— Да?! — крикнул он, не отрываясь от листка бумаги.
— Артем Петрович, уже десять часов вечера. Вам пора спать.
Голосок у медсестры был что надо. Утихшая было боль внизу живота вернулась, и Артем закатил глаза:
— Ну-у, еще же детское время…
— Именно. И вы обещали слушаться нас как собственную мамочку.
— Ну… обещал, да…
— Артем Петрович! — Голосок стал строже, но обернуться — значит усилить возбуждение. — Вы ведь понимаете, что нарушение режима…
— Да, да, да. Понимаю. Прошу меня простить, я просто хочу закончить…
— Не капризничайте. Завтра наверстаете. Мы вас разбудим в семь утра. Ложитесь спать… и спокойной ночи!
И ладонь девушки коснулась выключателя верхнего света.
Утром Артем, едва умывшись и позавтракав — чертовка в белом халате и с пронзительно-зелеными глазами не отходила от него, пока тарелки на подносе не были опустошены, — принялся перечитывать написанное. Он был доволен: кажется, вчера ему действительно удалось написать что-то стоящее — и все это только благодаря тем «призракам в халатах» в комнате закатных тонов.
А когда он взялся было за продолжение рассказа, раздался стук в дверь. Медсестры так не стучались.
— Войдите! — крикнул Артем, обернувшись.
В палату вошел доктор Маков со своей наркоманской фамилией и парой белых феечек в халатиках на голое тело.
— Здравствуйте, Артем Петрович! — радостно сказал он. — Как вы себя чувствуете?
— Превосходно! — отозвался Артем.
— Как аппетит?
— Нормальный, все съел…
— Смел подчистую, — подтвердила та самая зеленоглазка, которая приносила ему завтрак. — Я думала — вместе с подносом слопает, а потом за меня примется.
— Отлично, Артем Петрович! — доктор, стащив со смуглой шейки второй медсестры стетоскоп, приблизился к пациенту, и тот послушно задрал рубаху. — А как на писательском фронте?
— Да вот… потихоньку… — промямлил, потупившись, Артем, стараясь не показать, как ему хочется продемонстрировать написанное.
— Ну, как допишете — чур я первый читаю, — заявил доктор Маков. — Сегодня вам лучше из палаты не выходить. Помните это. Но запирать вас мы не будем — я рассчитываю на ваше благоразумие.
— Угу…
— Все! Все-все-все! Девочки, не будем мешать гению… Стоп. Ванда, будь добра, прихвати пару капелек кровушки из нашего пациента.
«Ванда»… «Ванда»… И доктор, черт бы его подрал, Маков. Вернувшись к своему рассказу, Артем обнаружил, что не знает даже, как его продолжать… Не говоря уже о «чем закончить». Вместо призраков в голове бродила по маковому полю обнаженная смуглянка, помахивая стетоскопом, и напевала «Клен зеленый, клен кудрявый».
Обед ему принесла зеленоглазая. Снова встала над ним что твой фонарный столб, с места не сдвинешь… Артем торопливо доел обед из двух с половиной блюд, проводил взглядом ушедшую медсестру и вернулся к новому рассказу…
Как отрезало.
Он взялся было за первую свою задумку — и понял, что дело плохо. Мало того, что стык между вчерашней и сегодняшней частью был бы заметен даже невнимательному читателю, так еще и сам текст после обеда сделался плоским. Плоским, картонным и совершенно неинтересным. Не то что зеленый фонарь во тьме…
— Ну, как вы поживаете? — спросил доктор Маков на следующее утро.
— Нормально, — уныло отозвался Артем.
— Это хорошо, что вы так говорите. Плохо, что вы так не думаете. В чем дело, как по-вашему?
— Дело в том, что я уже пять рассказов начал, а доделать ни один не могу…
— Это ничего. Вернетесь к ним позже. Я распоряжусь принести вам папку — складывать черновики… Но я бы на вашем месте и сегодня посидел бы в палате.
— Да, хорошо…
— Кстати, Артем. Ответьте мне как своему доктору. Вы ведь человек с профессией. Чего вас потянуло-то на эти галеры?
Через четыре дня Артем Антонов вышел из стационара «Клиники доктора Тернявского» и побрел к пешеходному переходу. Странно, но никто не ждал его в пустынном вестибюле — кроме, разумеется, парочки медсестричек за стойкой регистратуры, — никто, похоже, даже не собирался следить за ним или, напротив, подходить, представляться, показывать пропуска, навязывать контракты и договоры, хотя бы просто интересоваться содержимым папки, распухшей от лежащих в ней листков бумаги с его писаниной. Артем старался не слишком вертеть головой и не прислушивался к происходящему вокруг: и без того эту голову наполняли обрывки сюжетов для рассказов, повестей, даже, кажется, романов, которые он иногда и записывать-то не успевал — они с невероятной скоростью увядали, превращаясь из интересных, оригинальных, неожиданных и так далее в нечто пресное, банальное, тысячи и тысячи раз пережеванное и не нужное никому, даже самому автору. Антонова голова представляла сейчас собой обыкновенную помойку.
