– Погоди-погоди, один миг! – перебил его Аммит. – Модор, ты что, торгуешься со мной? Я что, похож на бабку с рынка? Тебе дали возможность проявить благородство, а ты решил, будто говоришь с дураком? Что ж, ладно. Торги так торги.
Острие исчезло. Аммит стремительной тенью переместился к креслу, схватил за волосы Сиеру и запрокинул ей голову. Лезвие меча легло на горло.
– Не смей! – Барон вскочил, но оказавшийся рядом Сардат швырнул его обратно. – Я просто хотел просить, чтобы вы не тронули ее!
– Просить, вот оно как! – приподнял брови Аммит. – Когда просят – стоят на коленях, целуют обувь, рвут на себе одежды. Но не диктуют условия с таким видом, будто имеют на это какое-то право.
Сиера тихонько ахнула – из-под меча потекла красная струйка. Обогнула ключицу и углубилась под одежды, провожаемая взглядом барона, повторяя путь, которым никогда больше не пройдут его губы, его пальцы… Модор заставил себя отвернуться.
– Я расскажу все, все, что угодно. Убейте меня, подвесьте в подвале – как хотите. Оставьте ее в покое! Я и так забрал у нее все, и ничего не смог дать взамен.
Он прятал взгляд от Сиеры, от Аммита, от Сардата. Посмотрел в сторону двери, но там стоял с глупейшей рожей Рэнт. Модор закрыл глаза руками.
– Ратканон, – напомнил Сардат. – Где?
– Ратканона забрал граф, – заговорил Модор. – Насколько мне известно, его вчера утром отправили в Кармаигс в качестве ценного дара его величеству Эрлоту. Караван пошел горным трактом, и я просто даю добрый совет: не суйтесь. В охрану Кэлпот назначил лучших бойцов. Нет такой силы, что их остановит. Разве что сам Эрлот встанет на пути.
– Эрлот скоро ляжет, это я тебе обещаю, – заявил Сардат.
Модор затрясся от смеха. Даже остановив сердце, он уже не мог контролировать себя.
– Эрлот? Ляжет? Да ему меньше года потребовалось, чтобы сломать миру хребет! Чем скорее ты поймешь, что мир уже мертв, тем меньше испытаешь разочарования, Сардат.
Судя по голосу, Сардат наклонился над ним:
– Мое имя из твоей вонючей пасти звучит как оскорбление. Давай-ка повежливей. Говори, как убрать из лесу твоих псов.
– А что? – Модор, смеясь и плача, посмотрел на него. – Не можешь их всех убить? Да они ведь близко не Эрлот! Нет-нет, ты попробуй! Мои бойцы – тоже хороши, куда сильней меня, но с теми, что стерегут Ратканона, не сравнить. Иди, да попробуй! – Модор вскочил, голос сорвался на визг. – Что вы придумали? Освободить всех людей, одолеть всех вампиров, создать прекрасный мир, где все друг друга любят? Ты! – обратился он к Аммиту. – Ты, перворожденный, как позволил втравить себя в этот бред? Тебе ли не знать, что мир – это вонючий подвал, в котором мрази вроде меня режут скот? А больше нет ничего, не было и не будет! Ни любви, ни смеха, ни радости, ни танцев у костра – ничего! Иди и убей моих псов. Прошу, умоляю – убей, сожги все, что мне принадлежит, кроме нее!
Мечась по комнате, спотыкаясь о складки ковра, барон Модор избегал одного: кресла, в котором сидела Сиера. Боялся напоследок увидеть в ее глазах ненависть. Лучше уж презрение. Пусть смотрит, как на мерзкого жука, забравшегося на подушку.
Одновременно с этой мыслью вспыхнула алым пламенем другая: а что если не убьют? Что если сейчас эти двое непонятно кого посмеются и просто уйдут, оставив их наедине в развороченной комнате? Двух мертвецов, лишенных огненного пристанища, обреченных предаваться вечному разложению, глядя друг другу в глаза.
Нет! Этого он им не позволит. Барон Модор – кто угодно, только не трус. Он не станет цепляться за мертвую жизнь, когда впереди – совсем рядом, только руку протяни! – течет через годы и века такая живая смерть.
***
То и дело все заволакивает алая дымка. Сардат стоял, сунув руки в карманы, сохраняя видимость силы, но понимал одно: это слишком. Новый мир с каждым шагом становился сложнее и безумнее. Умирающие от истощения люди заступаются за ту, что их убивает. Сумасшедший садист-барон на коленях вымаливает жизнь ненавидящей его девушки. Что случилось со всеми этими людьми? Что так необратимо извратило их сознание?
Модор остановился у стены, сгорбился и Сардат затаил дыхание.
– Я облегчу вам выбор, – послышалось шипение.
На том месте, где стоял барон, завертелся огненный смерч. Расплывшийся силуэт взмахнул рукой, и пламя полетело в Сардата, другая его часть в Аммита. Краем глаза Сардат успел заметить, как загорелось лезвие меча. Аммит плашмя выставил его перед собой, и огонь барона то ли исчез, то ли присоединился к зажженному Учителем.
