«Трибунал?!..»
Сталкер слегка опешил, но потом подумал, вспомнил все, что знал о порядке и особенностях довоенной системы судопроизводства, и мысленно согласился с говорившим. Да, трибунал. Именно трибуналом и должны рассматриваться все дела о шпионаже и предательстве интересов родины.
Значит, суд будет коротким и без лишних разглагольствований.
Он бросил взгляд на стоящую рядом Крысю. Девушка снова выглядела подавленной и изредка нервно вздрагивала, машинально теребя растянутый подол своего свитера. Перед заседанием, когда их выводили из камеры, им опять сковали руки, причем Востоку — видимо, как наиболее опасному — снова за спиной.
Наручники Крыси тихо позвякивали, но она, кажется, этого не замечала, продолжая терзать ни в чем не повинную вещь.
Сталкер чуть толкнул ее локтем, а когда она подняла на него глаза, прошептал одними губами:
— Успокойся.
К счастью, никто этого не заметил — ни охрана, ни судьи. А то бы еще и досталось за перешептывания без права голоса!
Крыся слегка улыбнулась ему уголком рта и снова опустила взгляд. Руки ее замерли.
Заседание меж тем катилось дальше, как дрезина по хорошо накатанным рельсам. И, как отметил про себя Восток, действительно больше походило то ли на военно-полевой суд без свидетелей и адвокатов, то ли на — как недавно предрекла Крыся — простую формальность. Во всяком случае, как ему стало ясно, практически никого не интересовало истинное положение дела. Им даже не дали возможности высказаться по поводу предъявленных обвинений. Вопиющие нарушения порядка заседания были видны невооруженным глазом даже не юристу, что искренне возмутило Востока.
Из всего того, что он узнал и услышал во время допроса и потом, от Крыси, сталкер заключил, что, похоже, местные службы безопасности решили то ли выслужиться перед властями Содружества, то ли отыграться на них с Крысей за долгое отсутствие «настоящей работы», то ли все это вместе... Ишь, как рьяно взялись «топить»! И ладно бы только его, Востока, но ведь и свою соплеменницу, которая, всего-то выручив из опасной ситуации представителя враждебного племени, теперь расплачивалась за собственную доброту и отзывчивость!
Заседание продолжалось. Пару раз председателю приходилось урезонивать некоторых зрителей, слишком громко высказывавших свое мнение по поводу всего происходящего и требовавших немедленно расстрелять подсудимых.
— К сожалению, у нас нет возможности вывести нарушителей из зала суда за отсутствием самого зала, — сказал судья, — но если так будет продолжаться и далее — зачинщики беспорядков окажутся на месте подсудимых!
Угроза возымела действие, реплики из толпы прекратились. Видимо, с пресечением даже мелких нарушений в военизированной общине Бибирево было и правда все очень серьезно.
Наконец подсудимым дали последнее слово.
Крыся, к удивлению и беспокойству Востока, никак на это не отреагировала. Только окинула всех присутствующих долгим, полным горечи и укора взглядом, вздохнула и снова потупилась. По толпе прошелестел легкий шум.
Сталкер расправил плечи и чуть выдвинулся вперед.
— Последнее слово — так последнее слово, — сказал он. — Я не шпион. Я — сталкер, по-вашему — добытчик. Воевать с вами люди не собираются и не собирались. И осуждая за предательство ее, — он кивнул на Крысю, — вы совершаете очень большую ошибку. Девушка — не предательница. Она просто спасала мне жизнь. Не рассуждая, кто перед ней — друг или враг. С каких это пор проявления великодушия и милосердия считаются предательством и караются смертью?
Поднялся шум, сперва негромкий, но усиливающийся с каждой минутой. Охранники подсудимых подобрались, готовые отражать вероятную агрессию толпы. Председатель суда застучал молоточком по столу:
— Тихо! Тишина в зале!
Однако на этот раз его призывы остались без внимания. Толпа взволнованно переговаривалась, обсуждала сказанное человеком, спорила...
К ним вдруг приблизился какой-то чернявый скавен, по виду — ровесник Востока или чуть постарше, и изучающе воззрился на пару в наручниках, рассматривая их с заметным любопытством. На лацкане его сильно поношенного пиджака блестел значок с двумя масками — веселой и грустной.
При виде его Крыся встрепенулась и подалась вперед.
— Артур Сергеевич... — вдруг быстро и почти умоляюще проговорила она, — я принесла книги... Для театра... Только... их отняли...
