Макс улыбнулся, но в его глазах светилось беспокойство. Конечно, Максим был в курсе, что именно двадцать девятое февраля значит для старшего. Все в Б-четыре были в курсе. Но Вика, как здравомыслящий человек, наверняка полагала, что навязываться Егору не стоит: если старшему понадобится компания, он даст знать. А Азамат, вполне вероятно, забыл, что памятная дата — именно сегодня.
— Нет, — ответил Егор. — Спасибо, Макс. Правда — спасибо. Но нет. Иди домой.
Максим вздохнул и вышел из машины.
Красный «форд» отъехал от дома номер восемь и свернул в соседний двор. Егор заглушил двигатель и задумался.
Куда теперь?
Возвращаться в отдел смысла не было: Иваныч строго-настрого запретил брать по две смены подряд. В первый год после инцидента Антон Иваныч отправил Егора отдыхать в самом конце февраля, но от тупой бездеятельности тот чуть не рехнулся и с тех пор из года в год выходил если не на дежурство — с бессонницей шутки плохи, то хотя бы в архив или на склад. Но только одну смену.
Домой? Рано или поздно придётся. Но не сейчас.
Он включил магнитолу. Салон заполнили тревожные аккорды «Восхождения чёрной луны».
Как наяву послышался голос Пал Палыча:
— Вот! Вот, что есть настоящая музыка! Не чета твоим «Фарадензам», Кит!
— Да вы что, Пал Палыч! — горячился Никита. — Да это же постмодерн! Деконструкция искусства! Свобода и стиль!
Они уже пару лет как нашли общий «музыкальный» язык, но всё продолжали подкалывать друг друга ко взаимному, насколько понимал Егор, удовольствию.
Пал Палыч нежно обожал «Оргию праведников», «Rammstein», «Led Zeppelin», «Deep Purple». Первые месяцы совместной работы он до хрипоты спорил с Никиткой, фанатом «Little Big», «Шесть часов» и всяческой альтернативы. Женька посмеивался над обоими меломанами, а Егор, совершенно далёкий от музыки, поначалу отмалчивался, боясь, что его сочтут тупым пеньком. Но коллеги, узнав, что в музыке Брянцев не сечёт, только обрадовались.
— О, неофит! — ликовал Пал Палыч. — Я тебя приобщу к старому доброму року!
— Старое и доброе — это, конечно, хорошо, — фыркал Никита, — но что такое настоящая бомба, ты узнаешь от меня!
— Вы его будто в секты заманиваете! — веселился Женька. — «Пс-с-ст, парень, не хочешь немного классной музычки?»
А Егор впитывал и музыку, и споры. Оказывается, можно спорить весело, а не шарахая кулаком по столу. Оказывается, чего-то не знать — это повод просветиться, а не «ты что, идиот?».
Оказывается, так бывает, что ты важен и как часть команды, и сам по себе.
Через полгода после первой встречи меломаны сошлись на том, что круто в музыке может быть по-разному и составили командный плей-лист, куда Женька добавил «Мумий Тролля», «Evanescence» и «Linkin Park».
Месяц за месяцем, год за годом командный плей-лист по чуть-чуть обновлялся, всегда по сути оставаясь прежним: дико разнородным и прекрасным в своей странной гармонии, понятной только П-четыре.
…С прошлого високосного года в плей-лист добавилась лишь одна песня «Электрослабости», последнего музыкального увлечения Кита. В апреле Егору приснился Никита, с горящими глазами повторяющий «хочу, хочу, хочу». Когда выяснилось, что у его любимцев вышел новый альбом, Егор закинул в плей-лист заглавный трек.
На смену Калугину пришёл Тиль Линдеман и запел о Германии.
П-четыре ещё рядом, пока последний из них слушает командный плей-лист.
Дичь. Глупость. Идиотия.
Егор прибавил громкость.
…Говорят, годовщины гибели можно встречать на кладбище. Но у П-четыре нет могил. Егор ходил к Сторожу, чтобы хоть что-то узнать, но тот лишь покачал головой в ответ на расспросы. Задавать вопросы Сторожу Иваныч, как и двойные смены, запретил, но в отличие от смен проконтролировать этот момент не мог.
Так странно, что у ребят первая годовщина, хотя прошло уже четыре года. Наверное, это по-своему забавно. Егор попытался улыбнуться, но губы онемели и не слушались.
