Я на самом деле хотел помочь ему, я привел к нему много зрелых женщин, на любой вкус и возраст. Однажды я притащил даже дряхлую бабульку. Она была женой Шауля Шифа, израильского посла на Андорских островах. Ты не поверишь, какой она была страшной и как воняла нафталином. К ней без противогаза лучше было и не подходить. Она мне платила сто баксов за то, что я позволил ей войти в гримерку. Она показывала ему свою дряблую жопу, всю в обвислых складках и це- люллите, а он говорил ей, какая прекрасная у нее задница. Знаешь, почему? Потому что у него было золотое сердце. Поверь мне, если бы там был кто-нибудь из присутствующих — ты или я, — нас бы давно стошнило. Сказать по правде, он и не знал, что она — жена израильского дипломата. Он был уверен, что это старая уличная проститутка.
Ха, вот тебе еще один случай, с женой бригадного генерала Иерахмиэля Гутника, известного героя войны и израильского военного атташе в Барселоне. Она была помоложе и очень ухоженная, но ужасно нервная, потому что генерал приударял за бабами и не уделял ей должного внимания. Я вошел в ее положение и взял всего лишь семьдесят пять долларов.
Она раздевалась и садилась перед ним совсем голая. Она ласкала себя, но каждый раз, когда она совсем уже собиралась кончить, все ее разочарование и личные проблемы прорывались наружу. Ты ведь знаешь, все бабы немножко того, когда дело касается их желаний. Женщины всегда хотят то, что не в состоянии получить. Она кричала и разбрасывала вещи. Понимаешь, она хотела, чтобы он завелся, и не могла никак понять, что мальчик невинен, как детеныш кенгуру.
Она была злая баба. Мы слышали, как она орет за стеной: «Люби меня, смотри на меня, малыш, я жду тебя, пожалуйста, возьми меня!» — ну, все эти глупые клише, которые используют женщины в клиторальном трансе. Это было ужасно смешно. Она швыряла все, до чего могла дотянуться: вазы, телефонные трубки. Бутылки вина. Поверь мне, она неистовствовала. Но Дани, поскольку был кроток и невинен, оставался спокоен. Он был тих и спокоен, никогда не выходил из себя. Он сидел и смотрел на нее, как ледяная кукла. Это ее прям-таки выводило из себя. Она не справлялась с ситуацией. В конце концов, когда я понял, что происходит, я вмешался. Я вошел в комнату и вежливо попросил ее одеться и выметаться вон без права возвращения. Потому как она была слишком буйной. Ты знаешь, о чем я, — не хотелось рисковать. Она не расцвела от счастья, это точно, но я плевать хотел. Никто не может спорить с Аврумом, даже жена генерала Иерахмиэля Гутника, военного атташе в Барселоне!
Берд: Как вы можете играть так жестоко с людскими чувствами и эмоциями?
Аврум: С вашего великодушного позволения, я впредь буду просто игнорировать тебя и твои инфантильные вопросы. Ты долбаная жопа, ты уже два месяца каждую неделю ходишь ко мне и все еще ничего не понял? Это все план! У каждого человека на этой дурацкой планете есть свой план. Каждый человек появляется на свете для своего плана. Мой очень прост. Я всего лишь помогаю еврейскому народу такими способами, о которых мы лучше помолчим. Я когда-нибудь пытался помешать твоим планам? Зачем ты сюда пришел?! Может быть, потому только, что ты хочешь сунуть свой длинный сопливый нос в мои планы? Может быть, твой гребаный план — копаться в планах других людей? Ты лучше заткнись, ты… даже не знаю как тебя назвать… ты гребаный гнилой банан!
ПАУЗА
Аврум: Ничего не помогло. Через несколько дней Дани тотально расклеился. Он увяз по уши. Его сердце разбилось на куски, как в индийском или египетском кино. Если он чего и хотел, так это покончить с жизнью. Он поднимался на острашенно высокие сооружения вроде Пизецкой башни, Эйфелевой башни, Башен-Близнецов. Назови башню, он на нее лазил. Он ни с кем не разговаривал, знаешь, как это бывает, он просто плавал один в собственном соку. Я отвел его в сторонку и сказал: «Иди прямо сейчас и вложи всю свою скорбь в трубу, выплесни крик наружу, дай боли зазвучать, как тебе хочется». Вдруг его глаза открылись. Внезапно он сам увидел путь к спасению. Я почти что воочию увидел его боль крутящимися цифрами на счетчике бензоколонки. Уже через несколько минут он заперся с трубой в своем номере. Именно тогда он написал трубный шлягер всех времен «Тяга доски». Веришь, это была его лучшая мелодия — мегасупер-революционный хит.
30
Сабрина
Берд: Доброе утро, Сабрина, как вы себя чувствуете сегодня?
Сабрина: Вы знаете, я начинаю скучать без вас. По-моему, самое время, чтобы и вы мне что-нибудь рассказали. Откуда вы родом? Как вы меня нашли? Почему вас интересует моя история? Что вы ищете?
