– Мы бы предпочли, чтобы она продемонстрировала гимнастику Кегеля, тут у вас написано, что ее в этом деле как следует натаскали. Не знаю, какими способами можно накачать такие интересные места, но подозреваю, что процесс выглядит увлекающе.
Наглец никак не может уняться, он начал меня раздражать.
Директриса отвернулась от западников, скосив взгляд, я успела увидеть, как скривилось ее лицо. Тем не менее она ответила все тем же ровным и благожелательным голосом:
– К сожалению, мы не делаем такие записи, и совершенно исключено, что столь интимные занятия орхидеи будут демонстрировать перед кем-либо, кроме избранников. Прошу особое внимание обратить на ноги Мишель, они у нее безупречны. Вы, конечно, можете заявить, что им не хватает полноты в верхней части, но уверяю вас, что это спорный недостаток, ведь многие мужчины ценят, когда между сомкнутыми бедрами остается заметный промежуток. К тому же с возрастом это может измениться, девочка еще растет, также такие вещи можно регулировать при помощи различных диет и упражнений, чему она тоже обучена. То есть избранник может регулировать ее фигуру под собственные запросы. Со своего места вам трудно разглядеть мелкие детали, поэтому вы, очевидно, упустили из вида ее ногти. Они также идеальны, боюсь, что лучших ногтей среди этих стен вы не увидите, да и за ними – тоже. Мишель прекрасно умеет о них заботиться и…
– Если то, что интересует мужиков в бабах, уместить в тысячу строк, ногти окажутся на тысяче первой, – перебил директрису неугомонный полковник по прозвищу Лазарь.
– Это дело вкуса.
– Уж поверьте, если мужик – реально мужик, а не совсем уж печальный кадр, у которого мужской пол в паспорте и больше нигде, вкус у него именно такой и никак иначе. Подавайте нам следующую, с рыжей мы все поняли. Вон ту узкоглазую хочу. Кто это ей так личико подрихтовал? Только не рассказывайте, что она сама упала, я слишком стар для наивных сказок.
Да уж, худших смотрин я никогда не видела. Он уже успел наговорить больше, чем все кандидаты в избранники за десять лет. Вульгарно, грубо, скандально, других бы давно уже вывели, а этот продолжает вести себя в том же стиле. Держится так, будто именно он здесь хозяин.
Хотя, если вспомнить все услышанное, что-то в этом есть.
– Воспитанницы немного поссорились. Они ведь просто девочки, между ними всякое случается, а контролируют себя плохо. Возраст сказывается.
– Ее поколотила девочка? Какая?
– Номер восемь.
– Тощий ребенок с сонными глазищами на половину лица? Вот уж на кого не подумаешь. Рука у нее в порядке, не видно ссадин.
– Она атаковала открытой ладонью, ее так учили.
– Хотел бы я взглянуть на такой удар в ее исполнении. Запись осталась?
– К сожалению, нет.
– Ну а повторить тут сможет? Мы очень хотим.
– К сожалению, это невозможно. Все наши девочки обучены выживать в опасных зонах Стикса, в том числе защищаться голыми руками. У них завышены сила и ловкость, как, впрочем, у всех развитых иммунных, поэтому им непросто соизмерять мощь своих ударов, это может привести к опасным травмам. Последствия одной из этих травм вы сейчас наблюдаете, у Мии пострадали хрящи носа.
– Значит, эта черная за себя постоять не умеет. Так получается?
– Если понадобится, постоит и за себя, и за своего избранника. Не надо путать внезапно вспыхнувшую ссору и ситуацию, которая может сложиться на территории опасного кластера. Наши девочки, разумеется, обучаются не так, как военнослужащие, но мы живем в непредсказуемом мире, и потому по мере сил готовим их к любым возможным ситуациям.
– И все же соня под номером восемь ей наваляла, – ухмыльнулся полковник.
Похоже, его зациклило на мысли, что он обнаружил хоть какой-то намек на изъян в нескончаемом перечне наших плюсов.
– В любом бою можно найти проигравшую сторону, – ответила Селедка. – Если желаете, можете считать проигравшей Миу. А теперь поговорим о ней подробнее.
И так далее, одну за другой. Директриса называла очередной номер, на все лады выхваляла наши достоинства и помалкивала о недостатках, ну а господин Лазарь в ответ без устали сыпал своими пошлыми остротами и сомнительными придирками. Одно хорошо, что от меня не потребовалось ни слова, ни жеста. Я просто стояла и больше ничего не делала, пропуская мимо ушей слова Селедки.
Слышала их не раз, не забыла еще.
Боже, ну как же хочется пить! Не знаю, что за гадостью меня обкололи, но жажда из-за нее просто вселенских масштабов. Накануне смотрин нас не поили и не кормили во избежание проблем, так что сейчас я почти согласна напиться из унитаза, вот только где же его здесь найдешь.
