоторое время генерал молча стоял в распахнутой двери, потом шагнул в комнату и заговорил. Голос его был подобен звуку трущихся друг о друга льдин.
– Я приглашен на ужин на четвертом этаже, мсье Симон. И случайно вспомнил, что вы остановились в этом же отеле. Номер своих апартаментов вы мне сказали. Вы не сочтете меня незваным гостем?
– Ну что вы, генерал, – поспешил ответить Конверс, поднимаясь навстречу гостю.
– Вы меня ждали?
– Я полагал, что встреча произойдет в иной обстановке.
– Значит, все-таки ждали?
– Ждал, – ответил Джоэл, выдержав паузу.
– Сигнал был подан и принят? – Да, – ответил Джоэл после новой паузы.
– Так кто же вы, мсье Симон, провоцирующий адвокат или одержимый идеей человек?
– Что ж, если я спровоцировал ваш визит и сделал это достаточно осторожно, то я весьма рад. Однако если под одержимостью понимать беспричинный или гипертрофированный интерес к чему-то, то для этого я, черт побери, слишком хороший юрист. Поэтому, генерал, никакой одержимости.
