им максимум радости, музыки, зрелища, веселья.
Массовая инсценировка «Взятие Зимнего дворца». Петроград, 7 июля 1920 г.
Если мы умели, стиснув зубы, мужественно и не без грозной красоты организовать наши праздники в часы опасности, то сейчас, когда нас продолжает душить транспортный и продовольственный кризис, но когда уже ясно, что они нас не задушат, ибо самая главная петля, висевшая у нас на шее, нами разорвана, – мы, право, заслужили, чтобы 1 Мая было праздником веселым, и этот элемент труда, идейный и серьезный, который на этот раз вносится в него, не может, конечно, помешать этому.
1920 г.
Монументальный театр (Из письма к Н. Г. Виноградову)*
Массовое действо «Свержение самодержавия». Петроград, 12 марта 1919 г.
<…> Ваши грандиозные мечты о новом театре идут параллельно с мечтами многих, и, может быть, они у Вас разработаны несколько более подробно и выявляются в некотором более ясном видении. Тем не менее, конечно, основные проблемы колоссального театра Вами отнюдь не разрешены. Как сочетать с действами, требующими громадного хора, военных частей, целого мира массовых действий, речи отдельных артистов? Как бы ни были они кратки, все равно артистам придется выкрикивать их в таком колоссальном театре с величайшим напряжением голоса. Для меня совершенно ясно, что монументальный театр возможен только в форме пантомимы с пением и музыкой, либо надо будет вернуться к котурнам и рупорам в масках. Но я сейчас пишу Вам не по общим вопросам монументального театра, над которыми и Вам и другим придется еще немало поработать, тем более, что об осуществлении этого театра сейчас не приходится и думать: мы не в состоянии соорудить его, подходом к нему будут скорей постановки на площадях, специально для этого приспособленных. Быть может, что-нибудь вроде Вашего сценария для Октябрьских праздников окажется приспособленным для такой постановки, и, разумеется, в хорошее время года.
<…> Было бы, пожалуй, в высшей степени верно собрать наиболее лучших, наиболее живых артистов старого [театра], собрать талантливейших русских писателей, лучше в Москве, чем в Петрограде (здесь, по-моему, жизнь сейчас живее), созвать режиссеров, представителей рабоче-крестьянского театра, которых теперь уже немало, журналистов, политических деятелей из тех, которым весьма не чужды вопросы культуры. И на таком собрании заслушать Ваш доклад и чтение пьесы «Петр», а затем устроить широкую дискуссию, которую следует, быть может, растянуть на два-три вечера, для обсуждения вопросов монументального театра, истинно народного театра народных действ и мистерий, который должен быть осуществлен, в который все мы верим, который все мы будем строить, в особенности если обстоятельства повернутся для нас мало-мальски благоприятней. Как человек советский, Вы, конечно, понимаете, т. Виноградов, что требовать от правительства, изнемогающего от внутренней измены и удушающего внешнего фронта, какого-то культурного расцвета – значит ребячиться. Сейчас мы можем делать только подготовительные шаги к грядущему, кое-какие же слишком дорогостоящие опыты и приохочивать к театру, вооружать всеми теми театральными знаниями, которыми владеем сами, народные массы, в недрах коих дремлют грандиозные творческие силы.
1919 г.
Праздник революции*
I. Неосуществленный замысел
<…> Есть среди театральных деятелей такие, которые разно подходят к задачам театрального искусства. К. А. Марджанов больше, чем какой-нибудь театральный деятель, был служитель театра-праздника, у него это выходило само собой, у него внутри созревал такой прекрасный праздник, горевший огнями, звучавший музыкой и богатый красками.
<…> Я не хочу этим сказать, товарищи, что он давал какие-то маскарады, удивляющие декоративными блестками, кипучестью и пестротой. Совсем нет. У древних греков были такие театральные спектакли-праздники, и именно на этих праздниках-спектаклях изображалось переплетение существования богов и самые глубокие стороны жизни обыкновенных людей, соскучившихся в земной борьбе, поэтому, исполняя разнообразные пьесы, которых касался К. А. Марджанов, он мог по-разному развернуть проблему. Но к чему бы он ни прикоснулся художественно, характер исполнения был праздником, это были всегда поиски наибольшего, чего-то потрясающего и прекрасного, вызывающего в вас чувство торжественности. В каком-то году, не помню, пришел ко мне К. А. Марджанов с великолепным планом развернутого праздника революции, который был у него совершенно превосходно задуман. Предполагалось так, что по нашим улицам Москвы должно было пройти человечество, начиная от страданий пещерных людей, человека-полуживотного, который должен был начинать шествие на этом празднике, затем великолепно задуманы были движения человеческого роста, культуры, все крупные этапы этого человека, который по мере роста становился свободным и высоким, И все в конце концов кончалось невероятным триумфом человека, который утверждает себя, который констатирует, что у него тысячи врагов, но что, несмотря на наступление со всех сторон, он так многого достиг, так велик, что за свое будущее он не боится.
Это была превосходная идея, но К. А. Марджанов был человек широкого художественного вдохновения и меньше всего экономист и бухгалтер. Когда мы осведомились у экономистов, сколько это будет стоить, то <…> нам сказали, что мы сможем себе позволить постановку такого праздника только лет через десять. Досадно было, но мы этого не осуществили, как и очень много другого он не мог осуществить. У него был такой полет, ему так хотелось быть щедрым, но у него самого миллионов не было, стало быть, щедрыми должны были быть другие, которые должны были его поддержать, или это надо было делать в государственном порядке, но, очевидно, это было невозможно.
Художник Константин Александрович жил с нами хорошо. Хорошо, что он дожил до революции и создал незабвенные постановки. Может быть; еще лучше было бы, если бы он дожил до такого времени, когда мы могли бы ему сказать: «Ну, теперь есть полная возможность тебе уделить столько средств, чтобы ты мог удивить постановкой такого праздника. Тебе, великому позолотчику жизни, осветителю бытия, мы можем дать полную возможность показать нам такой широкий, такой прекрасный праздник, который никогда невозможно будет забыть». Но до такой счастливой эпохи Константин Александрович не дожил. В упорной тревоге, постоянно верный себе, своему прекрасному энтузиазму, он работал в тех пределах, которые были возможны для развития нашего советского искусства <…>
1933 г.
II. Сценарий для массового действия на празднике Третьего Интернационала
Товарищами Марджановым (режиссером) и Рабиновичем (художником) предложен план организации этого действия, которое вкратце излагается мною здесь после внесения в него некоторых поправок с моей стороны.
План основан на принятии за место действия Красной площади, где оно может привлечь внимание приблизительно 50 000 зрителей. При таких условиях действия индивидуальных актеров становятся совершенно невозможными: грим теряется за дальностью расстояния, как и сколько-нибудь детальные подробности костюма. Многие сценарии, предложенные
