Дядя Антона, процветающий зубной врач по фамилии Вайль, был обрадован приходом племянника с друзьями. Как и все их соседи, они с женой стояли на балконе, завешанном флагами, когда прогремел выстрел, и в ужасе смотрели, как прямо перед ними падает их убитый король.
— Выстрел был очень громкий, помнишь, Матильда? Мне показалось, что он донесся откуда-то сверху.
Их квартира была на третьем этаже. Фрау Матильда не могла ни подтвердить, ни опровергнуть слова мужа.
— Не знаю… Это было так неожиданно… Казалось, что громыхнуло со всех сторон сразу. Как гром! — сказала она. — А кстати, кто у нас живет наверху? Мадам Черны слишком стара, ей восемьдесят девять лет — представьте себе! — вряд ли она будет в кого-нибудь стрелять. А герра Эггера в тот день вообще не было дома.
— Кто этот герр Эггер? — поинтересовался Джим.
— Коммерсант. Он торгует сигарами. На Рождество всегда угощает меня прекрасной «Гаваной». Я ему предлагаю в обмен вытащить какой-нибудь зуб бесплатно, но он всегда отказывается: «Нет-нет, для христианина приятнее давать, чем получать». Я точно знаю, что его не было в то утро, потому что я его встретил вчера вечером в баре отеля «Европа», и он рассказал мне, что сдал свою квартиру на этот день двум журналистам.
Значение этих слов дошло до господина Вайля в последнюю очередь. Он испуганно взглянул на своих гостей и почесал в затылке.
— Но, наверное, у них были какие-то документы… — вмешалась его жена. — Наверное, паспорта… Не правда ли?
— Полиция сюда заходила? — спросил Джим.
— Да, конечно. Они заходили во все квартиры, и мы рассказали им все, что слышали… Но вы же не думаете…
— Мы пойдем и переговорим с господином Эггером, если он у себя, — решительно сказал Джим, вставая. — Не говорите пока никому. Лучше всего будет, если вы напишете краткий отчет обо всем этом — так, как вы это нам рассказали, — и отдадите его на хранение своему адвокату.
— Да, да… хорошая идея… я так и сделаю, — пробормотал побледневший от страха дантист, направляясь к своему столу.
— Герр Эггер, я надеюсь, не виноват, — забеспокоилась фрау Матильда. — Такой милый, дружелюбный человек. Не могу себе представить…
— Думаю, что нет, — ответил Джим. — Большое спасибо за помощь. В какой квартире он живет?
Господин Эггер был дома, но выглядел он немного расстроенным. Он принес домой огромный букет роз и собирался подарить его прекрасной журналистке из Мадрида, но никого не застал. Она исчезла, не оставив даже визитной карточки. Что же! Будем надеяться, что ее фотографу удалось заснять эффектные кадры покушения на короля. Но для господина Эггера это было слабым утешением.
Он принял Джима и студентов в гостиной с открытой дверью на балкон, откуда, как Джим теперь не сомневался, и был сделан роковой выстрел. Напомаженные усы господина Эггера, его сияющие бриллиантином волосы и исходящий от него крепкий запах одеколона и пармских фиалок выдавали человека, чье тщеславие намного превосходило отпущенные ему природой ум и чувство юмора, так что Джим сразу принял решение не посвящать его в истинное существо дела.
— Я ищу журналиста, — начал он. — Я сам работаю для английской газеты, и мне кажется, что вы сдавали свою квартиру одному из моих коллег. Дело в том, что у него имеется кое-какая информация для меня, но я не могу его найти. Вы не знаете, куда он переехал?
— Вам не везет, мой мальчик! Вы явно обратились не по адресу. Я уверен, что ваш коллега не снимал этой квартиры, и знаете почему?
— Не знаю, — вежливо ответил Джим.
— Потому что это была журналистка, а не журналист. Что вы на это скажете?
— Очень интересно! — воскликнул Джим, чувствуя, как внутри у него все холодеет. — Журналистка? Вы рассказали об этом полиции?
— Полиции?
— Ну да. Они же заходили во все квартиры. Искали преступника, я полагаю.
— Не знаю, заходили они или нет. Я дал своим слугам выходной.
— Это очень великодушно. А эта журналистка — как она выглядела?
— Потрясающе! — ответил герр Эггер с проказливой улыбкой. — Испанка… Черные волосы, черные глаза, такая изящная… — Он сделал в воздухе жест, как бы очерчивая рукой то, что было у испанки изящным. — Что и говорить! Ее фамилия Менендес. Я немножко знаком с испанскими женщинами. Даже сам немного говорю по-испански. Я ведь часто заезжаю в Гавану по делам, практически каждый год. Торгую сигарами, сами понимаете…
— Она не оставила своего адреса? Для какой газеты она работала?