Берд: К сожалению, я не могу вам рассказать многого, но я считаю, что мы близки к цели.
Сабрина: Что-то с вами происходит. Почему бы вам не рассказать мне о женщине, которую вы любили, вместо всего этого старья?
Берд: Рассказывать нечего. И вообще, почему вас это заинтересовало?
Сабрина: Потому что… пожалуйста, рассказывайте.
Берд: Однажды я думал, что по-настоящему полюбил женщину.
Сабрина: И что же случилось?
Берд: Я обнаружил, что ошибался.
Сабрина: Как вы это обнаружили?
Берд: Она мне помогла.
Сабрина: Скажите честно, Берд, вы боитесь женщин?
Берд: Пас.
Сабрина: Признайтесь же, дайте себе волю!
Берд: Пас…ну наверное, разве не все мужчины..?
Сабрина: Не знаю, ответьте сами. Так чего же вы боитесь?
Берд: Я их совсем не понимаю.
Сабрина: Чего там понимать?
Берд: Даже это превыше моего понимания.
Сабрина: Расскажите подробнее.
Берд: Это слишком болезненно. Я не желаю это обсуждать. Давайте продолжим с того места, где остановились в последний раз.
Сабрина: Но у меня тоже накопились вопросы. Вы — не единственный игрок на этом поле, и вообще я могла бы вам реально помочь, я имею в виду, с женщинами.
Берд: Сабрина, я уверен, что вы можете. Но, пожалуйста, не заходите так далеко — это слишком болезненно. Когда-нибудь я сам во всем разберусь, обещаю. Мы остановились в самом конце концерта Дани.
Сабрина: Вас не так-то легко раскусить. Ну ничего, я знаю, что могу помочь вам, и я уверена, что мне представится такая возможность. В любом случае, после концерта я обнаружила, что стою в длинной очереди у служебного входа в здание Оперы. Там было множество молоденьких девушек, большинство пребывало в состоянии психоза. Некоторые падали в обморок, другие кричали до хрипоты. Я стояла очень тихо. Я просто ждала, моля Бога о том, чтобы мне посчастливилось увидеться с ним наедине.
Вдруг — совершенно неожиданно — я увидела «акулу шоу-бизнеса» Он тоже выглядел изумленным. Он совсем не ожидал меня там встретить. Он не думал, что я куплю билет на фольклорное шоу. Он поинтересовался, не буду ли я так любезна выпить с ним чашку чая с лимоном в Еврейском культурном центре. Кто же ожидает от сабры, что он пригласит вас на чашку итальянского капучино в одном из приличных франкфуртских баров, когда он может получить свое пойло задарма включая кошер в местной синагоге! Я сказала, что оказалась там только потому, что очень хочу увидеть г-на Дани Зильбера и лично засвидетельствовать ему, что его музыка затронула самые глубокие и потаенные струны моей души. Он воскликнул: «Уалла, сестренка, нет проблем! Ключи в зажигании, идите за мной».
Он провел меня через охрану. Мы обогнули очередь и вошли в здание через служебный вход. По темному коридору мы спустились прямо в грим-уборную Дани. Аврум открыл дверь и впустил меня. Я вошла, стараясь сориентироваться точно на центр комнаты. Женщины так поступают, когда хотят привлечь внимание мужчины. Но на этот раз прием не сработал. Дани остался совершенно равнодушным. Казалось, он изо всех сил старается не замечать меня. Я растерялась. В этот раз все было по-другому, я смутилась. Я уже была влюблена в этого юного трубача. Возможно, я расчувствовалась и слишком глубоко восприняла боль и несчастия, разлившиеся в его музыке. Я хотела разделить его муки. Я хотела сказать, как глубоко он меня тронул, но не находила слов.
Внезапно я осознала, что не умею формулировать такие глубокие эмоции. Стояла как бревно и хотела, чтобы он коснулся меня. Я посмотрела ему прямо в глаза, в самый зрачок страдания. Не думая ни секунды, я расстегнула блузку и бросила ее на пол. Та же участь постигла лифчик и юбку. Я двинулась ему навстречу, не отрывая пристального взгляда от его глаз. Подошла вплотную, я была абсолютно голой. Он тоже смотрел мне в глаза, но я уже добралась до его души. Я видела, что он хотел опустить глаза и взглянуть на мою грудь. Я тоже хотела, чтобы он видел мою грудь, мой идеально выбритый лобок. И он хотел, но не мог, не смел; он был очень застенчивым юношей. Его глаза наполнились слезами. Он смежил веки, и судорожная гримаса пробежала по его лицу. Я потянулась к нему и с силой сжала его голову между грудями. Прижала его близко-близко к сердцу и готова была взорваться от переполняющих меня эмоций. Он стал целовать меня как невинный ребенок. Уверена, что он был девственником. Он был чувственный и нежный. Как его музыка.
