планы на ошметки.
— Тимур? Ты чего? — глаза красные, а кашель лающий напрягает еще больше. Чувство вины буквально топит с головой. — Понятно, иди сюда.
— Я не говорил, что болею редко, но довольно метко.
— Да я уже поняла, — тяну его в спальню, укладываю на кровать.
— Я же говорил, что ты меня лечить будешь, — хрипит он и болезненно закашливается, а я глаза закатываю.
— Там жена приезжала к тебе. Привезла лекарства?
— Мед и лимоны.
— Какая умница. Ключи давай, принесу, тоже не помешает.
— А муж то сегодня не придет. Неудобно получится.
— Сегодня точно нет, уже приходил, — накрываю больного одеялом.
— Скоро воссоединение семьи?
— Наверное скорее, чем надо, — бурчу. — Что у тебя с пахом?
— Я бы хотел ответить, что плохо, но вроде шевелится. Особенно когда ты вот так наклоняешься.
— Ну значит не помрешь. Лежи, сейчас вернусь.
Глава 22
— Ты напряженная, — делает гениальное заявление Тимур, пока я подаю ему воду, которой он запивает таблетку. Напряженная — это мягко сказано. Муж меня не понимает, свекровь забрала ребенка, а я нахожусь рядом с человеком, который вызывает дрожь по коже, но так и останется чужим.
— Есть такое. Проглотил?
— Обычно дамы глотают.
— Очень смешно. Покажи рот.
— Ты смеешься?
— Я должна проверить, что ты таблетку за щеку не убрал.
— Вот ты душная, — открывает все — таки рот, и я довольная киваю.
Ухожу в детскую, набираю свекровь снова.
Я даже не знаю, что ей скажу, наверное, хотя бы попрошу услышать голос Аленки.
Всего два дня прошло, столько событий пролетело, а мне просто необходимо ее увидеть. А тетя Света не берет!
Звоню в этот санаторий Березовский. Но мне внезапно отвечают, что детей там быть не может. Бассейна у них нет. И вообще у них лежат неходячие пациенты.
Напряжение растет. В голове мозг закипает, я снова мужа набираю.
Выдыхаю несколько раз.
— Успокоилась?
— Да. Хочу подарок Аленке отправить. Выясни, в каком они санатории.
— В Березовском, мама же сказала.
А ты всегда ей веришь!
— Их там нет, Олег. Я звонила туда. Позвони маме и выясни, пожалуйста!
Разговаривать спокойно сил почти не остается, и я спешно кладу трубку. Возвращаюсь к Тимуру, который смотрит телевизор, продолжая покашливать.
— Что — то случилось?
Вот оно, так просто. Рассказать Тимуру. Только, что он сделает. Да и зачем ему вообще напрягаться. Ради меня.
— Свекровь увезла дочку в санаторий.
— Ну так радуйся. У тебя впервые отпуск после декрета, ты можешь просто лежать, просто наслаждаться прекрасной компанией без детских криков и какашек.
Алена почти никогда не кричит. Мне вообще с ней в этом плане повезло.
— Это ты то прекрасная компания? — спрашиваю, замечая пот на лбу. Кажется лихорадка начинается, нужно больше пить. Что и заставляю его делать. Он беспокойно засыпает, а я беспокойно начинаю трезвонить по самым разным областным санаториями и базам, куда могла поехать тетя Света.
Глупо было думать, что Тимур поймет меня. Что тут же подорвется и помогать станет. Кто я для него? Временное развлечение?
Он принимает еще одно лекарство, отворачивается в другую сторону, хрипит, кашляет, а я ложусь рядом, смотря какую — то передачу про животных. Засыпаю. Но почти сразу чувствую, как тело наполняется негой, приятным томлением, а внизу живота тугим комком скапливается желание.
Я тут же открываю глаза, ахая, когда вижу над собой Тимура. Он наклоняется, но я тут же рот закрываю.
— Целоваться нельзя, ты же не хочешь меня заразить? — он горячий еще. От него пышет жаром как от печки, но его легкие касания к животу заставляют потереться в полумраке комнаты, освящаемой лишь свечением экрана телевизора.
— Так даже интереснее, — наклоняется он, скользит губами по ушку, заставляя вздрогнуть, вспомнить, чем занималась.
— Мне позвонить надо.
— Утром я позвоню одному приятелю, и он выяснит, куда свекровь увезла твою дочь, — обещает он, спускаясь губами на шею, прихватывая кожу, заставляя от переизбытка гормонов выгнуться в горячих руках, пальцы на которых почти плавят мою кожу, поднимаю футболку все выше и выше, оголяя живот, грудь в лифчике, к которому он прижимается губами, вынуждая шумно вздохнуть, позволить стянуть с себя раздражающую деталь гардероба.
— Так мы учимся или лечимся? — сглатываю, спрашивая, когда он отводит вниз чашечку, щелкая языком по соску.
— Мы учимся молчать, когда лечимся, — выдает он, оттягивая губами сосок и тут же его отпуская. В голове начинается буря, ураган, сметающий лишние мысли, оставляющий только чувства и ощущения, что бьют током каждую клеточку тела. Причем Тимур не жалеет меня, только прибавляя уровень этого самого тока. Мягкими касаниями губ к соскам, мягкими касаниями зубов к коже. Он ведет влажную дорожку по кругу, а затем вниз, жадными руками раздвигая мне ноги, опаляя дыханием промежность. Я испуганно вскрикиваю, когда он опускает губы на те, что снизу. Словно целует.
— Я же сказала никаких поцелуев.
— Я же сказал молчать, — одной рукой накрывает грудь, сдавливает, толкает так, что снова улетаю на подушки. Просто ловлю ртом частицы воздуха, когда он касается языком половых губ, находит тот самый клитор где — то в центре и ласкает его до умопомрачения. Руками комкаю простынь, пытаюсь свести бедра, но между ними широкие плечи, стриженный затылок и мое собственное удовольствие, что растекается по венам, отравляя меня хорошую, рождая меня плохую.
От груди он возвращает руки к ногам, гладит бедра, подсовывает ладони под ягодицы, продолжая лизать меня как мороженное. Там внизу столько горячей влаги, что я просто закрываю глаза от стыда. Но Тимур поднимает меня все выше, почти причиняя дискомфорт.
Открываю глаза, чтобы увидеть и ахаю, столкнувшись с его диким, одержимым взглядом. Он словно умирающий впился в источник жизни и пьет из него, не прерываясь, даже, когда дрожать начинаю, даже, когда по телу проходит импульс, когда кричу, закрывая свой рот, даже, когда вздрагиваю всем телом.
Тимур слизывает последние капли, задерживая все во рту, опускает мои затекшие ноги, руки ставит кулаками на постель и легко двигается выше. Выше. Выше. Пока наши губы не оказываются на одном уровне.
Я словно загипнотизированная открываю рот и впускаю в себя слюну, смешанную с собственными соками.
— Не глотай, — хрипит он, резко вдруг хватает меня за плечи и, переворачивая на себя, толкает вниз, туда, где из-под трусов давно показался его удав. — Спусти все.
Я, недолго думая, выпускаю на самый кончик порцию смешанной влаги. Смотрю, как она обволакивает головку, ствол, достигая крупной мошонки.
Я трогаю пальцами центр, наблюдая, как сокращаются мышцы на животе Тимура, как тянется ниточка
