Ну, что я из всех этих пересудов понял? Что, во-первых, своими глазами никто ничего не видел, а только пересказывают услышанное и добавляют подробности для интересу. А во-вторых, что-то действительно стряслось: то ли один заключённый, то ли несколько из камер своих исчезли, и по этому делу расследование идёт, и начальник стражи городской толстым своим носом землю роет, и сыщики из Пригляда суетятся. Ведь при Новом Порядке ни разу такого не случалось, чтобы кто-то из Башни Закона удирал. Стражников действительно пороли, правда, не всех, а старшего смены, Хайдиралая, и не на торгу, а во дворе Башни наутро. Это зеленщик Миарзили поведал, который соседствует с этим Хайдиралаем и приятельствует. Тот ему вечером же в пивной и рассказал свои горести. А я этому рассказу склонен верить, ибо, по словам зеленщика, бедняга Хайдиралай как раз ничего и не слышал, и не видел, и пришлось ему отдуваться только потому, что должность… Начни зеленщик про огненных драконов или подземных тварей изливать – всё бы с ним ясно стало. Но тут похоже на правду.
Что совершенно точно – исчез молодой Хаузири. Насчёт кого другого не знаю, но этот – точно, потому что глашатай на торгу орал, будто за голову его обещано сто серебряных огримов. Оцените: в десять раз больше, чем, скажем, за беглого Алая.
Вот так и получил я последнее доказательство тому, что господин действительно вдове помог, и то, что я в полночь видел – не обман какой хитроумный. Причём помог чародейством – иначе откуда бы повозка с возницей появились там, где ещё миг назад их не было? Понятно, что не одно только чародейство, что судьбу этой матери с сыном он обычными средствами решил устроить – через знакомых своих, затем и письма в тот день писал. Но без чар точно не обошлось.
Ещё услышал я, что мать преступника, вдова Анилагайи, тоже куда-то делась, что второй день её никто не видел, а когда стражники с утра ввалились в её каморку, так ничего и не нашли.
Ну, закупился я припасами съестными и домой отправился. Только, сами понимаете, по пути небольшой крюк сделал и в известном вам месте кое-что оставил и кое-что взял.
А после обеда случилось то, чего я уж никак предвидеть не мог. Только собрался я грядками заняться, с которых урожай зверозубника снят, под зиму перекапывать, как прибежал Алай, позвал меня к господину. Воткнул я лопату в землю – и прямо, даже рук не помыв, пошёл в господские покои.
Господин у окна стоял и был не в халате своём чёрном, а в городской одежде. По пути Алай шепнул мне, что только-только вернулся он из города и чем-то сильно недоволен.
Повернулся к нам господин, и понял я, что «недоволен» – не то слово. Разъярён он был чем-то, и по тому, как поджимает он губы, как пальцами левой руки тискает правую, понял я, что с трудом он себя сдерживает. Я даже на всякий случай испугался, и Алай, кажется, тоже.
– Ну, будь здрав, Гилар, – скучным тоном проговорил господин. – А ты, Алай, не торопись убегать, – добавил он, заметив, что дружок мой намылился шмыгнуть в дверь: – Небось, решил: поручение выполнил, доставил кого велено, не смею мешать?
Мы стояли в дверях и считали за лучшее молчать.
– В общем, так, Алай. Недоволен я, как ты обязанности свои исполняешь. Нет в тебе расторопности, нет аккуратности. Часы мне вчера самому заводить пришлось, в спальне пылищи полно. И поведение твоё не нравится – то дурачка из себя строишь, то дерзишь, осторожненько так, исподтишка. Кроме того, разве кто разрешал тебе трогать мои книги? Что глазами хлопаешь? Думаешь, я не помню, в каком они стояли порядке?
Глянул я на Алая – и поразился. Хоть и побелело его лицо, но не страх в глазах был виден, а удивление. Уж не напраслину ли возводит на него господин?
– Я не касался ваших книг, господин мой, – тихо сказал он.
– Кроме тебя некому, – усталым каким-то голосом возразил аптекарь. – В общем, накопились за тобой дела. Сперва я думал хорошенько тебя выдрать, но потом решил, что толку не будет. Сдаётся мне, что причина в том, что ты по-прежнему мыслишь о себе как о князе, как о Гидарисайи-тмаа. И невместно князю выносить ночной горшок и таскать подносы с едой. Что, угадал я?