…Ещё, говорят, помогает напиться, но, как и многие видящие, он не надеялся найти покой в алкогольном забытьи.
Конечно, любой из Б-четыре составил бы ему компанию, стоило только попросить. Но Егор не просил.
Вот и сидел теперь в машине, глядя в сгущающуюся темноту последнего февральского вечера.
Из полузабытья Егора вывел телефонный звонок.
Он глянул на экран: «Наташа».
Отвечать не хотелось. Что он мог сказать вдове в годовщину гибели её мужа? Ничего.
Егор принял звонок.
— Пливет, дядя Егол!
— Кир? Привет.
Почему звонит мальчик, а не его мама? Что-то случилось?
— Егол, а почему папа к нам не зашёл?
— Ты о чём⁈
— Плиходил папа. Он маму заблал, а в квалтилу не зашёл. Он нас с Леной, навелное, забыл…
— Как так — папа? Кир, я сейчас приеду!
— Плиезжай, — разрешил мальчик. — Мама телефон забыла. Очень ладовалась и плакала, когда папа плишёл. Я видел в двель. Хотел к ним выйти, но я же должен спать, а я пло диназавлов читал…
Егор торопливо вывел машину на проезжую часть и помчался к дому Наташи.
— Мама давно ушла?
— Не очень. Плимелно пять минут плошло. Почему папа к нам не зашёл, а?
— Это точно был папа, Кир?
— Да! Я его не помню, но фотоглафии же мама показывает всё влемя. Это точно папа Женя. И мама говолила «Женя, Женя, ты велнулся…» и всё плакала. Он сказал: «Пойдём» из подъезда, и она пошла, плямо в тапках. А мы с Ленкой остались.
Егор повторил, что скоро приедет, и отключился.
Что за чёрт⁈ Женька погиб. Как и все остальные. Ну, почти все.
«Форд» мчался по обледенелой дороге, а Егор вспоминал.
…В тот карантинный год двадцать девятое февраля выпало на рабочую субботу. Весь день пришлось ловить снежных пчёл — назойливых паразитов, пьющих жизненные силы из всех, кто проходит мимо их «улья». Пчёлы ловиться не желали и пытались спасаться по всему кварталу.
Конец смены П-четыре встретили на окраине города, уставшие, но довольные. Порешили отчётами заняться во вторник, а пока Пал Палыч позвонит Иванычу и доложит, что всё пчёлы пойманы и развеяны, а команда, не заезжая в отдел, отправляется по домам.
— Поехали к нам! — пригласил Пал Палыч, отзвонившись начальству. — Иришка пирог испекла на проводы зимы. Творожно-вишневый — вкуснотища!
— Эх, я бы рад, — вздохнул Женька, — но меня Наташка ждёт. Мелкие её уже с ума свели, а с меня какая ни есть помощь.
— Но ты ж целый день работаешь! — хмыкнул неженатый Никита.
— Так и она не прохлаждается. Эх, молодой ты ещё, Кит, глупый!
На деле Женька был старше Никиты всего на два года, но любил шутя подчёркивать солидный статус отца и мужа.
— Успею ещё поумнеть и состариться, — привычно отмахнулся Кит.
— Эт точно! — кивнул старший.
— Тогда давайте Женьку домой закинем — и к Палычу? — предложил Никита.
— Окей, — кивнул Женя.
— Вот и славно! А вы с Наташей завтра к нам приезжайте, по весне уже, — улыбнулся Пал Палыч. — Мы с Иришкой рады будем.
Егор предвкушал чудесный вечер. Дома у старшего было уютно и по-доброму суетно: тут и там сновали собаки и коты, носился по коридорам шебутной Тёмка — нежно любимый Палычем внук. И пахло в этом доме то блинами, то пирогами, то наваристым супом. Выросший с вечно занятой матерью Егор раньше думал, что домашняя еда — это «ешь, чё дают!», а у Иришки всё выходило обалденно вкусно. Сам Палыч, кстати, тоже прекрасно готовил: и шашлыки, и рыбу в фольге, и жареную картошку.
Стоило сесть по местам: Никита за руль, Палыч рядом, Женька и Егор позади, как затрещала рация.
— Диспетчер вызывает П-четыре.
— П-четыре на связи, — отозвался Палыч.
— Срочный вызов на Заводскую, шестьдесят три. Вы же рядом?
— Да, мы на Заводской, восемь.
