Во время одной из смен, при погрузке, и случилось дерзкое нападение алтуховцев. Охрана сумела обратить непрошеных визитеров в бегство, но двоих зазевавшихся рабочих налетчики все-таки уволокли с собой.
И теперь Содружество желало получить их назад. А взамен предлагало разбойным соседям нечто куда более интересное и заманчивое.
Пойманного в перегонах человеческого лазутчика и помогавшую ему скавенку-сообщницу.
Когда в высшей степени беспрецедентное и крайне нахальное предложение об отправке его вместе с Крысей в Алтуфьево все-таки было (после долгих споров судей) принято, Восток почувствовал, что с его плеч словно камень свалился. И, хотя впереди их не ждало ничего хорошего, даже наоборот, ему почему-то хотелось петь.
Крыся все это время посматривала на него со смесью удивления, непонимания и сочувствия, но молчала и только изредка вздыхала. Когда их уводили обратно в камеру, где им предстояло дожидаться исполнения приговора, девушка перехватила устремленный на них пристальный взгляд Питона. Командир рассматривал Востока, словно какую-нибудь впервые найденную Наверху диковину, и в глазах его читался немой вопрос.
Встретившись взглядом с бывшим своим наставником в премудростях ремесла добытчика, Крыся резко пожала плечами, состроила гримасу, как бы говорившую: «Ну а я что могу сделать?!» — и отвернулась.
Пока приговоренные ожидали своей участи в камере, власти Содружества спешно инициировали переговоры с Алтуфьевым по поводу возвращения двух захваченных в плен рабочих. Внезапное предложение Востока насчет обмена не на шутку взволновало жителей Бибирева, и теперь Совету Содружества, даже если он и имел относительно сталкера какие-то другие планы, пришлось посчитаться с мнением общественности, которая теперь была рада тому, что человек так бесцеремонно и безо всякого почтения к высокому суду нарушил весь протокол заседания.
И вот настал тот час, когда Востока и Крысю вывели из камеры и в сопровождении конвоя и офицера СБ повели прочь со станции. Переговоры увенчались успехом.
...Руки связаны, сзади подталкивает в спину дулом автомата конвоир, впереди зияет бездонной глоткой туннельная темнота, да убегают куда-то потускневшие рельсы. Они вышли со станции под свист и улюлюканье детворы и недобрые взгляды взрослых. Медленно спустились на путь, долго стояли перед зевом туннеля, щурясь от света фонарей суетившихся вокруг охранников. Лысоватый эсбэшник махнул рукой: пошли! Огни станции остались позади. Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ломкие тени на ребристых сводах тюбингов...
Остановились они у ворот — габарит тоннеля почти до самого свода перекрывали сваренные и склепанные из железных листов и арматуры створки с узкими щелями амбразур. Перед ними — баррикада из мешков, примус с чайником, хмурые лица дозорных.
— Это что еще за экскурсия? — голос у начальника караула был чуть картавый, сухой. — Кого привел, Пал Саныч?
— Обмен. Наших работяг на этих вот менять будем. У алтуховцев, — эсбэшник долго разминал рукой затекшую шею, покачивая из стороны в сторону плешивым затылком.
— А, ну да, вспомнил! А эти-то что за птицы? — картавый караульщик всмотрелся в испуганное лицо девушки-скавенки и мрачно-сосредоточенное — человека. — Ты ж смотри! Человечек! Далековато тебя занесло... Пал Саныч, это что в Алтухах уже и люди завелись, и вместе с их женщинами Наверх ходят?
— Петрович, шпионы это. Шпионы «чистых». Вчера их поймали. Ты тут просидел, не знаешь ничего. Эта вот — наша, бывшая добытчица. А этого, — рука в порванной черной перчатке махнула в сторону Востока, — она с собой притащила.
— То-то я смотрю, больно лицо знакомое!
Караульщик щелкнул фонарем, Крыся зажмурилась.
— Эх, девочка, девочка... Надо оно тебе было? — в ответ девушка чуть дернула плечом. — Судили?
— Судили, Петрович, судили, — мрачно откликнулся лысоватый и приказал приговоренным:
— Сесть!
Те повиновались и присели на рельс. Восток, решив, видимо, слегка разрядить обстановку и приободрить шуткой спутницу, негромко сказал ей:
— Крысь, подвинься!
Но то ли скавенка не знала этого анекдота, то ли была слишком погружена в свои мысли... Она машинально подвинулась, уступая сталкеру место.
— М-да... — негромко крякнул Восток, присаживаясь рядом. — Факир был пьян...
— Во, блин, он еще и шутит! — присвистнул один из дозорных.
