Единственным педагогом, которому было можно доверять, оказался наш преподаватель пантомимы. Он работал в цирке, выходя в основном в амплуа Грустного Клоуна. При небольшом педагогическом опыте на деле он умел гораздо больше, чем прочие бездарные актеры, которые преподают во ВГИКе, прячась от своей профессиональной несостоятельности. Этот человек учил студентов искусству языка жестов, обращаясь с нами, как с любимыми детьми. Его немногословные, но очень содержательные уроки усваивались гораздо лучше, чем истеричные приказы всех остальных преподавателей вместе взятых.
Отказывая себе порой даже в еде, мне удалось стать уважающей себя обладательницей диплома через четыре года. А теперь невозможно признаться, насколько жестокой школой жизни были годы обучения во ВГИКе. Правда, аккуратненький диплом, из-за которого пришлось преодолеть столько страданий, так мне и не понадобился. Почему-то ни на кинопробах, ни на телевидении его не просят предъявить в качестве подтверждения профессиональной состоятельности. Когда меня приглашают на съемки, все решает какая-нибудь другая причина. Режиссерам явно наплевать, училась я на актрису или нет.
А вот мне не наплевать на то, о чем я мечтала. Я просыпаюсь и опять слышу, как зал взрывается овациями, вижу в полудреме, как кто-то из первого ряда восхищенно преподносит мне огромный букет из белых роз. Я буду жить и умру на сцене. Вот только мечты об идеальном искусстве, заставляющем души трепетать от восторга, так и остаются только мечтами, сколько бы ни пришлось за них биться и страдать.
Очередной выходной после ночи в стрип-клубе начинается ближе к пяти вечера. Молоко с печеньками… Полузакрытые шторы на окнах. И такое знакомое одиночество… Лежа в кровати, зарывшись головой в подушку, я слышу, как папа включает на кухне телевизор. На самом лучшем канале страны показывают тупой сериал про каких-то крутых чуваков. В жизненное пространство нашей квартиры втискивается отвратительный сюжет про бесконечный секс, наркотики и убийства, засоряя мозг информационным дерьмом.
– Папочка, выключи, пожалуйста, этот ужас! Это же не кино, а параша!
– По другим программам еще более дурацкие сериалы.
– Тогда давай выбросим его в окно!
– Но я пришел с работы и очень устал. Мне хочется расслабиться и посмотреть кино. Потерпи.
Может, и хорошо, что я передумала и не стала ломиться в актрисы? Но сколько ни перещелкивай каналы, всюду человечество захватывает какой-то массовый пиздец, который каждый день выливается на нас с голубых экранов.
К черту телевизор! Все эти рожи до того уродливые и тупые, что мне кажется самым ужасным наказанием стать одной из них. Мое искусство совсем другое… Оно призывает чувствовать и думать, а не «быть клевым» и «не париться». Когда-нибудь я совмещу все свои знания и придумаю свое шоу… Плевать, что его никогда не покажут по телевизору. Но я не зря училась танцевать и перевоплощаться. Вот только как найти согласие с этим миром? Почему в меня тычут пальцами и называют странной? Может быть, это вы все неправильно живете? Я вижу по вашим глазам, что ваши мечты с треском развалились. Вам уже никогда не стать собой… Поэтому вы хотите сделать то же самое и со мной, да?!
– Ты куда, дочка?
– Пойду погуляю. Хочу побыть одна.
– Оденься потеплей и будь осторожней. Вечно тебе спокойно не сидится…
Каждый человек имеет право на кусочек счастья… За окном простирается серая осенняя меланхолия… Зонт, раскрывающий над головой небо в клетку… Недолгая прогулка под дождем. Спешно возвращаюсь домой, плюхаюсь рядом с папой на диван, мешаю ему разгадывать кроссворд. Тычусь носом, как собака, ему в плечо. Папа ворчит. Он так хотел разгадать пятнадцатый вопрос по вертикали! Но, заметив удрученное безмолвие дочери, откладывает в сторону журнал для эрудитов и несколько раз целует меня в лоб.
А потом наступает вечер наедине с фильмом, который давно пересмотрен… Плюшевый мишка Пыльный восседает на кровати, будто в первом ряду кинотеатра, завернувшись вместе со своей хозяйкой в теплый шотландский плед. Еще глинтвейна, дружище? Ты смотришь на меня круглыми черными бусинками, все понимающими игрушечными глазами, и знаешь, как я устала слышать один и тот же вопрос – почему я работаю стриптизершей, имея высшее образование актрисы? Да, такой вот сценарий у моей жизни. Не каждому дано упорно стремиться к цели, а потом, пройдя через все круги ада, почти достигнув желаемого, свернуть на другую дорогу. Но моя совесть чиста. Я никогда не изменяла своей мечте. Я слишком сильно хочу быть собой. Как жаль, что ты только слушаешь меня, дружок, и молчишь… Ты не можешь подсказать, как мне быть дальше. Впрочем, пока мне достаточно твоего понимающего молчания.
