До этого самого удивительного происшествия звали молодого мужа очень просто: Алхас. По фамилии — Кутарба. А ее еще проще: Джульетта.
Ему исполнилось к этому часу тридцать пять лет и шесть месяцев. (Для абхазца самая пора жениться !) Ей — что-то около двадцати пяти (плюс-минус три года).
Он красавец. Это на мой взгляд, на мой мужской вкус. Потому что рост! Опять же плечи, курчавая голова и ясные глаза. И характер весьма покладистый. (Во всяком случае, до женитьбы.)
Что же до Джульетты, никто толком не знал. И меньше всех сам муж. Когда он переступил порог дома ее подруги, которая выходила в этот вечер замуж, Алхас ничего не подозревал. Он шел спокойно, как вол на живодерню.
На пороге нас встретила толпа молодых людей — все свои, все знакомые. И мы, разумеется,_полезли целоваться. И они тоже. Они — это бывшие однокашники по учебе. Женатые и замужние. Ну все словно родные. Тут, значит, пошли всякие добрые словечки, шуточки-прибауточки, дружеские колкости и прочее. Сразу настроение поднялось. Как от хорошей чарки вина.
В толпе друзей стояла и эта самая Джульетта, о которой ни я, ни Алхас и ведать не ведали, и слыхом не слыхивали.
Будущий муж, так же, как и я, обнялся со старыми друзьями, расцеловался: с мужчинами — грубовато, по-мужски, с женщинами — осторожненько, целуя их в щеку или плечо.
Все было в полном порядке, пока очередь не дошла до этой самой шекспировской Джульетты. Между нею и Алхасом пролегал всего-навсего шаг, когда в голове его заработала та самая кибернетическая машина, которая выдавливает в нашей памяти то, что надо и что не надо. Он никак не мог припомнить ее. И она тоже. Как быть? Представьте себе: космический корабль опускается на островерхий лунный валун, а времени на размышление в обрез — считанные доли секунды.
В этом месте нам с вами придется уподобиться киноаппарату, который ведет замедленную съемку, чтобы документально зафиксировать все происшедшее в следующую секунду.
Итак, до нее всего лишь один шаг. Он видит ее совершенно ясно и спрашивает себя: «Кто она?» Ему начинает казаться, что где-то видел ее. Но где? Нет, наверняка видел и вроде бы даже хорошо с нею знаком. Если это так, то весьма возможно, что она одна из его родственниц. В таком случае ее можно обнять, как сестру... Но родственница ли? — вот в чем вопрос.
На эти размышления ушло несколько десятых долей секунды...
Она ему улыбается, видя его протянутые руки. Этак кокетливо, этак доверчиво, как старая знакомая. О, в таком случае ее позволительно дружески чмокнуть в щеку. Но старая ли это знакомая и не смутит ли ее этот поцелуй? — вот в чем вопрос...
На эти размышления тоже ушли считанные доли секунды. Цейтнот, явный цейтнот!
Алхаса вдруг осеняет мысль: а может быть, эта самая девушка — близкая родственница невесты, свадьба которой играется сегодня в этом доме? Если так, то он вправе поцеловать ее в плечо. Это прилично, уважительно и ни к чему не обязывает... «Да,— проносится в голове будущего мужа, — я ее поцелую именно в плечо. Такой поцелуй никого не шокирует — от юных девиц до глубоких старух».
И Алхас привел в исполнение свое благое намерение. Как раз в ту минуту, когда на исходе была та самая злосчастная секунда...
А больше он ничего не помнил, потому что все вокруг смешалось в толпе и суете и в хмельном свадебном пиру.
Запомним: это случилось в ноль часов и одну секунду...
На следующее утро Алхас проснулся не совсем по своей воле: это я растолкал его.
— Слушай, — говорю, — вставай!
— Что случилось? — бормочет Алхас, с трудом продирая глаза.
— К тебе пришли.
— Кто?
— Твои будущие родственники.
Вот тут-то он окончательно проснулся:
— Кто? Кто?
— А ты выглянь...
Алхас на босу ногу кидается к окну. И видит... Внизу, посреди двора, расположилась дюжина всадников. Все немножко запыленные, но очень бравые с виду.
А за дверью кто-то нетерпеливо покашливает.
— Влезай в штаны, — советую я. — Да побыстрее!
И открываю дверь настежь.
Входят два старика. Оба в бурках. С кнутами в руках. Такие живописные абхазские старики, которые сохранились еще в высокогорных селах.
Я их усадил на табуретки, а напротив на кровати уселся сам, рядом со мною — заспанный Алхас. Я своего друга слегка обнял за плечи в знак полной с ним солидарности.
Старик, который поплотнее лицом, начал было издалека. Но его перебил другой, худощавый и нетерпеливый. Он сказал, шепелявя:
— Вшо яшно, щинок: мы явилишь шпрошить, на какое чишло нажначена швадьба.
— Что?! Что?! — чуть не подскочил Алхас. — Какая свадьба?
