Я охнула, песня оборвалась. Глаза Хуланны загорелись ярче.
— Споешь еще, я сделаю хуже.
Я все еще смотрела на нее, когда она вышла из комнаты.
Глава двадцать вторая
Когда я проснулась, кто-то накрыл клетку черной тканью. Мой наперсток был полон воды. Я выпила, наполнила флягу и попыталась стянуть ткань с клетки. Не вышло.
Клетка двигалась.
— Ау? — крикнула я.
Ответа не было, но ноги шагали по земле, и ночные птицы вопили на деревьях.
Я снова стала напевать.
Что-то встряхнуло клетку, и я упала.
Я запела еще раз, но клетка задрожала так сильно, что я врезалась в прутья. Ай! Боль вспыхнула в челюсти, и я осторожно коснулась ее. Будет синяк.
Но я сделала выводы. Петь нельзя. Вздохнув, я вытащила одеяло из сумки и укуталась в него, опустилась на шкуру мыши. Стало холоднее. Мне казалось, что меня снова разлучили с отцом. И я даже не смогла нормально с ним поговорить.
Спокойно, Элли. Не плачь. Им нравятся твои страдания. Так что не страдай.
Я говорила себе это, пока не уснула снова.
Я резко проснулась и вскочила, когда ткань сорвали с клетки.
— Приди ко мне, кошмарик, — проворковал голос, и дыхание вылетело из моих легких. Я опустилась на колени.
— Скуврель!
Он был живым. Живым. И смотрел на меня голодными глазами, словно хотел меня съесть.
— Ты бегала по Фейвальду без меня, — сказал он, приподняв бровь. — Когда ты внутри, разве не выглядит просторно и красиво? Не хочу нарушать это, но, когда ты ушла, остались только разбитые чашки и грязные ленты, рассыпанные по мху.
— Я думала, ты умер, — сердце билось так сильно, что болело. Я не думала, что буду так сильно радоваться.
Опасный блеск, близкий к обиде, появился в его глазах.
— Ты жалеешь, что это не так?
— Как… как я тут оказалась?
Я была в библиотеке. Вокруг были полки, полные книг, огонь ревел в камине, кресла стояли перед ним, и на столе, где стояла моя клетка, была тарелка сыра и фруктов.
Скуврель проследил за моим взглядом, повернул голову, и стало видно бинт в крови.
— Это было твое ухо! — поразилась я, накрыв ладонью рот.
— Я никогда не любил эти уши, — сказал Скуврель нарочито спокойно, поднял клетку, чтобы я могла оглядеться. Я пыталась смотреть на библиотеку, хотя сама была не больше книги высотой. Стеллажи тянулись так высоко, что стремянка прислонялась к ближайшему. Книги пропадали во тьме над нами. — Они решили, что я не хищник, а добыча. Я давно хотел это изменить.
Мой смех был с ноткой истерики.
— И ты отрезал от себя кусок? Да?
Он долго разглядывал меня, и я поняла, что не могла смотреть на книги. Меня поймали его блестящие глаза, то, как его полные губы прижимались, пока он разглядывал меня. Пока он будто заглядывал в мою душу. Когда он заговорил, его слова были мрачнее, чем я привыкла:
— Я заплатил, чтобы вернуть тебя, но цена справедливая. Выгода и в том, что теперь мне слышно только половину твоих возмущений.
— Ты отдал ухо за меня? — я должна была поражаться его жертве? Или ощущать благодарность? Я не знала, что чувствовать. Зачем он сделал это? Цена за меня на аукционе не стоила его уха!
— Не льсти себе, кошмарик. Ухо — самый бесполезный орган.
— Хуланна сказала, что фейри дорожат своими ушами.
Он неловко кашлянул, подтверждая ее слова. Его глаза были мрачными, несмотря на спокойное поведение. Я привыкла к дразнящему Скуврелю и вредному Скуврелю. Я не привыкла к холодному Скуврелю.
— И ты была занята. Это у тебя там шкура крысы? — он прошел по библиотеке, словно что-то искал. — Если бы я знал, как тебе нравится жизнь с крысами, может, не стал бы торговаться за твое возвращение.