Начальник караула же ничего не сказал, вздохнул только.
— Ладно, Пал Саныч. Кричи разбойников, раз пришел.
Дозорные зашевелились, кто-то брякнул предохранителем, кто-то завозился, устраиваясь поудобнее за мешком. Безопасник вытащил из-за пояса пистолет и вышел за баррикаду, к воротам.
— Эй, на той стороне!
Эхо улетело в тоннель, замолкло. А потом вдали, где-то в темноте на той стороне, зажегся огонек.
— Чего надо? Кого там нахрен принесло?
— Обмен!
— Какой такой обмен?
— Валютный, мать твою! Пленных менять будем! Вам вчера еще бумага была послана.
— Ну да, была какая-то цидуля... — далекий огонек пару раз качнулся из стороны в сторону. — Мож, даже и про пленных...
Лысоватый вскарабкался повыше на мешки — туда, где сплошное железное забрало ворот переходило в частую решетку, и тоже поднял фонарь вверх.
— Да вижу, вижу, не мельтеши, — донеслось с противоположной стороны. — Клетку-то свою открывать будете или как?
Безопасник сплюнул себе под ноги.
— За дураков нас держишь, Мухомор? Я тебя, паразита, еще самого в клетке увижу! Давай тащи наших. Тогда и дверь откроем.
С противоположной стороны послышался смешок. Огонек исчез, а потом заторопились куда-то еле слышные шаги.
Пал Саныч, почесывая лысину, возвратился за баррикаду, сел у примуса.
— Ну, теперь полчаса ждать, не меньше... Петрович!
— Ась?
— Налей чайку, что ли...
— А давай!..
В обшарпанные эмалированные кружки потекла пахучая коричневая жидкость.
— Эх, хорош чаек! — одобрительно причмокнул безопасник.
Начальник дозора кивнул на безучастных приговоренных:
— Саныч, мож и им нальем?
— С чего бы? — приподнял бровь эсбэшник, удивившись такому гуманизму.
— Ну... пусть побалуются... напоследок. В Алтухах им уж точно чаевничать не доведется. Особенно девушке. Может, это вообще их последний в жизни чай.
— А, дело твое, — махнул рукой безопасник, снова потирая шею. — Благотворитель, тоже мне...
Начальник дозора допил свой чай, ополоснул кружку, снова ее наполнил и подошел с нею к Крысе с Востоком.
— Нате вот, глотните чайку — сказал он.
Крыся вскинула на него расширившиеся от изумления глаза. Похоже, от своих соплеменников она уже не ждала ничего хорошего.
На этот раз руки у обоих были связаны, и связаны за спиной. Дозорный сам поднес кружку к губам девушки. Та чуть помедлила и несмело склонилась над ней, вдыхая ароматный парок заваренных трав. Глаза ее были закрыты.
— Ну что же ты? Не бойся.
Крыся открыла глаза и отстранилась от руки дозорного. Смущенно подняла взгляд.
— Спасибо... — с теплой и грустной улыбкой прошептала она. — Не нужно. Очень горячо, боюсь обжечься... Можно вот ему немного попить? — она кивнула на Востока.
— Не надо, — тут же отозвался сталкер. — Конечно, спасибо за заботу, командир, но я тоже не стану пить. Из корпоративной солидарности с коллегой-добытчицей. Надеюсь, ты не обиделся?
— Вот же дурни... — покачал головой скавен. — Ну, ваше дело!
Он вернулся на свое место, но еще несколько раз Восток и Крыся ловили на себе его задумчиво-изучающий взгляд.
Безопасник допивал вторую кружку чая, когда из туннеля пронзительно засвистели в два пальца. Пал Саныч обернулся, и тут же со стороны Алтуфьева ударил прожектор. Эсбэшник скривился, зажмуриваясь.
— Эй, там! Все живы или обделался кто? — окликнул веселый голос со стороны вражеской заставы.
Специально, паразиты, сначала внимание привлекли, а потом засветку дали. Ну, борзота...
— Мухомор, я тебе рожу рельсом отполирую!
Алтуфьевские грохнули хохотом.
Пал Саныч с трудом распрямился — давала о себе знать больная поясница — и показал лучу света внушительный кулак.
— Всех вас, гузна куриные, в бараний рог свернем!
— Всенепременно, Пал Саныч, всенепременно! Только давай уже о деле, да?
Прожектор немного опустился, свет ослаб, но лысоватый стоял на месте, пока уже со стороны Бибирева не рявкнул запускаемый генератор и не засветило на пятьсот ватт локомотивным прожектором. Вот теперь можно и начинать.
