мере благодарен ей за то, что она не дает мне спать. Мельтешение этой летучей твари навело меня на мысль, что состояние мисс Люси может быть вызвано укусом подобного существа и последующим заражением или же вирусом, распространившимся из раны на шее. Но почему тогда мой друг настаивает на столь экстравагантных методах лечения?
Дневник Люси Вестенра
25 августа.
Сегодня проснулась поздно. Меня разбудил доктор Сьюард. Вид у него был несколько разбитый, но он искренне обрадовался тому, как свежо я выгляжу с утра. Он сообщил мне, что Мина ушла несколько часов назад, странно веселая и нервная. Впрочем, как заверил меня доктор Сьюард, она не забыла поинтересоваться моим здоровьем.
За завтраком я спросила, спит ли еще доктор Ван Хелзинк, но получила отрицательный ответ. Оказывается, после своего ночного бдения этот пожилой доктор так и не ложился спать, а отправился в город за каким-то лекарство. И всё ради меня!
Ближе к обеду доктор Ван Хелсинг вернулся. Он принес большой букет симпатичных белых цветов, один из которых тут же вручил мне.
– Это лучшее для вас лекарство, – торжественно сообщил мне доктор, но не успела я испугаться, что мне придется есть эти цветы или пить какой-то отвратительный настой, как он уверил меня, что достаточно будет лишь вдыхать запах цветов и держать их при себе.
Я начала рассматривать эти цветы, и меня тут же охватила досада:
– Это ведь самый обыкновенный чеснок! Зачем же вы так шутите со мной!
Но удивительно: Ван Хелзинк ответил мне совершенно серьезно и даже с некоторым порицанием:
– Я бы и не подумал насмехаться над вами. Прошу вас слушаться моих рекомендаций и не спорить со мной. Хотя бы ради тех, кто вас окружает. Я желаю вам только добра; поверьте мне, прошу, в этих цветах ваше спасение.
Затем он сам сплел мне венок и разложил цветы по всей комнате. Пока он раскладывал цветы, он строго-настрого запретил кому-либо рассказывать о моем «лекарстве». Как выразился доктор, «чтобы не смущать и не расстраивать» остальных. Всё это кажется мне пугающим и странным. Но я доверяю моему другу доктору Сьюарду, и раз он верит этому старику, то верю и я.
Когда я кивнула в согласии с его требованием молчать, Ван Хелзинк тут же обратился к доктору Сьюарду:
– Идем со мною, друг Джон, и помоги мне осыпать комнату чесноком, присланным из Гарлема. Мой друг Вандерпуль разводит эти цветы в парниках круглый год. Мне пришлось вчера телеграфировать ему – здесь нечего было и мечтать достать их.
Весь день я проходила словно сказочная фея, с белыми венками на голове и на шее. На недоумение матери я сказала, что готовлюсь таким образом к свадьбе и хочу показаться жениху в столь романтичном образе, а не больной страдалицей, которой он видел меня на днях.
Вскоре прибыл Артур, а с ним и его друг мистер Моррис. Как оказалось, мои доктора позвали их, чтоб и дальше стеречь мой сон. Как много людей готовы идти ради меня на такие жертвы. Я так счастлива, и вместе с тем мне невыносимо печально.
Меня уже ждут к ужину. А затем, я думаю, мы все сядем в гостиной и за приятной беседой хотя бы на пару часов забудем обо всех этих странностях и ужасах.
Дневник доктора Сьюарда
25 августа.
Поступки профессора были, конечно, чрезвычайно странны; я не нашел бы этого ни в какой медицинской книге: сначала он закрыл все окна, заперев их на затвор; затем, взяв полную горсть цветов, он натер ими все щели, дабы малейшее дуновение ветра было пропитано их ароматом. После этого взял целую связку этих цветов и натер ею косяк двери и притолоку. То же самое сделал он и с камином.
Когда же я спросил о значении этих ритуалов, Ван Хелзинк лишь снова ответил, что пока не уверен и не смеет рассказать мне правды.
Телеграмма
25 августа.
Трехчасовой поезд. Надеюсь на встречу.
Джейн Харкер
Дневник Мины Мюррэй
26 августа.
Радость! Радость! Долгие месяцы ожидания – и вот моя Джейн стоит передо мной. Она чрезвычайно бледна и выглядит болезненно, но это она, живая и передо мной!
Мы как в старые времена проговорили несколько часов, обсуждая разные мелочи, отвлеченные новости и далекие планы на будущее. Но как бы мы не избегали этого, разговор всё же коснулся недавних событий. Джейн наотрез отказалась говорить о том, что произошло в замке, лишь спросила, прочла ли я ее дневник.
Будто бы извиняясь за то, что отказала мне в этом обсуждении, она подробно рассказала мне о своих днях в лечебнице. Моя бедняжка! Ей пришлось пережить жуткую лихорадку и ужасные кошмары – и всё это в одиночестве, в чужой стране. Джейн рассказывала, как раз за разом отвечала проверяющим ее монахиням, что все увиденные ею ужасы были лишь кошмарами, чтобы ее скорее признали здоровой.
– Мне нужно было говорить, что я не видела того, что видела в действительности. И всё же, как ни пыталась я забыть ужасы того замка, как ни пыталась убедить себя, что это лишь хитроумная фантазия, вызванная лихорадкой, ничего не выходило. А от того мой разум только сильнее мутился. Иногда я просыпалась утром и уже не верила самой себе. Но разве я могла признаться в этом хоть одной живой душе?
Я призналась, что, кажется, начинаю верить в то, что написано в ее дневнике. И что мне кажется, похожие события разворачиваются здесь и сейчас. Я увидела, тревога охватила мою милую подругу, но вместе с тем в ее чертах проявилось какое-то внутреннее спокойствие, непоколебимая уверенность. Будто бы только после моих слов она наконец-то уверилась, что не потеряла рассудок, а до этой секунды лишь балансировала на краю отчаяния.
Позже.
Я не смогла уговорить Джейн подождать и отдохнуть, а потому сейчас пишу в дороге. Лишь услышав о болезни Люси, Джейн тут же вскочила, позабыв о собственной слабости. Как я ни пыталась убедить ее, что два доктора уже заботятся о здоровье нашей подруги, ничего не могло остановить ее.
Дневник Люси Вестенра
27 августа.
Вчера под вечер меня снова навестила Мина. А с ней… Я до сих пор не верю своим глазам! И я нисколечко не осуждаю Мину за то, что та пропала так внезапно. Тем более, что оставила она меня в надежных руках двух докторов.
Джейн выглядит еще бледнее и истощеннее меня, но настроена решительно. Мина же снова одарила меня рябиной. Доктор Ван Хелзинк с одобрением
