Только что я вернулся из вагона, в котором обычно заседала «моя личная тройка». Чекисты проводили опроса одного из свидетелей.
Ситуация в принципе начала проясняться после того как свидетель показал, что сначала Ревкомы устроили в Оренбурге резню казаков. Потом, в ответ на казачий набег на Оренбург и убийство нескольких представителей власти в качестве мести, были уничтожены девятнадцать казачьих станиц. Причем артиллерийским огнем их просто сравняли с землей.
Показания аккуратно фиксировались, и таких свидетелей оказалось достаточно много. Послушав одного и почитав несколько протоколов свидетельских показаний, я решил не мешать работать людям и проследовал в свой вагон-салон. Придя к себе, прочитал пришедшие за время моего отсутствия сводки и телеграммы и успел попить чая, когда в дверь постучали. Вошел Блюмкин.
- Что тебе, Яша?
- Вас спрашивает один товарищ, говорит, что приехал из Питера и у него к Вам письмо от товарища Горького. Какие будут указания, Лев Давидович?
- И что за товарищ?
- Говорит, что левый эсер, зовут Михаил Зайденварг, документы в порядке.
- Проси его, Яша. Поговорю с ним.
Блюмкин привел посетителя и остался. За дверью расположился конвой. Я усмехнулся. Яша службу знал твердо, охрана всегда была на высоте.
Поздоровались, после чего товарищ Зайденварг подал письмо.
Письмо оказалось не письмом как таковым, а скорее рекомендательной запиской, в которой говорилось, что податель сего, товарищ Зайденварг, недавно прибыл из-за границы и, будучи идейным революционером, желает проявить себя на службе молодой Республике. В заключение Горький просил Льва Троцкого посодействовать молодому революционеру.
Прочитав записку, я принялся внимательно рассматривать юношу, которому на вид было лет двадцать. Тот улыбался, вел себя вполне естественно и рассыпался в комплиментах «Льву Революции». Одет хорошо. Неплохой шерстяной костюм, видно, что заграничный, обувь приличная.
Рассмотрев молодого человека, я начал расспрашивать его, кто он и откуда. Тот рассказал, что прибыл из Франции через Финляндию, чтобы приложить свои усилия в деле Революции. Привез товарищу Горькому письмо от его приемного сына Зиновия Пешкова, который, как известно, был родным старшим братом Якова Михайловича Свердлова. Попросил Горького рекомендовать его «Великому Трибуну Революции», в чем Максим Горький ему не отказал и вот он здесь. Кроме того, у него есть письмо от Зиновия Пешкова к Троцкому. Сказав это, Зайденварг вынул из кармана пиджака письмо и передал товарищу Троцкому.
Прочитав письмо, я серьезно задумался.
Это было именно то, что я ждал. Мне сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Второго такого шанса в жизни не выпадает.
В письме, написанном от имени Пешкова, который по совместительству являлся офицером французской армии и братом Якова Свердлова, мне сообщали, что план по уничтожению войск Колчака на Восточном фронте раскрыт, и колчаковцы уже начали предпринимать контрмероприятия. Однако, поскольку Верховный правитель понимает, что он уже не успевает переломить ситуацию в свою пользу, Зиновий Пешков готов выступить посредником между Александром Васильевичем и Львом Давидовичем в переговорах о сепаратном мире. Колчак, будучи здравомыслящим человеком и политиком, который осознает, что в дальнейшей борьбе он неминуемо проиграет и все его действия смогут только отсрочить агонию на Востоке, предлагал договориться. Обратиться к Ленину и ЦК партии большевиков Александр Васильевич возможности не видел, а вот договориться со Львом Давидовичем, как главным начальником всех войск Республики, здравомыслящим человеком и серьезным политиком, очень даже хотел.
В письме «Льву Революции» пелись дифирамбы, упоминался революционный террор во время Великой французской революции, и проводилась параллель между Львом Троцким и Наполеоном Бонапартом.
Условия, предлагаемые Верховным Правителем России, были следующими.
Колчак отводит свои войска за Байкал, по которому назначается разграничительная линия.
За пропуск колчаковцев в Иркутск, он передает лично Троцкому триста тонн золота из золотого запаса империи, захваченного в Казани.
Кроме того, давалось обещание оказать содействие при заключении подобного договора с Деникиным.
Территорию бывшей Российской империи предлагалось разделить на несколько независимых государств, между Троцким, Колчаком и, в перспективе, Деникиным.