Руководитель бибиревского театрального кружка (а это был именно он) долго смотрел на нее не то с сожалением, не то с сочувствием, не то с осуждением.
— Эх, Крыська, Крыська... — наконец сказал он с сокрушенным вздохом, — а я ведь собирался попробовать тебя на роль Джульетты в нашем спектакле! Хотел тебе сказать об этом после твоего возвращения, а ты...
На Крысю было жалко смотреть. Глаза ее расширились, губы беспомощно задрожали. Девушка так и впилась взглядом в кружковца, и на ее лице последовательно отразилась целая гамма переживаний — изумление, робкое счастье, острое чувство вины, сожаление, отчаяние, боль... Она покачнулась, закрыла руками лицо и еле слышно застонала.
Восток бросил на местного «Станиславского» мрачный взгляд и придвинулся ближе к Крысе, чтобы если что поддержать ее. Хотя бы плечом. Но девушка, огорошенная известием, словно не заметила его движения. Сталкер скрипнул зубами и чуть пошевелил руками в наручниках. По его мнению, этот чернявый крысюк не должен был так бессовестно издеваться над своей и без того подавленной чувством непоправимой вины соплеменницей.
Он вдруг ощутил на себе чей-то пристальный взгляд и тут же развернулся в ту сторону, откуда он был направлен.
На него смотрел один из судей — довольно старый и совсем уже седой крысюк, которого при других обстоятельствах Восток запросто принял бы за человека.
«Старожил станции... — понял сталкер. — Из тех, кто пережил Удар, а потом — крыс и эпидемию... Первое поколение...»
Он повел плечом и тоже уставился на местного аксакала. Сурово, чуть ли не требовательно: ты, некогда бывший человеком, прояви же хоть какое-то понимание ситуации!.. Прояви человечность!
Скавен усмехнулся. Кажется, от него не укрылись ни потрясение Крыси, ни попытка закованного в наручники человека хоть как-то защитить и поддержать ее.
Окружающие что-то гомонили на разные голоса, но седой скавен, кажется, совсем их не слушал. Прикрыв морщинистые веки, он о чем-то размышлял. Наконец, когда стало уже совсем шумно и напряженно, старец властно поднял руку.
Шум стих, как по команде.
— Суд удаляется на совещание! — провозгласил скавен и, не дожидаясь коллег по судейству, направился куда-то в торец станции. Бибиревцы одобрительно зашумели вослед.
Охрана сомкнулась за спинами судей, не позволяя кому-нибудь из любопытных прошмыгнуть за ними и подслушать их дебаты.
Внимание зевак снова переключилось на подсудимых. Восток снова чуть ли не кожей ощутил их полные презрения и ненависти взгляды. Но если ему на эмоции местного населения было практически наплевать, то Крысе, похоже, доставалось морально по полной программе. Бедняжка совсем съежилась и сникла под этими хлещущими взглядами и хоть и пыталась держаться, но Восток уже видел, что надолго ее не хватит.
— Не бойся! — шепнул он ей, касаясь локтем ее вздрагивающего плечика. — Я рядом.
Крыся повела мимо него невидящим и каким-то совершенно отрешенным взглядом и ничего не ответила. Только судорожно вздохнула, пытаясь справиться с дрожью.
Томительно тянулось время. Наконец, когда охране уже пришлось отгонять от подсудимых некоторых не в меру расхрабрившихся ребятишек, норовивших то ущипнуть, то ткнуть пальцем «страшного» человека, судьи вышли из палатки, где обсуждали приговор.
— Суд вынес решение и, учитывая все обстоятельства дела и следствия, постановил... — провозгласил председатель после произнесения всех обязательных в таком случае фраз, — шпиона из «чистой» части Метро приговорить к отправке Наверх днем, без защитных средств, оружия и снаряжения. Его сообщницу, бывшую добытчицу Содружества Крысю, обвиненную в предательстве и пособничестве вражескому шпиону, навсегда изгнать из земель Содружества в Алтуфьево, запретив возвращаться под страхом смертной казни! Приговор окончательный и обжалованию...
— А вот я не согласен! — вдруг как гром с ясного неба раздался громкий голос Востока, бесцеремонно перебившего размеренную речь скавена.
На несколько секунд воцарилась изумленная тишина, и только охранники, взмахнув дубинками, ринулись было усмирять пленника... Но сталкер стоял совершенно спокойно, не делая никаких попыток к бунту, и охрана отступилась.
— Ты смеешь оспаривать решение суда? — с холодным удивлением проговорил председатель, жестом приказывая угомониться снова начавшей было шуметь толпе.