И неясно было, то ли это происходило потому, что их было слишком много, то ли потому, что они с самого начала были такими…
И еще было неясно, как теперь отдавать кредит.
Плюс-минус двенадцать
Повесть
Все было не так, как на самом деле.
— Черт побери, ну и где все? — спросила Юля, роясь в пакете с фруктами и периодически поглядывая в окно.
Впрочем, смотреть туда было бесполезно. Вряд ли кто-нибудь догадается дать круг почета вокруг школы.
— Не знаю. А кто все-то? — Аня оглядела собравшихся. — Почти все здесь, — она сунулась было в Юлин пакет и получила по руке. — Ай! Не вредничай!
— Немытые же!
— Ну и что? Больше грязи — шире морда.
— А ты, видать, все спиртом протираешь, — Юля покосилась на тощую фигурку бывшей одноклассницы и вздохнула с притворной завистью: — Мне б такую талию… Все б мужики мои были…
— Оно тебе надо?
— Девчонки, командуйте, что ли, — сказал Сергей, уже минут пятнадцать назад приволокший последние сумки с провизией и теперь топтавшийся без дела.
Юля шмыгнула носиком и критическим взглядом окинула класс. Бывшие ученики сдвинули вместе шесть парт, чтобы не разбредаться по всему помещению, еще пару столов отвели под чайник — хотя кому придет в голову пить чай в такую жару? — и прочие мешающие штуковины вроде похожего на циркулярную пилу электрического ножа, а остальные парты пыли сдвинуты к стене. Чем бы его занять…
— Ну и мужик безынициативный пошел! — усмехнулась Аня, усевшись на учительский стол и болтая ногами.
— И правильно, — заметил Андрей. Он смотрел в окно и говорил, ни к кому конкретно не обращаясь. — Во-первых, проявишь сначала сам, так потом фиг отмажешься, во-вторых, все равно переделывать придется… а в-третьих, не дай Бог, еще попытку изнасилования пришьют.
— Профессионал! — Аня презрительно фыркнула. — Терминатор.
Андрей повернулся к ней, молча посмотрел сквозь зеркальные темные очки на едва прикрытые коротенькой голубой юбчонкой бедра и снова уставился в окно.
— Слушайте, ну позвоните вы им уже! — возмутилась Юля.
Сергей обреченно вздохнул, достал из кармана рубашки старенький мобильник.
— Кому? Номер давай…
— Владу! — Юля отвлеклась от пакета, вытащила из стоящей рядом сумочки записную книжку и запустила ей в Сергея.
Он неловко подхватил одной рукой книжечку, полистал, нашел телефон Владислава, набрал. Некоторое время слушал короткие гудки.
— Не отвечает.
— В машине небось телефон оставил, — проворчал Герман, сидевший на корточках перед здоровенной двухкассетной магнитолой, и добавил с усмешкой: — Или вообще с собой не брал, чтоб не дергали по пустякам. Бизнес, мать его, мэн… Интересно, этот гроб с музыкой вообще работает? Как думаешь, Тим?
Ответить Тимур не успел — Юля возмущенно зыркнула на Германа:
— Ты поворчи еще! Свой бы принес, — и Сергею: — Ленке звони.
— Ленке? — Сергей поморщился. — А… Хорошо. А как она у тебя?..
— Ну как она у меня?! Ленка-одноклассница она у меня! Елки! — воскликнула Юля в сердцах. — Ну почему я одна обо всем должна думать?!
— Да сейчас, сейчас…
Света, тихонько расставлявшая посуду по столам, покачала головой:
— Может, лучше в «Корсар» было?..
— Нет, ну я не могу! И ты туда же?! Вот придет Влад — все ему и выскажешь! Это по его милости мы тут, а не там.
— Я не сумею, — смущенно улыбнулась Света.
Влад огляделся. Серый квадрат школьного двора, как и положено в середине лета, был пуст и оттого скучен до невменяемости. Как и само здание. «Господи, это же я тут… сколько? Да, десять лет отпыхтел! С ума можно было сойти.» Можно было. Но — не сошел. Психика-то была детская, гибкая. Да и вообще, как будто он один такой!
Все тут такие.
Посмотрел на часы. Старенькие, электронные, но родные, оставшиеся еще со школы, они показывали без пяти шесть пополудни. То бишь, пять пятьдесят пять. Хоть желание загадывай.
