ко мне, мотая хвостом и высунув язык.
— Ах-ах, как страшно, ах, напугал. Молодец, зверюга, — негромко повторяла я.
Пес плюхнулся на бок, и я начала чесать подставленный живот. Дети Ребекки играли на веревочных качелях, свисавших с дерева в саду. За ними следила молодая женщина. Ребекка вышла меня встречать.
— Ага, вы уже познакомились с Гарри, — сказала она, нагнувшись и похлопав пса по широкой груди.
Пес игриво обхватил зубами запястье Ребекки, но она коротко сказала «э-э-э», и Гарри немедленно отпустил руку и сконфуженно замолотил хвостом по земле.
Ребекка заново представила меня Лайаму и Бену и их няне, Магде. Мальчики подросли за то время, что мы не виделись. В группе я их не узнала бы; впрочем, чем старше я становлюсь, тем больше воспринимаю детей просто как детей. И не так часто обращаю на них внимание, как раньше. С другой стороны, Гарри я немедленно отличила бы от шеренги немецких овчарок одной масти, если бы понадобилось. Гарри — замечательный персонаж. А мальчики — просто мальчики.
День клонился к вечеру. Последние лучи солнца освещали верхушки деревьев. Красные, желтые и оранжевые пики деревьев в дальнем лесу сияли, как факелы на фоне темнеющего неба.
— Какой прекрасный вечер, — сказала я. Только взгляните на небо.
Ребекка улыбнулась.
— Да, золотой час.
— Золотой час?
— А, так говорят кинематографисты — и, между прочим, фотографы. Я снималась в паре фильмов давным-давно, вы наверняка про них и не слышали; так вот в одном по сценарию было нужно снимать сцену на пляже именно во время этого золотого часа. Мы три дня морозили задницы на берегу — только для того, чтобы главные исполнители могли поцеловаться в золотой час в тупом фильме.
— Значит, золотой час — закат?
— Нет, это перед закатом. Или сразу после восхода. Просто первый или последний светлый час, как-то так. Атмосфера очень… редкая и необычная. Это связано с чистотой света, углом подъема солнца и тем, как оно касается горизонта. Свет как бы фильтруется. Сейчас, конечно, я гораздо больше знаю о свете, как художник, чем когда стояла, дрожа на пляже ради того фильма. Иногда я только и думаю, что о свете.
После слов Ребекки я обратила внимание на то, как перемещается волнистыми узорами свет по дальним холмам; Ребекка, наклонив голову, смотрела на детей. Какой счастливой она выглядела, глядя, как они играют в «редкой», как она радостно говорила об атмосфере золотого часа!
— Вот посмотрите на тени мальчиков! Длинные, но не слишком темные; свет нерезкий. Меньше контраста — и все приобретает особый оттенок. Синева.
А посмотрите на цвет роз… Ой, я совсем заболталась, пойдемте в дом.
— Ничего-ничего, я очарована. Золотой час.
Час коктейля, как я всегда его называла. Настоящий золотой час.
Мы пошли к дому; хотя до Хэллоуина оставалось еще пару недель, четыре вырезанные тыквы радостно скалились нам с верхних ступеней, все с кривыми зубами, жуткими глазами-треугольниками и лицами, которые начинали морщиться под беспощадным солнцем начала осени.
Со стороны лужайки дом выглядел более-менее как старый фермерский домик Барлоу. Белый, колониального стиля, с черными ставнями на окнах. Только войдя в дом можно было понять, что старый маленький домик превратился в просторное фойе, красивую переднюю комнату с открытыми балками и полированными полами. Все перегородки были снесены, и громадный камин стоял теперь в центре пространства, окруженный диванами-переростками, богато обитыми бархатом — темно-бургундским и золотым. Повсюду были разбросаны подушки и подушечки, покрытые блестящим шелком и какой-то узорчатой тканью, напоминающей индийские гобелены. Мы прошли через зал и вошли в коридор — своего рода солярий, где стены и потолок состояли из прекрасных стеклянных панелей. Пол в этой стеклянной комнате был сделан из полированного голубоватого песчаника. Вдоль стен тянулись полки, уставленные белыми керамическими горшками с душистыми травами и цветущими растениями. В углу стояло лимонное дерево.
За стеклянной галереей оказалась новая часть дома. Не огромная, но и не маленькая. Мы прошли мимо маленькой библиотеки и столовой и попали в просторную кухню — белую, прохладную и милую. На центральном островке с рабочей поверхностью из мрамора стояла открытая бутылка красного вина и рядом — два бокала. Один был наполовину полон.
— Я пью красное, но могу открыть белое, если предпочитаете, — предложила Ребекка.
Впервые за долгое время я встретилась с человеком, который не знал мою «историю». Обычно, если меня приглашают, то говорят:
— Ну, Хильди, у нас есть все, что душе угодно: диетическая кока, сельтерская…
Ребекка предложила налить мне бокал вина так просто и бесхитростно, что я чуть не согласилась и не попросила налить мне бокал замечательного «пино нуар», который пила она. Но не стала, а вместо этого сказала:
— Знаете, пожалуй, мне пока бокал воды, — и пробормотала что-то о лекарстве, которое принимаю, — пусть думает, что я не употребляю только сегодня вечером, а обычно могу выпить за компанию. Как все люди на Земле.
— У меня рагу на плите, — сказала Ребекка. — Надеюсь, вы едите говядину.
— Разумеется, — ответила я.
— Пусть Магда пока покормит мальчиков. Я покажу вам свою студию, а потом спустимся и сами поедим, — объяснила Ребекка, с улыбкой протягивая мне бокал с водой. И сделала глоток вина из своего.
Мы немного поболтали, и когда вышли из дома, чтобы посмотреть студию, было уже темно.
— Можно было бы фонарик поискать, но луна почти полная, — сказала Ребекка, когда мы вышли из двери кухни. — Хильди, вы не откажетесь дойти в темноте?
Брайан уговаривает меня поставить тут прожекторы, но я их терпеть не могу.
— И я не люблю, — ответила я. И это правда. Почему-то люди, приезжая сюда, особенно из крупных городов — Бостона или Нью-Йорка, — не любят темноты и норовят осветить свою землю, как будто хотят, чтобы их было видно из космоса. Я люблю темноту и обрадовалась, узнав, что Ребекка тоже любит.
Луна и впрямь была почти полная, приближалось осеннее равноденствие, землю вокруг исчертили тени и свет. Гарри скакал у ног Ребекки, в возбуждении от ночной экскурсии. Мы прошли по тропинке через рощицу и достигли небольшого домика, у которого одна стена была сплошь стеклянной. Ребекка открыла дверь и, пошарив мгновение по стене, щелкнула выключателем. Три стены студии были побеленными и одна, как я сказала, — стеклянная; я представила, какой вид на болота открывается днем. Картины Ребекки поражали размерами — в основном импрессионистские морские пейзажи. Я не эксперт по искусству, но моя дочь посещала Род-Айлендскую школу дизайна и занималась немного живописью, прежде чем выбрала более доходную скульптуру (она снимает — с