— Твоя, щинок, — сказал старик невозмутимо. — Ты вчера почеловал нашу дорогую Джульетту. Не воображай, что она широта: у нее двенадцать двоюродных братьев, и вше они внижу. А мы ее родные дяди. Мы не пожволим, чтобы обижали нашу дорогую Джульетту.
Алхас был потрясен. Но кое-как с моей помощью взял себя в руки. Наконец он выговорил:
— Я все по обычаю. Я поцеловал ее в плечо.
— Нет, — возразил старик, — вше видели и ешть на этот шчет швидетели: ты почеловал ее — я очень ижвиняюсь! — в голое тело.
— То есть как это в голое?! — возмутился Алхас. — Она же в платье была!
— Верно, щинок, в платье, — продолжал старик, — но плечо у нее было наполовину оголено. В какую же половину ты ее почеловал?
— Я этого не помню.
Действительно, Алхас не мог этого припомнить, что он ощутил в тот миг на губах: вкус платья или?.. Но, видит бог, он целился в платье!
— Может быть, получился промах, — сказал противный старик, — но ты ее чмокнул в плечо, которое у нее шловно атлаш.
— Неужели же в плечо? — недоумевал Алхас и обратил ко мне умоляющий взгляд.
Я пожал плечами.
— В шамое плечо, — подтвердил дядя Джульетты. — Уж лучше бы почеловал в губы. Это больше приличештвует твоему возрашту. Ты штарше ее и поэтому имеешь некоторое право на вольношти. Но плечо?! Ижвини, но это уже шлишком!
— Оголенное плечо, — поправил его другой старик, не менее противный.
— Мы желаем ушлышать твой ответ: когда нажначаешь швадьбу? Что передать ее двенадцати братьям, которые внижу?
— Одну минуту, — сказал Алхас, отлично понимая, что из этой ситуации вырваться не так-то просто. Взял меня под руку и отвел в сторону.
— А она мила, — сказал я.
Он задумался.
— Я ее оскорбил, — сказал он. — Как видно, чмокнул ее в самое плечо. Черт бы подрал ее декольте, но на губах у меня до сих пор приятный вкус.
А тем временем двенадцать головорезов устроили во дворе настоящую джигитовку — пыль клубилась из-под копыт и поднималась до окон третьего этажа.
— Она старая дева? — поинтересовался Алхас.
— Не знаю, — сказал я. — Но она очень и очень мила.
— Ты думаешь? — Алхас снова выглянул во двор. — Настоящие бандиты, — шепнул он мне.
— Иметь таких родственников — одно удовольствие, — сказал я.
— Пожалуй, ты прав. — Алхас расправил плечи и громогласно объявил: — Через месяц свадьба!
Старики словно не расслышали.
— Через месяц, — повторил Алхас.
Тогда один из стариков соизволил сообщить нечто очень важное, имеющее отношение к Алхасу:
— Котлы кипят с утра, все родственники ее уже оповещены.
Вдруг во дворе согласно заржали кони. И, как по уговору, ударили копытами землю.
Старик сказал:
— Мы жнаем: ты далеко не миллионер. Жачем откладывать швадьбу, на которую уже ижрашходовали не один рубль?
— И то правда, — вдруг обрадовался Алхас. — В полночь увезу ее.
Я проводил стариков за порог и уточнил адрес, куда следует прибыть жениху на собственную свадьбу.
Когда я вернулся в комнату, Алхас сладко спал. Мне почудилось, что он спит и улыбается во сне. «Он прав, — подумал я, — перед свадьбой полезно прийти в себя от вчерашнего».
А я не имел права на отдых, ибо уже числился в его дружках. Он свое дело сделал, и все хлопоты ложились теперь на мои плечи. Мне срочно пришлось менять свои планы из-за этого идиотского декольте!
СМЕРТЬ СВЯТОГО СИМОНА КАНАНИТА
1
Случилось это в сороковой год от рождества Христова в местечке, именуемом Псырцха, на земле диких абасгов.
Святой апостол Симон Кананит обошел много земель от северных пределов Египта до самых Кавказских гор. Неся благую весть, он вступил на землю колхов и, пренебрегая крайней усталостью, двинулся дальше.
Он шел, как простой странник, питаясь корнями диких кустарников, утоляя жажду у лесных родников. Борода ею спуталась, пожелтела от пыли, ноги покрылись язвами, грубая власяница сопрела от пота. Влекомый несокрушимой верой в учение Христово, апостол достиг Абасгии *.
Силы покидали его. И все-таки он шел вперед. День проводил в пути, а ночь – в горячих молитвах. Абасги, одетые в яркие одежды, приветливо встречали святого старца, кормили диким медом и кислым молоком. Апостол подолгу разговаривал с ними, пытаясь обратить их к великой вере Христовой. Он терпеливо благовествовал, и слово богово, казалось, с трудом проникало в их грубые души, ибо абасги отвечали так:
