двигались меньше, набрали до четырех килограммов веса. Естественные движения человека, говорят ученые, возможно, контролируются генетически определенным содержанием некоторых веществ в мозге и могут увеличить потребление энергии на 15–50 %. Это и обусловливает разницу между лишними 500 граммами, набранными из-за добавочного куска торта, и сжиганием калорий за беспокойный день.
В 2005 году группа ученых из Клиники Майо начала исследования индивидуальных особенностей расходования энергии[195]. С помощью высокоточных датчиков ученые следили за осанкой и позой 20 добровольцев, обрекших себя на домашнее затворничество в течение 10 дней. У половины волонтеров вес был нормальным, у второй половины он несколько превышал норму. Каждый из них носил специальное белье с вшитыми в него датчиками, фиксировавшими движения раз в полсекунды. С помощью этого «окна в энергетику волонтеров» ученые обнаружили, что худые люди в течение дня двигались на 2,5 часа больше, чем полные. Эта разница в уровне активности позволила им сжигать на 350 калорий в день больше.
«Когда люди решают увеличить расход энергии, чтобы сбросить вес, они обычно принимают во внимание при расчетах только организованные занятия спортом», – говорит Эрик Равуссин. Однако замеченная разница в ТНА между полными и худыми людьми предполагает, что ожирение можно предотвратить, проводя меньше времени на диване и совершая больше походов за стаканом холодной воды. Конечно, ученые не считают, что нам нужно бросить фитнес-клубы и оздоровительные программы, просто обращают наше внимание на полезность неосознанной активности и предлагают ее увеличить. Другими словами, чтобы согнать немного жирка, перестаньте «отсиживать задницу»; встаньте и постойте, как только представится возможность, поерзайте, покрутите что-то в руках, покачайтесь и подергайтесь.
После обеда
День знает то, чего утро не могло и предположить.
Шведская пословица
Глава 6
Спад
Сейчас самая середина дня, и всё на пике: солнце, свет, жара. Всё, но не вы. Примерно час или около того после обеда вы усердно работали, сохраняя ясность мысли, – корпели над своим докладом, над важными письмами. И вот сейчас чувствуете, как вас медленно захлестывает волна вялости: она уже завладела спиной и плечами и теперь поднимается вдоль шеи, чтобы затопить мозг. Веки тяжелеют, все чаще смежаются; лицо расслаблено, и только челюсти непроизвольно растягиваются в одном зевке за другим. Вы бросаете задание, над которым так упорно трудились, и начинаете тянуть время, заполняя его всякими мелкими делами, накопившимися за утро.
Это полное изнеможение, когда «ничего не происходит и ничего не меняется», как говорит Нортон Джастер в своей сказке «Мило и волшебная будка», «когда недопустимо, незаконно и неэтично думать, строить догадки, предполагать, рассуждать, размышлять или осмысливать»[196].
У большинства из нас подобный упадок сил наступает между 2 и 4 часами дня, когда усталость наползает, туманя голову и расслабляя конечности, когда мы становимся невнимательными и забывчивыми и выполняем задания на физическую ловкость, счет в уме, скорость реакции и логику настолько плохо, как будто выпили несколько бутылок пива.
Живи мы в Бразилии или Панаме, могли бы пойти домой и насладиться полуденным отдыхом, сиестой (от лат. hora sexta – шестой час[197]). Но в США нет такой традиции, так что мы пытаемся бороться со ступором. Неужели этот упадок сил – его часто называют послеобеденным, или постпрандиальным (от лат. prandium – поздний завтрак), – неизбежен? Или можно как-то избежать сонливости?
* * *
Этот и другие вопросы, связанные с утомлением, отдыхом и биоритмами, были в фокусе внимания ученых, не так давно собравшихся на ежегодное заседание Общества изучения сна и биологических ритмов, которое проходило на острове Амелия, на севере штата Флорида[198]. На побережье надвигался ураган, накатывались белые барашки волн, теплый штормовой ветер, словно плетью, стегал пальмы и гонял по пляжу песчаные вихри. Люди спешно складывали пляжные зонтики и подстилки и торопились под крышу при виде темной зловещей массы облаков, быстро надвигающейся с востока.
Внутри надежно изолированной аудитории конференц-центра было спокойно и уютно: мягкие кресла, тихо жужжащий кондиционер, приглушенный в преддверии показа слайдов свет. Скоро должна была выступать Мэри Карскадон из Университета Брауна. Кроме всего прочего, известность в научном мире ей принесла система измерения активности с помощью проверки латентности ко сну, то есть того, как долго человек засыпает, которая стала «золотым стандартом» дневной сонливости[199]. Ее доклад в тот день должен был пролить свет на новые исследования активности и цикла «сон – бодрствование» в разном возрасте.
Я с нетерпением ждала ее выступления, но никак не могла сконцентрировать внимание. По семибалльной стэнфордской шкале сонливости я была примерно между 5 (затуманенный, теряющий интерес к бодрствованию) и 6 (сонный, одурманенный, предпочитающий лечь)[200]. Мозг вяло перебирал слова, передающие мое состояние: слабость, усталость, безразличие, медлительность, индифферентность, оцепенение, неподвижность, утомление, дремота и – только что выучила – пандикуляция (это когда ты потягиваешься и зеваешь).
Я была не одинока. Мужчина в соседнем кресле сидел с закрытыми глазами, слегка кивая в такт дыханию. Когда подбородок ударялся о грудь, мужчина открывал глаза и моментально выпрямлялся, но затем его голова снова падала. Женщина слева от меня сдерживала зевоту; я тоже пыталась подавить свою – два раза, но потом сдалась этому приносящему наслаждение вдоху, в среднем длящемуся шесть секунд, хотя у мужчин он может продолжаться немного дольше.
По словам ученых, зевота приходит как сама по себе, так и вместе с потягиванием и/или эрекцией (это объясняет, почему у мужчин зевки длиннее)[201]. Ее назначение во многом остается загадкой. Раньше считалось, что она связана с дыханием. Думали, что с помощью зевка организм добирает кислорода или избавляется от лишней углекислоты в крови. Однако после того как Роберт Провин, психолог из Мэрилендского университета, проверил, как вдыхание разных газовых смесей действует на интенсивность зевоты, стало ясно, что содержание кислорода или углекислого газа в крови почти не влияет на зевоту[202]. Зевать хочется даже тем, кто дышит чистым кислородом. Теперь считается, что зевота исполняет ту же функцию, что и потягивание: способствует повышению кровяного давления, учащению сердечного ритма и распрямлению мышц и суставов во время переходных периодов между сном и бодрствованием.
Она также рассматривается как социальный сигнал. «Зевота может быть примитивной формой невербальной коммуникации, отражающей мысли человека и его внутреннее состояние», – считает Стивен Платек из Ливерпульского университета. Возможно, этим объясняется «заразительность» зевоты. Как говорит д-р Сойсс, достаточно зевнуть одному, чтобы остальные принялись зевать вслед за ним[203].
Люди начинают зевать еще в утробе матери, примерно на 11-й неделе внутриутробного развития, но заразной зевота становится только на первом году жизни –
