— А что, неужто заметно? Я просто хочу, чтобы он поскорее стал прежним, веселым и беззаботным, а не таким, как сейчас. Настя, конечно, была хорошей девчонкой, но ее же не вернешь, — разъяснил мне Вадик с юношеской прямолинейностью.
А я снова спросила:
— Мне показалось, что ваша мать не очень хорошо к ней относилась. Не просветишь, почему?
— Из-за собственной дурости, — усмехнувшись, ответил Вадик. — Она вбила себе в голову, что должна решать за нас с братом, кому кем быть и что делать. Его вот желает отправить к отцу в Испанию, а меня заставляет поступать в институт, учиться на экономиста. Но ни мне, ни брату ничего этого не надо, мы сами решили, что будем делать дальше. А она все упирается.
— А почему она хочет отправить к отцу Степана, а не тебя? — посчитав, что кое-что женщина упустила из виду, поинтересовалась я. — Может, ты бы быстрее согласился?
— Она бы послала, если бы можно было, — улыбнувшись, сказал Вадик. — Только у меня… как бы это сказать… судимость, короче, есть. Не пускают меня за границу. А Степа просто не хочет, ему и тут нравится.
— Вот, значит, как у вас все запутано, — подивилась я. — А я, честно сказать, раньше думала, что ваша мать Настю любила.
— Это Степа тебе сказал? — стал уточнять Вадик. Я кивнула, а он продолжил: — Он всем так говорил, ведь мать все же. Только, скажу тебе по секрету, они друг друга сразу невзлюбили. А потом, когда Настя Степана не пустила к отцу, и вовсе воротить от нее нос стала. Но ты не переживай, если у вас со Степаном все выйдет, — Вадик хитро подмигнул мне, — я ее постараюсь держать от вас подальше.
— Спасибо, — улыбнувшись, ответила я.
Потом наш разговор как-то сам собой перешел на музыку, и брат Степана стал знакомить меня с новинками бардовской песни. Я слушала его вполуха, задумавшись над тем разговором, свидетелем которого невольно стала. Честно признаться, агрессия матери по отношению к невестке заставила меня заподозрить ее в том, что она могла бы попытаться отравить Настю, дабы избавиться от ее влияния на собственного сына и заставить того отправиться-таки к отцу в Испанию. На мой взгляд, мамочка у ребят была из разряда тех, кто любит, чтобы все было именно так, как она решила, и не иначе, так что от подобного человека еще и не такого ожидать можно.
Пока я прикидывала, могла или не могла мать Степана отравить собственную невестку, взвешивая все «за» и «против», в коридоре раздались шаги. Одновременно со мной услышав их, Вадик доложил:
— Степка пришел.
Я встала, и в этот самый момент в зал вошел Степан. Никак не ожидая меня здесь увидеть, он очень удивился.
— Добрый день, — поприветствовала я его.
— З-здравствуйте, — ответил мне Журавлев. Потом тяжело вздохнул и уже нормальным тоном добавил: — Никак не ожидал, что увижу вас здесь.
— Но, как видите, я все же тут, — улыбнулась я в ответ.
— Кхе, кхе… — раздалось у меня за спиной, и с легкой усмешкой на губах Вадик произнес: — Ну я это… пойду погуляю.
Потом быстренько сгреб с полки пару каких-то кассет и исчез за дверью.
Мы со Степаном остались одни. Он пригласил меня в кухню, сказав, что сейчас сделает кофе, и я на этот раз отказываться не стала. Тем более что предложен был кофе, а не ненавистный мне чай.
— Честно признаюсь, — хлопоча у плиты, издалека начал Степан, — вы меня сильно удивили своим посещением. Мы не так давно с вами разговаривали, и вы сказали, что виновный все еще не найден, а тут… Или я неправильно подумал, результата еще пока нет? — повернувшись и вопросительно посмотрев мне прямо в глаза, спросил Журавлев.
— К сожалению, нет, — честно призналась я. — Пока мне удалось лишь установить, чем могла быть отравлена ваша жена, но и это может быть неточно. А пришла я потому, что мне потребовалось кое-что уточнить и выяснить у вас.
— Что именно? — ставя передо мной чашку с горячим кофе, спросил Степан.
Я немного помедлила, а потом спросила:
— Скажите, в день смерти вашей жены вас навещала ваша мама?
— Да. А почему вы об этом спрашиваете? — вернув так и не донесенную до рта чашку на стол, в свою очередь спросил Степан.
— Просто, пока вас не было, я стала свидетелем ее разговора с вашим братом, и, скажу честно, у меня закралось подозрение, не могла ли она отравить Анастасию, — не став юлить, честно обо всем рассказала я. — Что вы по этому поводу думаете?
