образовавшего новую секту под названием Форкона («Четыре угла»). Когда он послал в Букингемский дворец телеграмму о выходе Танны из состава британских владений, его тут же арестовали, но позже молва назвала его двойным агентом, отстаивавшим интересы французов. Вожди деревень Яонанен и Якель, где было гораздо спокойнее, издали наблюдали, как их соседи формировали сомнительные союзы, финал которых, как правило, был весьма плачевным.
Пока все смыкали свои ряды под различными знаменами и лозунгами, объявляя о собственной политической повестке дня, появилось новое движение, сгруппировавшееся вокруг нового могущественного предводителя: бога еще более неотразимого, потому как он не только существовал в реальности, но и предпринимал энергичные действия. Когда ему писали, он на эти письма неизменно отвечал.
* * *
Этот бог родился 10 июня 1921 года на столе в обеденном зале на острове Корфу (9). Нарекли его Филиппом. Сей маленький космополит был сыном греческого принца Андрея и принцессы Алисы Баттенбергской, правнучки королевы Виктории, демонстрировавшей мистические наклонности, которую впоследствии упрятали в швейцарскую лечебницу. Когда Филиппу исполнилось полтора года, турки взяли Смирну, и греческие националисты вынудили монархов отправиться в изгнание. Подобно младенцу Моисею, плывшему вниз по Нилу, Филиппа в безопасное место переправили на борту судна Королевского военно-морского флота «Каллипсо», спрятав в ящике из-под апельсинов. Его взяли на воспитание родственники сначала в Париже, потом в Англии, а когда пришел час, он стал кадетом Королевского военно-морского колледжа в Дартмуте. И именно там встретил юную принцессу Елизавету, которой тогда было тринадцать лет, гулявшую по окрестностям. Как вспоминала впоследствии Кроуфи, няня будущей королевы, харизматичный Филипп, чтобы ее развеселить, взялся прыгать через теннисную сетку.
В 1947 году, преодолев сопротивление многочисленных виндзорских группировок, считавших Филиппа надменным, необразованным и без гроша в кармане, Елизавета вышла за него замуж, устроив пышную и торжественную церемонию бракосочетания. До рождения в следующем году первенца молодожены без конца настаивали на том, чтобы переименовать королевскую династию в Маунтбеттенскую, что приводило к спорам с бабушкой ее величества и Уинстоном Черчиллем. «Я единственный мужчина в стране, которому запрещено назвать своим именем наследника, – горько сетовал Филипп. – Я не более чем чертова амеба». Когда после продолжительной болезни скончался король Георг VI, двадцатипятилетняя Елизавета взошла на трон, и Филиппу пришлось отказаться от карьеры во флоте, чтобы зажить жизнью затворника в роли принца-консорта, вынужденного кланяться жене каждый раз, когда она входила в комнату.
Существует естественный закон, управляющий британской монархией: при ослаблении власти всегда нарастают пышность (10) и та военная точность, с которой принято демонстрировать ее проявления. В XIX веке, обладая подлинным политическим влиянием, британские суверены утопали в роскоши, даже не думая ее от кого-то скрывать, вызывая тем самым недовольство парламента и народа, без конца их за это высмеивавших. По сравнению с другими европейскими династиями Ганноверская всегда славилась своим неумением надлежащим образом проводить ритуалы – по свидетельствам всех без исключения очевидцев, коронация королевы Виктории представляла собой совершеннейший хаос, отрепетировать который никому и в голову не пришло. Но к началу XX века, когда с введением всеобщего избирательного права и ростом влияния Лейбористской партии монархию стали все больше отодвигать от политики, дворец стал изобретать все новые и новые пышные традиции, нередко напоминавшие легендарный XVI век, чтобы хоть как-то оправдать свое существование.
Подобно тому, как на острове Танна ритуалы в честь Джона Фрама позволяли ориентироваться среди политических бурь, в королевстве упадка юбилеи и процессии в духе новой шекспировской пышности предоставляли возможность обеспечить стабильность, преемственность и контроль. Церемонию коронации, впервые показанную по телевизору, посмотрели 350 миллионов человек со всех уголков земного шара. Королеву Елизавету II короновали ровно в 12 часов 34 минуты, будто к этому событию ее подвело само время. Первым поклониться ей пришлось мужу. «Я, Филипп, герцог Эдинбургский, становлюсь вашим пожизненным вассалом и обязуюсь вам нижайше поклоняться», – поклялся Филипп и преклонил колено перед супругой, стоявшей в шелковом платье с вышитыми на нем цветками, каждый из которых символизировал то или иное ее владение. На фоне деколонизации мира все эти территории постепенно отваливались, как лепестки с увядающей розы империи. «И да поможет мне Бог», – сказал он.
Английское слово worship, означающее «поклонение», происходит от староанглийского weorðscipe; разбив его по слогам, мы получим weorð («стоящий» или «достойный») + – scipe («корабль»). Кто-то поклоняется посудине, которая доставит его в надежное место по коварному морю. Если сам термин «поклонение» подразумевает наличие достоинства, то критикам Филиппа может показаться странным, что из всех возможных кандидатов на роль идола выбрали именно его – человека, прославившегося своими неудачными шуточками, в том числе в адрес меланезийцев, чью тягу к каннибализму он поднимал на смех. Во мраке увеселительных поездок и скандалов монаршей семьи скрывается вопрос о необходимости самой британской монархии. Но в глазах жителей Танны такой шаг был бы весьма кстати, ведь они, просто обожающие игру слов, без труда доказали бы, что английское название королевской резиденции Buckingham Palace (Букингемский дворец) в действительности означает Back-e-go-home-paradise («возвращение домой в рай»).
* * *
Хотя представления о том, что власть королю дарует непосредственно Бог, существовали в самых разных странах и во все времена, свое конкретное выражение корыстолюбивая теория о божественном праве королей владычествовать над другими обрела на Британских островах в XVI веке. «Потому как у короля не одно, а два тела: физическое и политическое» (11), – объявил законник Эдмунд Плоуден, которого это изречение прославило на весь мир. И если тело, данное от природы, было тленным и «могло умереть в результате болезни, несчастного случая, детской немощи или старческой дряблости», то политическое тело считалось бессмертным, незримым и вечным. Его «нельзя ни увидеть, ни потрогать», – писал Плоуден. «Монархия – наиглавнейшее понятие на земле! – провозгласил король Яков I, выступая перед Парламентом в 1610 году. – Ведь короли не только наместники Бога на земле, восседающие на Его троне, – Бог сам называет их богами». После протестантской Реформации английские и шотландские юристы и монархи объявили, что судить короля может только Бог, но никак не папа римский. Доказательства существования у королей сразу двух тел они искали в Старом и Новом Заветах, особенно придирчиво изучая двойственную природу Христа, ставшего земным царем, и понятие «Плоти Христовой», взлелеянное святым Павлом, который считал его коллективным телом верующих. В дополнение к этому обращались и к небожителям Греции и Рима, утверждая, что король всегда тесно общается и обращается за советом к античным богиням Рацио, символизирующей рассудок, и Юстиции, ассоциирующейся со справедливостью и правосудием. Королевская кровь в их понимании представляла собой жидкость в высшей степени таинственную – как ихор, этот эфирный нектар, пульсировавший в жилах греческих богов.
Когда голова короля