Ничуть не удивилась, когда Ким уделили раза в три больше внимания, чем мне. У директрисы талант затягивать время, с разных сторон навязчиво указывая на выгодные стороны воспитанниц. А тут превзошла саму себя в однообразных восхвалениях. Если верить всему сказанному, эта глуповатая блондиночка просто несбыточная мечта всей мужской половины человечества. И в этих стенах она до сих пор пребывает только потому, что ее берегли как раз для такого великого случая.
Господин Бром, почти ставший ее избранником, отказался от такой чести после короткого разговора, проведенного под ненавязчивым присмотром воспитательниц. Говорят, в конце беседы он вспылил и высказался о Ким крайне отрицательно, прилюдно сравнив ее с широко известной домашней птицей.
Ну да, нельзя с ним не согласиться, – она та еще курица. Но сейчас мне ее очень жалко, никому такое не пожелаешь. Но в то же время есть искорка радости.
Я рада тому, что Ким из второй группы. Мы с ними почти не пересекаемся, это политика Цветника, поэтому друг дружку знаем плохо. Она для меня совершенно чужая, более чужая, чем все мои одногрупницы, включая даже Миу.
С такой не так печально расставаться, и знание ее дальнейшей судьбы не так ужасает.
Ну когда же это закончится? Я ведь рискую умереть от жажды. Или смотр затянулся так, как никогда не затягивался, или я теряюсь во времени из-за неудобств, благодаря которым минуты растягиваются в часы.
Вроде бы всех нас представили, роликов на экране прокрутили немало, сейчас там наверняка демонстрируются картинки, уже не привязанные к кому-либо конкретно. На этом этапе господа могут начать запрашивать дополнительные данные понравившихся воспитанниц, также не удивлюсь, если они удалятся к бильярду и официанткам, чтобы принять решение в более раскованной обстановке.
Но западники ничего не говорят и не поднимаются. Просто сидят и смотрят на нас из полумрака, и невозможно понять – на кого именно.
Затем случилось очередное немыслимое событие. Тот, который все время молчал, неприглядно пожевывая, что-то достал из кармана, затем вспыхнул огонек, и вот этот грубый человек уже сидит, как ни в чем не бывало пуская дым от толстенной сигары.
Что?! Курение в стенах Цветника?! Да его же сейчас выгонят с позором, до такого бесчинства еще никто не додумывался!
Но странное дело, ни директриса, ни Эсмеральда даже не пискнули и вообще держались с таким видом, будто так и должно быть. Мы, естественно, тоже помалкивали, не позволив ни жестом, ни звуком выдать охватившее нас смятение.
На миг смолкла легкая музыка – сменялись композиции. Поэтому я отчетливо расслышала отрывистый звук очередного то ли артиллерийского выстрела, то ли взрыва, различать их умеет только Дания.
Западники при этом звуке переглянулись и синхронно улыбнулись, будто говоря друг другу без слов что-то, понятное лишь им.
И тогда я окончательно осознала, что этим людям сейчас позволено слишком многое. Немыслимо многое. Они это понимают и ни капли не стесняются использовать ситуацию. Пока что в мелочах, если столь демонстративно нарушающее все правила курение можно назвать мелочью, но кто знает, что они придумают дальше.
Почему-то мне впервые за все время стало страшно. Очень страшно. Так, что в ногах слабость ощутила.
Справилась с грозящими падением симптомами быстро, но страх остался.
Сейчас что-то произойдет.
– Может быть, господа желают узнать что-то дополнительно? – не выдержала Селедка, истерзанная мукой безобразно затянувшегося ожидания. – Просто назовите номер, можно даже жестом, на пальцах, здесь так принято.
Полковник покачал головой:
– Не надо нам ничего дополнительного, мы уже определились. – Он выпустил облако дыма, поднял обе руки, растопырил ладони, поджав при этом большие пальцы и, ломая мою жизнь об колено, небрежно произнес: – Западная Конфедерация выбирает орхидею номер восемь.
Глава 8
Жизнь вдребезги
Два года назад я едва не погибла из-за очередного проявления традиционной мужской расхлябанности, отягощенной алкоголизмом (тоже традиционным). Нашу группу отвезли в считавшийся безопасным кластер, где мы должны были провести ровно сутки, в целях профилактики споровой лихорадки Улья, или, как ее обычно называют по-простому, – трясучки. Это рутинное и хорошо отлаженное мероприятие, ничто не предвещало беды. Но случилось непредвиденное – несколько весьма высокопоставленных господ Азовского Союза, которым пришлось временно покинуть стаб по той же причине, в процессе затянувшегося ужина позволили себе лишнее и затем, уже находясь в состоянии сильнейшего опьянения, потребовали от охраны отвезти их в место, где можно вволю пострелять по зараженным.