— Что это? — спросила я, указывая на картину, перед которой он остановился. Она была на пергаменте, прицепленном к доске. Но заметных красок не было. Кто-то нарисовал нечто, похожее на облака вокруг луны, темно-бордовой краской.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я застыла.
— Я нарисовал это для тебя, кошмарик. Мы оставим это тут. В клетку не влезет. Но я подумал, что ты оценишь. Ты же кровавая штучка.
— Это нарисовано кровью? — я не смогла убрать ужас из голоса.
— Я не собирался отдавать ухо, не использовав его перед этим.
Мой рот раскрылся, и я не смогла его закрыть. Он повернулся к клетке, темные глаза сверкали на идеальном лице. Хищники всегда были красивее добычи. До этого я не задумывалась, почему.
Было легко забыть, что Скуврель не был человеком. До таких моментов. Моя ладонь замерла у повязки, я почти хотела поднять ее и увидеть снова его спутанное тело, напомнить себе, что он не был смертным, как я. Он не мучился от эмоций людей. Я посмотрела на свои ноги, почти боялась смотреть ему в глаза.
— Ты нарисовал картину своей кровь для меня?
Он не говорил, пока я не посмотрела в его опасные глаза.
— Да, кошмарик. Ты не давала мне покоя днем и ночью, а теперь я буду преследовать тебя.
— Это ужасно, — мягко сказала я.
— Ты забыла, что мы — не смертные, кошмарик? — прошептал он. — Когда я нашел того из Двора Сумерек, который захотел иметь со мной дело, он принял в плату только унижение.
Я сглотнула.
— Я благодарна за то, что ты вернул меня.
— Мы — союзники, — он пожал плечами, но его плечи опустились, когда он отошел от картины. Он расстроился, что мне не понравилось его… искусство? Он нарисовал это своей кровью!
Я покачала головой. Я не понимала фейри.
— Я не ценю искусство, — сказала я, пытаясь его успокоить. — Я выросла в деревне далеко от двора королевы. Уверена, опытному глазу картина показалась бы чудесной.
— Но ты ценишь жертву, надеюсь, — рявкнул он.
Я задела его чувства? Такое было возможно?
Я облизнула губы и попыталась сделать тон как можно нежнее:
— Я очень благодарна за твою огромную жертву. Спасибо.
Он склонил голову, словно обдумывал это.
— Я ничего не отдаю без обмена.
— Что ты хочешь взамен? — спросила я, стараясь не смеяться от его возмущения. — Могу предложить хорошую шкуру крысы.
Его глаза заблестели эмоцией, похожей на что-то между гневом и обидой.
— Я думал о поцелуе, — прошипел он.
— Ты любишь торговаться за такое, — я подавляла страх и удивление. Почему это? Почему сейчас?
Он посмотрел на меня с подозрением.
— Это нет?
— Как я могу сказать нет, когда ты отдал ценную часть себя ради меня?
Мне нужно было вернуть его расположение. Мне нужно было, чтобы он выпустил меня. Мне нужно было найти сестру и забрать золотое семя. Если поцелуй сделал бы это, конечно, я его дам. И я не хотела задевать его чувства, иначе он будет держать меня тут вечно. Как тогда я освобожу тех детей и отца?
Он опустил клетку на стол, глаза пылали от эмоции, которую я не могла понять. Он дышал быстрее?
— Я думал о тебе постоянно с тех пор, как ты покинула меня, кошмарик. Хотел бы я избавиться от мыслей о тебе.
Что ответить на такое? Я тоже думала о нем. Я переживала, что он был мертв, и я не смогу выбраться из клетки.
— Ты хочешь выйти из клетки? — спросил он, его глаза пылали.
— Да, — выдохнула я. Больше всего. — Ты можешь меня выпустить. Можешь.
— Согласись, что не попытаешься сбежать, когда я тебя выпущу. Что не навредишь мне и не убьешь меня, — сказал он. Он быстро дышал. Он же не был… взволнован? Может, ему нравилась идея, что я попробую навредить ему.
— Согласна, — сказала я, и он открыл дверцу.