Давай поставим на паузу этот прекрасный эпизод, где героиня старого кино рассуждает о настоящей любви, сжимая в руках портрет единственного мужчины. Давай полюбуемся этим потрясающим моментом, когда в глазах человека видна его обнаженная душа. А потом, выбрав новый стоп-кадр, будем плакать как в детстве, сострадая замыслу режиссера. Телевизор нужен только для того, чтобы наслаждаться на видео лучшими фильмами, которые покупаешь для себя. Но, выключив любимое кино на самом интересном месте, я выбегаю из дома.
Серый вечер, который я провожу наедине с мучительными мыслями, гонит меня за порог, и я бегу – в надежде встретить одного важного человека. Мне нужен тот самый совет, который поможет понять, как быть дальше. Я искала правду в беседах с лучшей подругой, в толстых книгах, на задворках чужих судеб, даже в разговорах со случайными людьми, но не нашла ее нигде. Записная книжка, пересмотренная вдоль и поперек, брошена посреди комнаты. Теперь я знаю, к кому должна бежать за советом. Во всем разнообразии лиц огромного города мне нужен один Грустный Клоун.
И вот передо мной возвышается знакомое здание, строгое и холодное. Как давно я не была здесь… Дорога, по которой раньше меня вело чувство долга, вспомнилась легко. Этот путь, обильно политый слезами, я не перепутаю ни с чем. Переходы, коридоры и лестницы страшного места, где четыре года жесткие равнодушные руки ломали мою душу, все так же давят молчанием. Я так долго здесь не была, но ничего не изменилось. И вот я захожу в знакомый класс и, открывая дверь, вижу прежнюю мизансцену. Печальный лицедей сидит спиной к двери на краю стола, погрузившись в свои мысли. Его волосы и борода все такие же серебряные, и кажется, что от него исходит лунный свет. В этом классе проходили те самые занятия, на которых он учил нас настоящему искусству. Осторожно, разбивая тишину, я зову его по имени. Словно ожидая меня именно сегодня, спустя столько лет, учитель оборачивается.
– Привет, как здорово, что ты пришла. – В голубых глазах видна настоящая радость.
– Александр Владимирович, я часто вспоминала ваши уроки и давно хотела сказать спасибо за все, чему вы меня научили! – отвечаю я, а на душу нисходит волшебное спокойствие.
– Рад, что хоть кому-то из моих учеников пригодились мои наставления, – печально улыбается мой самый чуткий педагог.
– На самом деле, я пришла к вам за советом…
– Надеюсь, я смогу тебе помочь, – кивает артист.
– Александр Владимирович, знаете, я сильно разочаровалась в современном театре и кино, – начинаю я с опаской.
Грустный Клоун молчит и внимательно слушает, а я, уловив в его взгляде сочувствие, продолжаю:
– До того, как я поняла, что творится вокруг, мне очень хотелось быть актрисой. Но чем дальше, тем чаще я прихожу к выводу, что современное искусство изживает себя. Как вы думаете, я сошла с ума?
Дальше мне страшно говорить. Да кто я такая, чтобы так рассуждать? Может, я и правда – тупая дура, которая ничего не понимает в жизни? Говорят же люди, что с такими, как я, лучше не общаться… Грустный Клоун понимающе касается моего плеча, будто знает, что я скажу в следующую минуту, и отвечает:
– Ты не сошла с ума. Культура двадцать первого века переживает глубочайший спад. Пришла эпоха коммерческих ценностей. Все делается не для того, чтобы человек думал и чувствовал, а чтобы он отключал голову. Нам предлагают отсутствие интеллектуального содержимого, чтобы стало проще, так сказать, «тупить». Я правильно понял, что ты не особо хочешь сниматься в дурацких сериалах и передачах, которыми забиты сейчас все каналы?
– Да, да, вы так правы! – соглашаюсь я, искренне радуясь, что хоть кто-то догадался, что происходит у меня в голове. – Но что же это за парадокс – стать актрисой для того, чтобы понять, что детская мечта сбылась напрасно?
– Ну, ты не одна такая. Многие опытные, состоявшиеся актеры сейчас отказываются участвовать в бездарных проектах. Кто-то навсегда уходит из профессии, кто-то подался в авторское искусство.
Глядя на этого талантливого артиста, как на свою последнюю надежду, я, набравшись храбрости, рассказываю историю того, как однажды встала на путь причудливого творчества. В сбивчивых объяснениях сквозит история о преданности мечте, к исполнению которой я пошла другой дорогой. Лицедей слушает внимательно и заинтересованно. В его мудрых глазах читается одобрение и понимание.
