только понял он, какое совершил злодеяние. В сильном волнении обернулся он, чтобы взглянуть на прекрасную девушку, которая ехала за ним. Он думал, что, взглянув на нее, он успокоится, что ее чарующая красота даст ему силы побороть охватившее его раскаяние. Но, о ужас, девушка исчезла! Конь его шел за ним, понуря голову, никто не сидел на нем. Не последовала за Анрушем коварная урма. Заставив его совершить злодеяние, она покинула его и унеслась высоко в горы.
Заплакал Анруш. Он понял, кто была прекрасная девушка. Недаром были у нее такие длинные, густые золотые волосы. Он не знал, что же ему теперь делать. Бежать и скрыться где-нибудь, чтобы не схватили его и не казнили за преступление. Он остановил коня и долго думал, как ему быть. Раскаяние все сильнее и сильнее терзало его. Как живой стоял пред ним образ Рукуджа.
– О, Рукудж, Рукудж! Мой верный друг! За что убил я тебя! Нет, не я убил тебя, нас обоих погубила злая урма! – прошептал Анруш.
Повернул он коня и медленно поехал назад, туда, где лежал на лесной поляне труп его любимого друга. Он хотел еще раз взглянуть на него, проститься с ним.
Уже под вечер, когда солнце скрылось за горами, приехал Анруш на поляну. От леса легли на нее темные тени. Серый, холодный туман медленно плыл над ручьем. Сумрачно шумели деревья. Черные вороны летали над лесом. Хлопая крыльями, взлетели вороны с деревьев, окружавших поляну, взвились к потемневшему небу и стали кружиться со зловещим карканьем над поляной. Почуяли вороны добычу. Слез с коня Анруш, подошел к трупу Рукуджа и долго стоял над ним, опустив голову. Слезы струились из глаз его и падали на грудь Рукуджа, всю залитую черной, запекшейся кровью. Опустился Анруш на колени, поднял голову друга и поцеловал его холодные губы. Вынул несчастный красавец Анруш из-за пояса острый нож, тот нож, которым убил он Рукуджа, замахнулся и вонзил себе нож прямо в сердце. С тихим стоном упал Анруш на труп друга и умер. А под столетним дубом раздался зловещий, торжествующий смех. То смеялась злая урма.
Как Флорис добыл себе жену – «дочь ниваша» и как погиб завистливый Кропан
В одном цыганском таборе жили два молодых цыгана – красавец и весельчак Флорис и косой угрюмый Кропан. Не любили в таборе Кропана, и не только за его постоянную угрюмость, а главным образом за его злой и завистливый характер. Всем и во всем завидовал Кропан: и тому, у кого лошадь хорошая, и тому, у кого палатка новая, словом, не было ничего такого, чему не завидовал он. Это бы еще ничего. Пускай завидует на здоровье. Но Кропан старался всегда чем-нибудь да насолить тому, кому он завидовал, чем-нибудь испортить радость, выпавшую на долю другого. Весельчаку же Флорису, общему любимцу всего табора, Кропан положительно прохода не давал. Чем только не донимал он его: то подымет на смех, то пустит про него какую-нибудь нехорошую, злую выдумку, то испортит начатую работу. А Флорис только смеется да говорит: «Пускай старается косой Кропан, это он все от зависти. Когда-нибудь сам свалится в яму, которую другим роет».
Так оно в конце концов и вышло.
Однажды поздним вечером разговорились молодые цыгане у костра. Как и полагается молодежи, говорили они о красивых цыганках окрестных таборов. Были среди молодых цыган и Флорис с Кропаном. Флорис весело рассказывал о красавице Розе из соседнего табора, расхваливал ее красоту, а потом подумал минуту и сказал:
– Всем хороша Роза: и красива на редкость, и умна, только одна беда – уж очень она ветрена и капризна. Тяжко будет мужу с такой женой.
Кропан молча слушал разговоры цыган, угрюмо уставившись в огонь косыми глазами. Слыхал он и то, что рассказывал Флорис. Обернулся к Флорису Кропан и сказал:
– Коль ты, Флорис, хочешь иметь верную жену, да при этом еще писаную красавицу, то добудь себе в жены «дочь ниваша», красивее и вернее жены и не придумаешь. Пойди ночью на берег реки, может быть, какая-нибудь «дочь ниваша» пленится тобой, ведь ты у нас и сам красавец писаный, как раз под стать «дочери ниваша». Только верхнюю губу придется тебе потерять; как ни хитри, а бимуйакром (безгубым) тебе стать придется.
– Ну, отдать за красавицу жену верхнюю губу всякий согласится! Ты, Кропан, не пожалел бы небось и обеих, хотя они у тебя смотри какие толстые, – весело воскликнул Флорис, – только вот горе, как достать «дочь ниваша»? Может быть, ты, Кропан, меня научишь? Ведь ты у нас умник, все знаешь.
Молодые цыгане громко рассмеялись. Кропан же зло посмотрел на Флориса и проворчал себе под нос:
– Я-то знаю, да тебе не скажу.
– Нечего хвастать! – крикнул на Кропана самый старший из цыган, Тодор. – А коль знаешь, то говори. А не хочешь, так мы тебя заставим сказать. У нас ты так не отделаешься.
– А с какой стати мне скрывать? – ответил Тодору Кропан, сильно побаивавшийся здоровенных кулаков Тодора. – Дело простое! Нужно выследить, где пляшут ночью, в полнолуние, «дочери нивашей», да посыпать на этом месте семена дурмана. Когда на следующую ночь выйдут «дочери нивашей» из реки плясать, то та из них, которая наступит на семена дурмана, так и прирастет к земле. Бери тогда ее и веди в табор. Вот и вся хитрость.
– А как разыскать то место, где пляшут в полнолуние «дочери нивашей»? – спросил Тодор.
– Вот уж этого я не знаю. Это место вы уж сами ищите, – сказал Кропан, встал и пошел к себе в палатку.
То, что сказал Кропан о «дочерях нивашей», заставило сильно призадуматься Флориса.
«А что, если на самом деле добыть себе в жены „дочь ниваша“! Вот будет жена-то: и красавица, и верная какая, любящая. Ведь это значит стать счастливым на всю жизнь», – думал Флорис.
Когда все молодые цыгане разошлись спать, Флорис встал и пошел к реке. На реке было тихо. Полная луна отражалась в воде. Чуть шелестели прибрежные камыши. Долго стоял Флорис над рекой и думал о «дочерях нивашей». Наконец он махнул рукой и прошептал:
– Эх, нечего думать о пустяках. Все это вздор. Наверно, нарочно наболтал Кропан про «дочерей нивашей», чтобы потом поднять меня на смех.
Пошел Флорис назад в табор. Идет, а сам все думает о «дочерях нивашей». Когда он проходил мимо высокого дуба, росшего у самого табора, его кто-то окликнул:
– Флорис, погоди-ка минутку, я кое-что скажу тебе!
Остановился Флорис, оглянулся и увидал