— Я… чтобы мама… — заволновался Степан. — Нет, не думаю… Да, конечно, она не любила Настю, но чтоб решиться на такое…
— У нее ведь были причины, — продолжила я. — Если я не ошибаюсь, она мечтает отправить вас в Испанию, а ваша жена была тому помехой.
Степан опустил глаза в стол и задумался. Похоже, и он начал подумывать так же, как и я, и засомневался в невиновности собственной матери. Я же, не желая кого-либо обвинять беспочвенно, сказала:
— Давайте не будем гадать и предполагать, а просто все проверим. Поэтому мне нужно, чтобы вы вспомнили, приносила ли ваша мама что-то из продуктов в тот день? Если да, то что именно и кто это ел?
— Да, она приносила, — убитым голосом признался Степан. — Какие-то витамины жене и фрукты.
— Вы их ели? — последовал от меня очередной вопрос.
— Нет. Я вообще не люблю зелень. Ела только Настя.
Сказав это, Степан сорвался с места и, выбежав из кухни, направился в спальню. Там он подвигал что-то, а потом вернулся с баночкой, на которой была приклеена этикетка с названием витаминов.
— Вот, это она купила. И еще, — он открыл холодильник и указал на пакет, — там остальное, что жена не успела съесть. Я ничего не брал, так как не люблю, а Вадик и вовсе у нас никогда этого не ест. Ведь это все можно проверить?
— Да, конечно, — согласилась я. — Отдам на экспертизу, и там скажут, было ли что-то во фруктах или же нет.
— Неужели это она? — возвращаясь на стул, со вздохом произнес Степан. — Она всегда ее не любила, даже почти ненавидела, а значит, могла…
— Не забивайте себе пока голову, — дала совет я. — Вот проверим продукты, и если что-то в них найдем, то тогда уж будет причина для волнений. К тому же я хочу узнать у вас еще кое-что.
— Да, я слушаю, — кивнул Степан. — Можете спрашивать.
— Попробуйте еще раз рассказать, что делала и куда ходила ваша жена в тот день. Возможно, что-то вы упустили, и это не дает мне возможности найти настоящего виновника ее смерти.
Выслушав мою просьбу, Степан стал пересказывать то же самое, что и в первый раз. Вспоминал и какие-то дополнительные подробности того трагического дня, но они не имели никакого значения. Я все больше укреплялась в мысли, что зацепиться совершенно не за что. Когда же Степан закончил свое повествование, пришлось спросить:
— А вы случайно не расставались в течение дня? Может, хоть на часок, но Настя оставалась одна дома и к ней кто-то заходил? Просто вы об этом не знаете…
— Нет, дома она не оставалась одна, точно, — заверил меня Журавлев. — А вот на улице… — что-то припоминая, начал он.
— Что на улице? — подтолкнула его я.
— Когда мы пошли погулять, мне позвонил начальник и попросил срочно доставить ему кое-какие документы. Они были у меня с собой в машине, и я, конечно, поехал, а Настя осталась в парке. Меня не было всего час, и, когда я вернулся, она все еще бродила по парку. Сомневаюсь, что там она что-то ела.
Я тоже пока сомневалась, но порадовалась тому, что стало известно хоть что-то новое. За час Анастасия могла не только мороженое съесть, но и что-то другое, например, то, чем ее кто-либо угостил. Так что все следует хорошенько проверить.
— А в каком парке вы гуляли? — дослушав клиента, спросила я.
— Да тут недалеко, за теми девятиэтажками, — пояснил Степан, указывая рукой в окно. А потом спросил: — Думаете, Настя могла во время моего отсутствия куда-то заходить? В гости к кому или еще куда?
— Предполагаю, — расплывчато ответила я. И тут же добавила: — По крайней мере, не могу уверенно сказать, что этого не могло быть.
— В общем-то да, — согласился со мной Степан и замолчал.
Мы молча допили кофе, каждый думая о своем, а потом Журавлев попросил:
— Пообещайте, что, как только результаты экспертизы будут известны, вы мне сразу позвоните на работу. Иначе я буду как на иголках.
— Конечно, позвоню, — согласилась я. Затем встала и добавила: — Пожалуй, мне пора. Не стану вас больше задерживать.
— Да, конечно, — рассеянно кивнул Журавлев и пошел провожать меня до двери.
Когда я обулась, он вежливо подал мне мою сумочку, а также пакет с фруктами из холодильника и пожелал удачи.
На этом мы и расстались. Я медленно спустилась по лестнице вниз и вышла на улицу. Настроение было каким-то упавшим, словно что-то важное, чего я ждала всем сердцем, так и не случилось. Хотелось возмущаться, ругаться, да повода не было. В конце концов, воспользовавшись старым и очень хорошим дружеским советом, я махнула на все рукой и села в машину. Были дела и поважнее, чем горевать о безответном чувстве.
