— Вся добытая вами информация лишена главного — эмоциональности. Разве вы узнали из нее, что я почувствовала, когда поняла, что часть моей диссертации самым подлым образом украдена, что мне надо или отказаться от защиты, или в спешном порядке ее переписывать, уделяя сну и отдыху не более трех часов в сутки? За те полгода я похудела на семь килограммов и уже шаталась от истощения, а ведь мне надо было уделять внимание еще и сынишке. И зарабатывать деньги, чтобы он ни в чем не нуждался.
— Он что, болел? — осторожно спрашивает Найденов.
— Нет, это я так решила, что у моего сына должно быть все самое лучшее.
— В вашем желании чувствуется надрыв. Словно вы кому-то что-то доказывали. Или с кем-то незримо боролись.
Странно, что он об этом говорит. Никто из моих мужчин ничего такого во мне не чувствовал.
— Может, потому, что по-настоящему не любили?
Что он говорит? Неужели свою мысль я произнесла вслух? О мужчинах. Или уже читает мои мысли?
— Спорное заявление, — говорю я спокойно. — Можно подумать, ВЫ меня любите! Второй день видимся.
— Кто знает, — задумчиво бормочет он.
Но я уже сама завелась. Я не понимаю главного: зачем Найденову это нужно? И теперь уже я начинаю его донимать своими вопросами:
— Так, идем дальше. Что еще имеется в моем досье? — Я стараюсь вернуть разговор в прежнее русло.
— Между прочим, скоро посадка, — ворчливо замечает он. — Видите, табло зажглось: «Пристегните ремни!»
— Не увиливайте.
Он смотрит на меня и как будто думает совсем о другом.
— Господь с вами, Ванесса Михайловна, у нас еще будет время. Нельзя в одну ночь рассказать все сказки.
— Какую ночь, что вы имеете в виду?
— Сказки тысячи и одной ночи, конечно. Такой арабский фольклор.
— Я знаю, что это такое!
— Знаете, а торопитесь.
— Еще бы! Вы так меня заинтриговали! До сих пор никто не собирал на меня досье.
— Ну, вы не можете об этом знать наверняка.
— Тем более непонятно, с какой целью.
— Скоро, совсем скоро вы все поймете. Как я надеюсь.
— Звучит уклончиво, но вызывает надежду, — не выдержав серьезности, смеюсь я.
— Наш самолет совершил посадку в аэропорту «Внуково», — сообщает динамик, и пассажиры салона начинают собирать свои вещи.
Глава двенадцатая
Мы останавливаемся в сравнительно небольшой, но импозантной гостинице с непривычным названием «Ариадна». Поневоле хочется воскликнуть: ну и у кого здесь в руках та самая нить, что выведет человека из лабиринта жизни?
На самом деле вовсе не факт, что нам сразу так и объяснят, кто такая Ариадна. Сейчас многие увлекаются тем, что ныряют за названиями своих фирм в древнегреческие мифы. Моя фирма, к примеру, называется «Афина», и я знаю, что это богиня войны и победы, а также мудрости. Но вот у нас в городе есть косметический салон с названием «Гекуба», что олицетворяет собой символ беспредельной скорби и отчаяния. В это состояние, видимо, впадает всякий, кто пользуется услугами салона.
В аэропорту нас встречали какие-то деловые партнеры Найденова на двух черных «БМВ» — почему некоторые люди так любят черные машины: престижно или модно? — после чего привезли нас сюда.
Номеров наша делегация сняла три: на одном этаже, все рядом. Посередине — номер Михаила Ивановича и по бокам — мой и начальника безопасности с его подчиненным.
Номер у меня шикарный, двухкомнатный «люкс», простому телохранителю и вовсе не по чину. Но, как говорится, дают — бери, а бьют — беги. Эту поговорку любил повторять мой первый тренер, хотя я почему-то была уверена, что ему самому в жизни ни от кого не приходилось бегать.
Я постояла у окна, посмотрела на припорошенную снегом Москву — здесь тоже снег выпал всего два дня назад.
Времени — два часа дня, я не догадалась взять с собой книгу, а в холл спускаться лень, потому я не нахожу ничего лучшего, как принять душ и завалиться спать.
Будит меня звонок Найденова в половине пятого.
— Ванесса Михайловна, — говорит он, — как вы смотрите на то, чтобы нам вместе поужинать?
— Вроде рановато, — откликаюсь я, взглянув на часы.
— Ну а в шесть часов будет не рано?
— Не рано.
— Мне за вами зайти или вы спуститесь сразу в зал?
— Лучше зайдите.
Фу-ты, ну-ты, китайские церемонии! Интересно, он всегда такой томный или только со мной? Со стороны посмотреть, так я не телохранитель при важном шефе, а возлюбленная, которую он взял с собой в командировку тайком от жены.
Поскольку времени до шести у меня остается уйма, я не спеша наношу макияж и достаю свой любимый зеленый костюмчик, сшитый в свое время моей дорогой подругой Катей. Говорят, когда я в нем, мои серые глаза тоже отдают зеленью. А если еще достать зеленые тени, эффект будет то, что надо. Что я и делаю. Если на моего шефа кто-нибудь нападет, буду сражать его взглядом… Даром, что ли, я учу своих подчиненных, что телохранитель не должен выглядеть именно телохранителем? Кем угодно, а лучше всего — слабой женщиной, которая не должна производить впечатление даже физически развитой.
Конечно, если приглядеться, все равно можно увидеть и мускулы, развитые куда больше, чем у рядовой женщины, и пружинистость движений, но, надеюсь, в первую очередь мужчины будут замечать во мне не только это…
Катя говорит, что теперь под костюм часто ничего не надевают, никакие кофточки, но, наверное, я консервативна, потому что все равно достаю из саквояжа свою беленькую кофточку с воротничком-стойкой и низким вырезом, для которого у меня имеется золотая цепочка с крестиком. Волосы я просто слегка приподнимаю вверх нарядными заколками.
Сколько я себя помню, моя жизнь всегда проходила в попытках не опоздать куда бы то ни было, и надо сказать, мне это удавалось.
— По тебе можно сверять часы, — говорили одни.
— Точность — вежливость королей, — торжественно провозглашал Сеня Гурамов.
Но у этой привычки есть и свои минусы, а именно: я все привыкла делать быстро. Некоторые женщины часами могут сидеть у туалетного столика, нанося на лицо штрих за штрихом, как придирчивый художник. А у меня все выверено: два штриха на веки, два мазка тенями, пару минут на тушь для ресниц, по капле тонального крема на подбородок и лоб, по пятнышку румян на щеки и привычным движением — раз-два! — губы. Все, я готова.
А до назначенного времени еще сорок минут.
Можно было бы позвонить Кате, но какие у нее могут быть новости, если обоих мальчишек я отвозила в садик, а она в крайнем случае сейчас едет в машине, чтобы их забрать.
К счастью — или к сожалению, — все проходит. В том числе и время. Быстрее всего оно идет в занятиях. Поняв, что у меня времени много, я опять возвращаюсь к зеркалу и теперь уже не спеша продолжаю заниматься своим лицом.