«А мне-то что делать?»
Ответ дала Река. Ее кровавые воды отныне текли через сердце и разум Сардата, Аммита, Левмира, Кастилоса, Ирабиль. Откуда-то свыше по течению прилетел голос Кастилоса: «Огонь поглощает огонь».
И Сардат отдался знакомому чувству. В глазах потемнело – не от страха уже, но от черного пламени, рвущегося из самого сердца. Он вскинул руку – пальцы окутали языки огня, больше напоминающие тени, – и сгусток, посланный бароном, растворился, едва достигнув его.
Сардат погасил огонь. Аммит уже оказался рядом с бароном. Схватил его за плечо, отшвырнул на письменный стол. Огненный меч взмыл в воздух, но опуститься не успел.
– Ты как себя чувствуешь? Голова не болит? Не тошнит? – поинтересовался Аммит, когда Сардат перехватил его руку. – Он убить нас хотел. Он – вампир. Вампиры – плохо, вампиры – выродки. Убивать всех беспощадно. Или я что-то перепутал?
– Дай-ка сюда.
Аммит позволил забрать меч. Едва оказавшись у Сардата, лезвие погасло, тускло блеснуло в солнечном свете, крошечная тень обозначила дол.
– Он не нас убить хотел, а себя. Так же ведь?
Барон лежал на столе, глядя в потолок широко раскрытыми глазами, и явно не мог понять, почему медлит смерть. Правой рукой схватился за сердце, левая дрожит на лаковой столешне.
Подойдя ближе, Сардат согнул в локте свою левую руку. Лезвие коснулось безобразно заросшей культи. «Давай, тебе это по силам», – прошептала Река.
– Тех, кто смерти не боится, я чуток уважаю, – сказал Сардат, крест-накрест вскрывая тугую кожу смертоносным лезвием. – Та мразота, что в мой поселок приползла, под конец о пощаде молила. А ты – нет. Поэтому прежде чем убить, я тебе кое-что покажу.
Вряд ли барон его слышал. Бледные губы едва шевелились, должно быть, пытаясь произнести молитву. А может, имя девушки, что до сих пор безмолвно сидит в кресле, ни словом, ни делом не пытаясь остановить убийство.
– Командир, ты чего? – послышался от двери сдавленный хрип Рэнта.
Сардат улыбнулся. Наконец-то зрение проясняется. Все по-прежнему. Мир может сходить с ума, все вокруг может гореть огнем, но он, Сардат, остается командиром. Таков его путь – вести за собой. И он поведет.
Взлетело и опустилось лезвие меча. С чуть слышным треском рука барона отделилась от тела и поползла по столу, цепляясь пальцами за гладкую поверхность, оставляя за собой кровавый след.
Сардат поднял меч еще раз, и лезвие пронзило Модору правую ладонь, сердце, прошло сквозь стол и самым кончиком вонзилось в ковер. Барон вскрикнул, и Сардат услышал в голосе не только боль, но и облегчение.
– Можешь не верить мне, просто слушай и улыбайся. – Сардат подхватил отсеченную руку и, приложив ее к своей развороченной культе, глядел в глаза Модору. – Ваш драгоценный Эрлот сделал то, чего нельзя было. Испокон веков миром людей правило золото, а миром вампиров – кровь. И раз уж вампиры сейчас отобрали золото у людей – люди заставят вампиров захлебнуться кровью. Я закрываю глаза и вижу Алую Реку, уносящую ваши распухшие трупы в никуда.
Барон приоткрыл рот, увидев, как дрогнули, сжались в кулак пальцы на его – его! – руке. Сардат перестал ее придерживать. Клочки кожи срастались, кости будто сплавлялись воедино.
– Я окажу тебе честь, которой ты не заслуживаешь, барон Модор. Ты умрешь, зная, что однажды твоя рука ворвется в глотку его величества Эрлота, схватит его сердце и бросит в грязь. А уж топтать его я буду своими ногами.
И эти все слова шли будто не от него. Их несла Река. Так мог бы сказать Кастилос или, наверное, Левмир. Но слова пришли к Сардату, и он их произнес, не найдя возражений.
Взмахнул левой рукой, ощущая ее, как свою. Пока она побледнее, но цвет уже выравнивается. Какая-то крошечная часть, человеческая часть ума тряслась в ужасе от произошедшего, но Сардат заставил ее погаснуть навсегда. Чтобы оставаться человеком в новом мире, нужно научиться быть вампиром.
– А теперь – не смею задерживать!
Меч легко, будто из ножен, выскочил из тела барона, глухо стукнулся о толстый ковер. Сардат обеими руками – какое все-таки блаженство! – схватил Модора и бросил в камин. Огромный, будто и предназначенный (а может, и правда предназначенный?) лишь для того, чтобы жечь неугодных.