Со своей стороны, Зиновий Пешков обещал содействие в эвакуации войск интервентов из Архангельска, сохранение всех находящихся в городе на складах запасов и содействие в налаживании дипломатических отношений со странами Антанты, подорванных после подписания Брестского мира, против заключения которого, как всем известно, был именно Троцкий, и убийства семьи последнего Императора.
В случае принятия условий сепаратного мира, Льву Давидовичу гарантировали полную свободу действий в пределах его государства.
- Яша, - обратился я к Блюмкину. - Распорядись принести нам чая и можешь быть свободен. Мы пока поговорим с молодым человеком.
Начальник охраны попытался возразить, но я жестом пресек его аргументы и приказал выполнять сказанное.
Дождавшись момента, когда нам принесут чай и оставят одних, я обратился к юноше. - Скажите, товарищ Зайденварг, Вы в курсе содержания переданного Вами письма?
- В общих чертах, Лев Давидович.
- А Вы не боитесь, молодой человек, что я прямо сейчас прикажу Вас расстрелять?
- Если бы Вы, Лев Давидович, этого действительно желали бы, то, скорее всего меня не поили бы чаем, а уже ставили к стенке. Разве не так?
- Но, товарищ Зайденварг, Вы должны понимать, на что идете, и чем все это может закончиться для Вас лично?
- Конечно, понимаю, товарищ Троцкий. Но как патриот своей Родины, который желает скорейшего прекращения этой ужасной войны, я готов принести себя в жертву ради возможности установления мира в стране.
Я улыбнулся.
- Эх, молодо-зелено! Однако не могу не признать, что Вы чрезвычайно смелый юноша. Вас просили что-то еще передать на словах?
Зайденварг немного подумал, потом рассказал примерно ту же самую историю. Единственное отличие было в отсутствии деталей и в том, что упор в его рассказе делался на скорейшее установление мира в стране и прекращение войны. Он производил впечатление восторженного юнца, который с радостью принесет сам себя в жертву на «Алтарь Мира» ради достижения «Великой Цели». Противоречий в его рассказе я честно говоря не увидел. Миша Зайденварг был настолько естественен и по-юношески убедителен, что я начал сильно сомневаться, что передо мной провокатор Сталина и Дзержинского.
«Может действительно от Колчака пришел? – думал я, слушая юношу. - Если так, то можно голову сломать от раздумий на тему того, что делать дальше. Вот уж совпало, так совпало».
Еще некоторое время мы разговаривали ни о чем. Зайденварг, в основном пересказывал последние новости из Парижа и Берлина. Наконец я принял решение.
- Михаил, - обратился я к собеседнику. - Сделаем так. Вы некоторое время поживете в этом поезде в качестве гостя, а я пока подумаю над тем, что Вы мне сейчас рассказали. Вас это устраивает?
- Конечно, Лев Давидович. Полностью устраивает.
- Тогда надеюсь, что Вы не начнете делать глупостей, а спокойно посидите в своем купе несколько дней, пока я буду принимать решение. Очень надеюсь на Вашу уравновешенность, молодой человек. Иначе, сами понимаете.
- Как Вам будет угодно Лев Давидович. Даю Вам слово, что никаких глупостей делать не буду. И потом я же понимаю, что без присмотра вы меня не оставите. Так зачем нервировать охрану? - Зайденварг открыто и уверенно улыбнулся.
Я звонком вызвал Глазмана. Вместе с секретарем вошел и Блюмкин.
- Миша, - обратился я к секретарю. - Размести пока товарища Зайденварга в одном из свободных купе в вагоне охраны и прикажи обеспечить нашему гостю полный пансион. - Дождавшись утвердительного ответа, я посмотрел на начальника своей охраны. - Яша, товарищ Зайденварг пробудет с нами некоторое время в качестве почетного гостя. Обеспечь, пожалуйста, ему покой, уединение и надлежащую охрану. Архинужный молодой человек. Я очень расстроюсь, если с ним что-то произойдет. Ты все понял?
Блюмкин внимательно посмотрел сначала на меня, а потом перевел взгляд на Михаила Зайденварга.
- Я все понял, товарищ Предреввоенсовета! – отрапортовал начальник охраны. - Разрешите выполнять?
Я попрощался с эмиссаром пока не ясно кого и обратился к Блюмкину, - Выполняй, Яша.
Все вышли.
Оставшись один, я принялся размышлять о том, что же это все могло бы означать.
Потом попросил на ближайшей крупной станции, соединить себя по телефону с Максимом Горьким для прояснения ситуации.