— Нет, адреса не оставила. Кажется, для какого-то журнала мод в Мадриде. С ней еще был фотограф с длинным таким ящиком — для всяких там треног, я полагаю. Очень привлекательная женщина. Пожалуй, немножко слишком… зрелая… для такого молодого человека, как вы.
— Она говорила с вами по-немецки? Или вы говорили с ней по-испански?
— Нет, она говорила по-немецки. С сильным акцентом. Но какой голос! Как виолончель в сумерках… Не хотите ли сигарку? Попробуйте вот эти. Новый сорт. Только что из Лас-Палмаса. Может быть, по стаканчику вина?
Глава десятая
Географический кабинет
В следующие несколько дней Аделаиду захватил непрерывный вихрь событий. Она почти не спала. Она назначила графа своим личным секретарем; она создала должность главного переводчика для Бекки, она произвела графиню Тальгау в ранг фрейлины королевы; она вызвала начальника полиции, потребовала от него доклад о том, какие конкретно меры планируются для поимки убийцы, и приказала ему ежедневно докладывать графу Тальгау о том, как продвигается расследование; она осуществляла контроль над приготовлениями к похоронам короля Рудольфа; она провела инспекцию всего дворцового персонала — от дворецкого до посудомойки — и объяснила им, чего она от них ожидает; она запланировала первый в ряду регулярных обедов, на который она решила, после окончания первого срока траура, приглашать именитых рацкавийских граждан; она по два часа в день с предельной самоотдачей занималась немецким языком и достигла поразительных результатов; она одолжила у Британского посольства каталог военных и военно-морских магазинов и заказала по почте все игры, которые там предлагались: от «Алфавита зверей» до «Зиро», включая «Моргунов», «Перевертыши», «Пуффетту», «От Каира до Доброй Надежды», «Эль-Тэб», «Угадалию» и «Шалтая-Болтая». В конце концов она дошла до того, что придворный врач назвал нервным истощением и, заснув, проспала двадцать четыре часа подряд.
Тем временем уклад королевского дворца стал принимать определенные очертания. Гофмейстера, Джимина врага барона фон Геделя, нельзя было сместить, но его можно было обойти. Все приказы и распоряжения Аделаиды, касающиеся ее двора и королевства, шли теперь через графа Тальгау. Интимный круг королевы был очень узок: он включал лишь Бекки и графиню, которая хоть и не была самой занимательной компаньонкой в мире, была, по выражению Аделаиды, по крайней мере безвредной. Бекки усердно училась играть в шахматы и кое-чего в этом достигла. Но еще более удачным вышло ее знакомство с горничной королевы, от которой она узнала, что кошка, жившая в конюшне, недавно разродилась котятами. За ними немедленно послали, всех осмотрели и одного, самого миленького, подарили Аделаиде с тем прицелом, чтобы он со временем занял должность придворного кота. Он был абсолютно черным, такие приносят удачу. Аделаида назвала его Угольком.
По мере того как немецкий язык Аделаиды совершенствовался, роль Бекки становилась все меньше переводческой, все более консультативной. Читала Аделаида еще нетвердо, поэтому они тренировались вместе на официальных документах, узнавая множество важных вещей об объеме добычи никеля, о таможенных переговорах с Германией, о предполагаемых налоговых сборах и так далее.
Через некоторое время Аделаида решила поговорить с канцлером. Он также был председателем сената, занимая тем самым важнейший политический пост в стране; впрочем, он не был избран демократическим путем, а назначен на эту должность королем Вильгельмом. Это был пожилой человек по имени барон фон Сталь. Его встреча с королевой оказалась поучительной для обеих сторон. Поначалу он не мог понять, как ему говорить с Аделаидой, и принял покровительственный тон, с оттенком мужской куртуазности, так что ей пришлось решительно поставить его на место.
— Насколько я знаю, королева Виктория любила слушать галантности мистера Дизраели, — сухо заметила она. — Старой женщине это извинительно. Когда я сама состарюсь, разрешаю вам льстить мне в таком же духе. Но в настоящее время я не расположена выслушивать подобное, потому что, во-первых, я в трауре, а во-вторых, вокруг много молодых людей, у которых это получится лучше. Если вы хотите, чтобы я вас уважала, расскажите просто и ясно про сенатские дела — без лишних слов.
Бекки пришлось перевести все это дословно, потому что Аделаида была уже достаточно сильна в немецком и внимательно следила за ее словами. Под прищуренным взором королевы и округлившимися от изумления глазами канцлера ей пришлось пережить пару довольно неприятных минут.
