Кроме того, не станешь же признаваться сидящему рядом мужчине — между прочим, твоему клиенту и вообще постороннему человеку, что не так-то и долго я с Леонидом встречалась. Что в конце концов я дала ему понять: мы с ним слишком разные люди.
Он и сам в общем-то понимал, что не найдет во мне столь необходимую ему сейчас женщину, которая восторгалась бы им постоянно, считала правильным все, что бы он ни делал, и ходила перед ним на задних лапках.
И чтобы уж совсем Ленчика не добивать, не стала ему говорить, что я привыкла встречаться со взрослыми мужчинами, а он все еще ребенок, на которого слишком рано свалилась слава. Подозреваю, что со временем она его если и не раздавит, то существенно помнет.
В любом случае мой бывший бойфренд без меня не пропал. И мне, будто невзначай, рассказывали, что он появляется на тусовках то с одной известной личностью, то с другой. Причем его пассии раз от разу становятся все старше…
Те, кто говорил мне о нем — конечно же, женщины, — обычно внимательно следили за моим выражением лица: как я на эти сведения прореагирую? Не будет ли мне больно об этом слышать? Но, честно говоря, мне было абсолютно безразлично, где находится Леня и что с ним происходит.
В свое время я не увидела ничего особенного в этом скоротечном романе, но, как выяснилось, он до сих пор мне аукается. Наверное, человек, заботящийся о своей репутации, должен подобные поступки просчитывать.
По крайней мере эти сведения из уст моего клиента Найденова доставляют мне несколько неприятных мгновений.
— И как повлияли на мою характеристику эти сведения? — холодно интересуюсь я. Еще не хватало рвать глотку перед незнакомым человеком и что-то там ему доказывать.
— Никак не повлияли, — так же равнодушно отвечает он. — Вы считаетесь хорошим специалистом в своем деле. Как и ваши девушки.
Видимо, я чего-то недопонимаю. Такое впечатление, что своего клиента я чем-то раздражаю. По крайней мере равнодушным его нельзя назвать, он хочет таковым выглядеть. Для чего разыгрывать передо мной этот спектакль? Нам с ним детей не крестить. Поработали вместе три дня и разошлись в разные стороны. Если в следующий раз от этой фирмы поступит очередной заказ, я сама ни за что не поеду, пошлю вместо себя Любашу. Вот кто профессионал, так профессионал!
Некоторое время мы молчим, и я поглядываю в иллюминатор на сплошную белую пелену облаков — надо понимать, дождевые тучи остались где-то внизу.
— Вот, оказывается, где весь снег! — говорит Михаил Иванович и тоже смотрит в иллюминатор.
Осознал, что пауза между нами затянулась. Облака и в самом деле похожи на снежные сугробы.
— А с кем вы оставили сына? — спрашивает он, не дождавшись от меня никакой реакции.
— С подругой, — коротко отвечаю я.
— Это с той, которая модельер?
— Послушайте, что происходит? — возмущаюсь я. — Неужели для моей работы так важно, какие мужчины мне нравятся и кто моя подруга?!
— Но должен же я о чем-то говорить.
— Не должны! — отрезаю я. — Вашим работникам вовсе не обязательно было сообщать все эти сведения. Для чего? Из-за трех дней создавать какой-то там особый моральный климат между нами?
Но он никак не реагирует на этот мой взрыв.
— Не понимаю, что вы нашли в этом Леониде? — будто про себя говорит он. — Самовлюбленный мальчишка! Легкомысленный и капризный, как все таланты.
Теперь уже я поворачиваюсь к нему всем корпусом.
— Значит, мне не показалось. Вы и в самом деле имеете на меня целое досье, и я ни за что не поверю, будто бы вы собираете точно такое же на каждого, с кем предполагаете работать столь непродолжительное время!
На этот раз он первым отводит взгляд. Но что это я так возбудилась? Подумаешь, кто-то знает обо мне больше, чем хотелось бы. На самом деле наш город только кажется большим. Краевой центр! А коснись чего, тут же выясняется, что в нем все друг друга знают.
Все дело в том, что я перестала заниматься каким бы то ни было спортом. Даже тренажеры в клубе гораздо реже посещаю, чем нужно. И при этом я столь самоуверенно предлагаю клиентам свой спортивный опыт, словно он не исчезает, даже когда не поддерживаешь свою форму. Если у Найденова и в самом деле такое подробное досье на меня, он должен знать, что я вовсе не так крута, как хочу казаться.
А еще мне становится стыдно. Подумать только, я чуть на него не накричала. Свобода личности, то да се! Человек, который избирает в качестве своей работы защиту другого человека, должен быть отчетливо виден.
— Михаил Иванович, — заговариваю я даже чуточку льстиво, — раз уж вы собрались меня развлекать, то не могли бы мы объединить наши знания?
— В каком смысле? — не сразу понимает он.
— В том, что наши знания о некоей гражданке Павловской Ванессе Михайловне могут быть неполными как у вас, так и у меня. Как говорил юморист, может, вы что-нибудь знаете, может, я чего-нибудь не знаю?
Он улыбается и качает головой:
— Я и не сомневался, что вы умны. Женщина, почти девочка, с ребенком на руках не только закончила институт с красным дипломом, не только выступала в соревнованиях…
— В основном без выезда из города, — заметила я.
— Не только получила уйму всяческих званий и наград, ухитрилась еще защитить кандидатскую диссертацию, притом в последний момент оказалось, что темы диссертаций ее и еще одной соискательницы странным образом пересекаются!
Теперь я уже перестаю улыбаться, потому что такую подробность мог знать только человек, имеющий доступ к самой закрытой информации.
По крайней мере никакого объявления о том, что одна аспирантка — не хочу даже упоминать ее фамилию — просто нагло украла мои разработки, чтобы потом наскоро слепить из них диссертацию. Я не знаю, на что она рассчитывала. Не на то же, что она старше меня почти на пятнадцать лет, долго работала на кафедре, и если кого-то и заподозрят в плагиате, то, конечно, меня — такую непростительно молодую, а значит, и бесцеремонную, непорядочную…
Хорошо, что я защищалась не в нашем городе, а ездила в Воронеж, и там независимая экспертиза однозначно установила мое авторство. Но сколько неприятных минут довелось мне пережить!..
— Да бросьте хмуриться, Ванесса Михайловна. — Найденов осторожно трогает меня за руку. — Просто вы еще с таким не сталкивались, потому открою вам секрет: за деньги о каждом человеке можно узнать все. Или почти все.
— Но вам-то это зачем? — чуть ли не со стоном спрашиваю я.
— Затем, чтобы узнать вас получше.
Я даже не уточняю, зачем ему это узнавать, а лишь тяжело вздыхаю.
— Вся добытая вами информация лишена главного — эмоциональности. Разве вы узнали из нее, что я почувствовала, когда поняла, что часть моей диссертации самым подлым образом украдена, что мне надо или отказаться от защиты, или в спешном порядке ее переписывать, уделяя сну и отдыху не более трех часов в сутки? За те полгода я похудела на семь килограммов и уже шаталась от истощения, а ведь мне надо было уделять внимание еще и сынишке. И зарабатывать деньги, чтобы он ни в чем не нуждался.
