похожая на быструю крысиную тень у стен, подала им плошки с жидкой кашей и ягодами. Миски были горячими, задубевшие пальцы налились пульсирующей, распирающей их болью. Южанка же подобрала кисет с трубкой и ушла к каменному краю Танной, где села, свесив в пропасть ноги. За все время она не сказала Джо и слова, а с Чонсой болтала, не затыкаясь.
– Хочешь оправдать его в моих глазах? Можешь попробовать.
– Его сын родился с разноцветными глазами. – Джо недолго колебался, покусал губу и вырвал из рук Чонсы (та хотела накормить его сама) кашу, облившись. – Брок думал, что это просто особенность, но потом понял, что дитя владеет малефецием… Он пытался скрыть его. Воспитать сам.
Тут брови Чонсы взлетели вверх, потому что это правда не было похоже на Брока, которого она знала. Джо заметил это и хмыкнул, посмотрев ей прямо в глаза:
– Но затем ему исполнилось четырнадцать и у него случился припадок. Брока не было дома, а когда он вернулся, вся семья была мертва, его жена, все животные, даже любимая собака его сына. У них была кровь в ушах, из глаз шла, из носа и рта. А мальчика нигде не было. Всю оставшуюся жизнь он гонялся за ошибкой, которую совершил в молодости.
– И он нашел его?
– Нет. Как не искал.
Чонса замолчала, переваривая информацию. А затем внезапно издала неприличный звук губами и сказала:
– Теперь понятно, почему он решил подохнуть за малефику и юнца. Искупление старых грешков, увы, не так работает.
Джо посмотрел на неё так долго, словно закапывал каждой секундой зрительного контакта на фут в землю. И повернулся спиной, разочарованный, так и не притронувшись к еде.
Им предстоял долгий путь. Время текло иначе в этих узких, полных теней и затхлого воздуха коридорах. Порой они были так широки, что их шаги разносились эхом, словно по тронному залу. Когда тропа сужалась, им приходилось идти по одному, боком сквозь трещины в мокрых скалах. На них сыпалась каменная крошка, компанию им составляли летучие мыши в глубокой спячке – и больше никто.
– Ты точно знаешь, куда идти? – спросил Джо шорку, когда та повела их какими-то совсем путанными тропами, свернув несколько раз в разных направлениях. Ключник подумал, что ходы под горами прорыли гигантские мыши, и от этого стало немного жутко. Он не ждал ответа от ведьмы. Чувствовал, что не нравится ей.
– Точно, леле, точно, – кивнула она, будто сама с собой говорила. – Я тут каждый камушек знать.
– И этот путь выведет нас… куда? – За каскадом поворотов, природных мостов и переходов Джолант совсем потерял направление. Единственный его ориентир – Танная – остался далеко позади.
– А ты еще не понял? – Шорка обернулась на путников с сияющей улыбкой на лице. – Домой!
– Домой? – Это Чонса повернулась к ним.
– К нему домой. – Ведьма указывала прямо на Джоланта. Тот как раз случайно задел культей стенку и весь побледнел от боли.
– Сантацио, – прошелестел он.
«Как она узнала про это?»
Ему не хотелось вспоминать о том, что когда-то у него был «дом». Он потерял его, мать и имя. Это куда больнее, чем лишиться ноги. Зато у него был новый отец, пусть не по крови, а по завету – Брок. Был дом – просторные казематы Дормсмута. Но оставалась маленькая подушечка с можжевельником и лавандой от головных болей. Её своей рукой сделала мама, настоящая мама, а не та, что, как твердили монахи, была Церковью. На подушке волки гнались за лисами по полю из чертополоха. Вышивка давно поистрепалась, засалилась и побелела, но как она грела сердце!
Где теперь эта подушечка? Где теперь Брок? Где его дом?
– Но это невозможно! – воскликнула Чонса, пока Джо переводил дух. – Если бы у шорцев был выход к Дарре…
– Да сдаться нам Дарра, – отмахнулась горная ведьма. – Камни и злые рожи. Осторожно, тут пропасть! Это вы пытаться откусить кусочек сладкая земли.
– Тем не менее, именно вы откусили от нас Сантацио, – заметил Джо без приязни. Он пополз по стенке, стараясь не смотреть вниз, где камни пиками поднимались из недр. Чонса отошла в сторону, любуясь соляными сосульками, что свисали прямо над их головами.
– Я ничего не кусать, леле. – Ведьма обернулась на малефику и подхватила её под руку, как в деревнях девочки хватают подружек. – Тем не менее – вы быть ещё в Бринморе. Оттуда до Шор еще дорога. Там есть трактир, остановиться. Его держит мой ста-арый друг. Самсон имя.
Она побежала по каменному парапету над пропастью шириной в две дюжины дюймов.
Джо оступился, попытался по привычке опереться на вторую ногу и в мучительно растянутый по времени миг завис над холодной бездной. Чонса была далеко, ведьма вела их вперед, но каким-то невероятным образом она оказалась рядом и дернула за шиворот Джо, откидывая его спиной о стенку.
– Я же сказать – осторожнее.
Падение было бы избавлением. Но увы.
Небо оказалось злым и низким. Джо с Чонсой замерли двумя призраками у границ подземного царства, запрокинув головы и приоткрыв рты. И только они привыкли к завихрениям алых облаков, как из-за них появилось длинное змеиное тело, изогнулось лентой и медленно исчезло в верхних слоях небес, будто растворилось. Джолант сильнее навалился на плечо малефики от этого зрелища, а она нашла его ладонь и сжала до судороги, пробежавшей до кончиков пальцев. Странное чувство: они ссорились, но их будто объединило то безумие, что они увидели своими глазами. Разделенное надвое, оно переставало быть настолько пугающим.
Ведьма скинула свою огромную корзину у входа в пещеры, что оказался тонкой расщелиной, Джолант бы прошел мимо этой трещины и не подумал, что за ней скрывается проход к Дарре. Они стояли на узкой площадке, нависшей над обрывом, как балкон, и все же сумасшедшая раскинула руки и рассмеялась, танцуя по горному выступу.
– Какая красота! Красота! – Она повисла на их плечах, едва не свалила с края, прижалась чумазой щекой к лицу Джоланта. – Представлять! Когда-то так было всегда! Все эти краски, они вернулись!
– Счастье-то какое, – пробурчала Чонса. Выглядела она неважно – плохо спала в последнее время, больше бродила вокруг их нехитрого лагеря в пещерах и беседовала с Нанной.
Джо не нравилась эта дружба.
За Южными склонами погода была мягче. Казалось, подземный переход был порталом между мирами: с северной стороны снег, праздник конца года и звездное зимнее небо, здесь – весенние ручьи, зеленая листва и алый шрам непроходящего заката. С уступа было все видно, как на ладони. Отцепившись от малефики и ключника, Нанна
