Раевский пьет воду из бутылки, а Лютаев после спарринга вытирает блестящий от пота торс. Нет никаких сомнений, что оба занимаются спортом активно: Олег рельефнее и мышечнее, Макс выше и суше, вспоминаю, как приняла его за баскетболиста.
С каждого можно ваять статуи в греческом стиле, но мои глаза все время возвращаются к Лютаеву.
Ретируюсь, пока меня не застукали за подглядыванием.
Повздыхав в комнате, но так и не найдя в себе сил позвонить Юльке, я сворачиваюсь клубком на кровати и через некоторое время проваливаюсь в сон.
Мне снится какая-то непонятная белиберда, мешанина из лиц и событий недавнего и далеко прошлого.
А потом вдруг становится спокойно и хорошо, словно под чьим-то крылом.
И на смену пугающим снам приходят неприличные.
Ощущения настолько острые и правдоподобные, что я просыпаюсь на грани оргазма.
А в следующую секунду понимаю, что это не сон.
Глава 28. Бодрое утро
– Ты что творишь?
Макс, чью голову я вижу между своих бедер поднимает на меня глаза.
Вместо того, чтобы отпрянуть, когда его застукали, он, не отрывая взгляда от моего лица, гладит там, где только что был его язык.
– У тебя был кошмар.
Можно подумать, это все объясняет!
Я пытаюсь сдвинуть ноги, но Лютаев мне этого не позволяет.
– И ты решил именно таким способом меня успокоит? – я прячу лицо в ладонях. – Почему ты просто не разбудил!
– Не то чтобы я решил, – он трется щетиной о нежную кожу, – Сначала я хотел тебя просто обнять, но так вышло.
– Как это могло так выйти? Я же засыпала в шортах!
– Они мешали тебя успокаивать, – невозмутимо объясняет Макс, прокладывая дорожку из поцелуев по внутренне стороне бедра от колена вниз.
Я предпринимаю еще одну безуспешную попытку вырваться.
– Ты должен был меня просто разбудить! – выдвигаю я свое обвинение.
– Возможно, – соглашается он, и я чувствую его дыхание на влажных складочках. – Но не разбудил.
– Прекрати! – требую я. – Все! Кошмара уже нет!
– Я сделал доброе дело, ты больше не мечешься по постели, – эти слова Лютаев перемежает легкими покусываниями моих губок, так что насчет метаний – это не правда. Я все еще извиваюсь на простынях. – А вместо награды я получаю упреки.
Наглец, самодовольная морда!
Мое сердце колотится: то, что происходит, – это и неловко, и волнующе, и совершенно недопустимо!
Но Макс, похоже, не знает значения последнего слова.
– Карина, перестань! – жестко произносит он, его тон резко контрастирует с нежной лаской, которую Лютаев не прекращает.
Его палец все настойчивее раздвигает скользкую плоть и легонько рисует восьмерки вокруг клитора.
– Я сделаю так, как решил. И сейчас я хочу увидеть, как ты кончаешь.
Как можно говорить такие непристойные вещи таким будничным тоном, при этом вытворяя со мной такое?
Не успеваю ничего возразить, как Макс возвращается к своим действиям и проводит напряженным кончиком языка по моей киске.
– Если тебе так спокойнее, рассматривай это как аванс на завтра.
Хочу возмутиться, но Макс принимается за меня всерьез, и связные мысли вылетают из моей головы.
Его язык безжалостен: меня словно скручивает изнутри. Мое тело раздирают противоречивые желания: мне хочется одновременно и, сдвинув ноги, избежать этих острых ощущений, и наоборот – открыться и подставить ему всю себя.
– На самом деле, так даже лучше, – слышу я.
Как он может быть таким рациональным, когда я вся горю?
Но это последняя рассудительная мысль, потому что Макс подключает к ласкам пальцы.
Это невозможно стыдно и сладко.
То, как «успокаивал» меня Лютаев прежде, – тоже дарило острые и неизведанные ощущения, но сейчас…
Сейчас я чувствую себя особенно беззащитной.
И слабой перед его натиском.
Всхлипывая, я сминаю попадающееся под руку покрывало, хватаюсь за его руки, хозяйничающие внизу. Несу всякую чепуху, вроде «я тебя ненавижу», «ах, нет», «не останавливайся», «еще»... И бесконечно повторяю его имя.