Алай мотнул головой.
– Не лги, – вновь заговорил господин. – Ты, может, и сам до конца себя не понимаешь, но я-то вижу. Гордость высокородная тебя изнутри ест. И с этим ничего поделать я не могу. Поэтому боле ты мне для комнатного услужения не нужен.
Он замолчал, и молчал долго – может, целую минуту. И за эту минуту чего только я не успел себе вообразить: и телегу, запряжённую быками, на которой увозят Алая, и городских стражников, которым господин сдаст беглого преступника, и даже – вы только не смейтесь! – могилу, которую сейчас поручат мне выкопать в дальнем уголке сада. А что Алай тогда передумал – то мне так и осталось неведомо.
– И потому ты, Алай, вновь будешь заниматься аптекарским огородом, – завершил господин. – Это у тебя явно лучше получается. А вот в комнатное услужение я беру тебя, Гилар! Почему-то мне верится, что справишься.
Стоял я, как мешочком с песком по голове стукнутый. И сам не понимал – то ли все мысли у меня из головы выскочили, то ли носятся они там друг за другом с огромной скоростью, так что ни одну не ухватишь. А потом вращение это замедлилось и начал я соображать.
Ведь что получается? С одной стороны, можно сказать, мечта сбылась. Хотел я быть всё время при господине, и вот, пожалуйста. С другой стороны, есть тут не только благо, но и худо. Первое худо – что больше не смогу в город за покупками ходить. Не лакейское то дело, имеются на то кухонные ребята Амихи с Гайяном. Когда ж в известное место бегать? Разве что по ночам, ну так и ночью я могу оказаться надобен господину. Из его покоев удрать посложнее будет, чем из людской. Второе худо – а придётся ли господину по нраву моё служение? Что-то в последнее время заносить его стало. То Дамиля из лакеев изгнал, то Алая… Долго ли я продержусь?
И почему, кстати, я? Впрочем, понятно, почему. Кого ещё-то? Дурачка Хайтару? И без того проштрафившегося Дамиля? Старшого с рукой покусанной и головой стукнутой? Халти – ученика и помощника по лекарской части? Безумицу Хасинайи? Так и выходит, что кроме меня – некому. Разве что нового слугу нанять. Но я уже давно понимал, что так вот просто взять и кого-то нанять господин наш лекарь не может. Неслучайно подбирает он себе слуг, а по какому-то доселе неведомому мне понятию.
– Ступай, Алай, – велел меж тем господин. – Скажешь Халти о перестановках наших, и занимайся травами. Оно для княжеской чести не столь зазорно.
Поклонился Алай и убежал. Остались мы с господином в кабинете вдвоём – если, конечно, не считать кота, посверкивающего глазами со шкафа.
– Я гляжу, сильно ты удивлён, Гилар? – усмехнулся господин и уселся в гостевое кресло. – И, похоже, не рад?
Ну, что тут можно ответить? Брат Аланар учил, что лучше всего – честность. Не вся, конечно, а малый её кусочек.
– Боюсь я, господин мой, – признался я. – Боюсь, что не справлюсь. Вам же, мыслю, лакей нужен к благородному обхождению привычный, знающий всякие там приличия… а я кто? Купецкий сын, я больше по гвоздям и топорам понимаю…
– Об этом можешь не волноваться, – краем губ улыбнулся господин. – Тут тебе не королевский дворец и не графский замок. Обязанности твои будут несложны, но потребуют усердия и тщания. Ну, что убираться в покоях ты должен, само собой понятно. Кабинет, спальня, гостиная и столовая – за тобой. Остальное другие моют. Тебе запрещается открывать шкафы и ящики стола, кроме шкафа в спальне, там одежда, и ты должен содержать её в порядке. Вовремя вычистить, вовремя выгладить. Второе – подавать мне еду. Завтрак, как ты знаешь, в семь часов, обед – в три пополудни, ужин – в семь. Сам будешь есть после того, как поем я, на кухне тебя покормят.
Конец ознакомительного фрагмента.