И когда мне кажется, что я больше не вынесу, и сосущая жадная пустота внутри поглотит меня, Макс, показывает мне, что может быть еще лучше, руками доводя меня до грани. Переставая кружить вокруг и около, большим пальцем он с нажимом потирает клитор, от каждого микродвижения я словно поднимаюсь все выше и выше, пока в конце концов не срываюсь вниз.
Я закрываю глаза. Это по-детски, но мне стыдно.
Сквозь все еще шумное дыхание, слышу, как Макс поднимается с постели, чем-то шуршит и накрывает меня легким пледом.
Лютаев легко целует меня в висок и шепчет на ухо:
– Аванс засчитан, Карина.
Мое сердечко замирает.
Он ведь серьезно настроен взять меня.
Я прогоняю мыслишку, возникшую на задворках сознания: если таков аванс, может, расплатиться с Лютаевым – не такая уж плохая идея?
Господи, я никогда не выйду из этой комнаты. Буду сидеть здесь всю неделю, или сколько потребуется! Как я буду смотреть ему в глаза?
Всю ночь я не могу сомкнуть глаз. Ворочаюсь с бока на бок. Да уж. Успокоил.
Утром слышу возню Лютаева: вот он пошел в ванную, вот гремит на кухне. В какой-то момент он заглядывает ко мне в комнату, но я зажмуриваюсь, притворяясь, что сплю.
Слышу смешок, но Макс ничего не говорит.
И только когда хлопает входная дверь, я выползаю из спальни.
На кухне на холодильнике меня дожидается записка: «Ушел отрабатывать аванс. Позвоню».
Лицо заливает краска. Вот он специально? Не мог упустить возможность напомнить мне?
Но Макс!
Как ему в голову такое вообще пришло!
И ведь, если ему в голову уже пришло, то свернуть его с мысли невозможно!
Я вспоминаю его «Карина, перестань», и коленки начинают подгибаться.
Позвонит он мне!
Кстати, надо бы проверить телефон. Я уже два дня не звоню маме.
Впрочем, оказывается, что мама этого даже не замечает. У нее кипит отпускная жизнь, и ей немного не до меня.
Отгоняю иррациональную обиду: она же ведь не знает, что у меня сейчас происходит. Я же сама решила, ее не беспокоить.
А вот то, что я вижу пропущенный звонок от Гордеева, меня радует.
Глава 29. Тайное становится явным
Вне себя от злости, я нарезаю круги по кухне.
Не помогают ни дыхательные упражнения, ни три чашки успокоительного чая.
Я закончила телефонный разговор с Денисом сорок минут назад, и до сих пор в бешенстве!
Беседа получилась познавательной. Весьма.
Гордеев поведал, что вопрос с Комоловым-младшим успешно решен через его отца. Какие доводы применялись, он не пояснил, но Костика упекли в элитную дурку в другом городе и, скорее всего, надолго. Все средства связи у него отобрали, так что он беспокоить меня не должен.
– Собирался набрать тебя еще позавчера и замотался. Но, думаю, Макс тебя уже успокоил. Он вовремя тебя вытащил?
– Успокоил? – уточняю я.
Последние дни при слове «успокоить» я начинаю краснеть.
– Да. Он не сказал? Проблема была решена еще позавчера, мне даже не пришлось подключаться. Максу вполне по силам такое разрулить, он не последний человек в городе.
– О… А вопрос со следователем еще не решил, – задумываюсь я.
Неужели достучаться до полиции сложнее, чем до олигарха?
– Что еще за следователь, – напрягается Гордеев.
Я вкратце рассказываю о посещении Вальцова и подброшенной крысе.
– Мне почему не позвонила? – удивляется Денис.
– Я решила, что две просьбы, это уже чересчур.
Гордеев хмыкает:
– Ты сама так решила, или подсказал кто?
Молчу, переваривая масштаб обмана. До меня постепенно начинает кое-что доходить. И картинка складывается примечательная.
– Сколько, говоришь, времени это займет по словам Макса? Неделю?
– Да, – скриплю зубами.
– Как любопытно. А ты, милая, случайно не у Макса сейчас живешь?
