— Что делает леди Дэнбери? — процедила Элизабет.
— Спит.
— Спит?
— Разве не этим она собиралась заняться?
Элизабет сердито уставилась на него.
— Я хочу знать, нормально ли она спит. Глубоко ли дышит? Не двигается ли как-нибудь?
— Во сне? — озадаченно спросил он.
— Не будьте таким занудой. Люди то и дело двигаются во сне… — Она с подозрением прищурилась. — Чему это вы улыбаетесь?
Джеймс закашлялся, удерживая предательски дрогнувшие губы, и попытался припомнить, когда в последний раз женщина называла его занудой. Дамы, с которыми он общался во время своего недавнего наезда в Лондон, жеманились и кокетничали, осыпая его комплиментами по поводу его одежды, лица и фигуры. Когда одна из них зашла так далеко, что похвалила линию его лба, он понял, что пора уносить ноги.
Он не представлял себе, как это весело — слышать оскорбления из уст Элизабет Хочкис.
— Так чему же вы улыбаетесь? — нетерпеливо повторила она.
— А разве я улыбаюсь?
— Вы прекрасно знаете, что улыбаетесь до ушей.
Он придвинулся к ней так близко, что у нее перехватило дыхание.
— Хотите знать правду?
— Э-э… да. Правда почти всегда предпочтительнее.
— Почти?
— Ну, если она ранит чьи-либо чувства, — объяснила Элизабет, — тогда… Постойте! Это вы должны были ответить на мой вопрос.
— Ах да, почему я улыбаюсь, — сказал Джеймс. — Вообще-то по поводу «зануды».
— Вы улыбаетесь, когда вас оскорбляют?
Он пожал плечами и развел руками, как он надеялся, неотразимым жестом.
— Видите ли, мне не часто приходится слышать оскорбления от женщин.
— Значит, вы общаетесь не с теми женщинами, с которыми следует, — буркнула она. Джеймс расхохотался.
— Да тише вы! — зашипела Элизабет, оттаскивая его от ограды. — Леди Дэнбери может вас услышать.
— Она так храпит, что я удивляюсь, как сюда не сбежалось стадо баранов, — возразил он. — Сомневаюсь, что наши маленькие шалости ее разбудят.
Элизабет покачала головой, нахмурившись:
— Мне это не нравится. Леди Дэнбери никогда не спит днем. Она говорит, что это ненормально.
Джеймс усмехнулся, собираясь подразнить ее еще немного, но передумал при виде глубокой озабоченности в темно-голубых глазах девушки.
— Элизабет, — мягко сказал он, — чего вы боитесь?
Она вздохнула:
— Вдруг она заболела? Когда на человека ни с того ни с сего наваливается усталость… это может быть признаком болезни.
Он помолчал и затем негромко спросил:
— Ваши родители болели, прежде чем покинуть вас?
Он тут же понял, что поразил ее своим вопросом, — так сильно изменилось выражение ее лица.
— Нет, — ответила она, моргнув. — Моя мама погибла во время несчастного случая с каретой, а мой отец… — Она умолкла и отвернулась. Потом добавила:
— Он не болел.
Более всего ему хотелось продолжить расспросы и узнать, почему она не желает обсуждать смерть отца. Его вдруг озарило, что он хочет знать о ней абсолютно все.
Он хотел знать о ее прошлом, настоящем и будущем. Хотел знать, говорит ли она по-французски, любит ли шоколад и читала ли Мольера.
Но больше всего он хотел знать, что скрывается за каждой улыбкой, озарявшей ее лицо.
Джеймс чуть не упал, осознав все это. Никогда в жизни он не испытывал такой жгучей потребности проникнуть в самые сокровенные уголки женской души.
Элизабет заполнила неловкое молчание вопросом:
— А ваши родители живы?
— Нет, — ответил Джеймс. — Мой отец умер довольно неожиданно. Доктор сказал, что из-за сердца. — Он пожал плечами. — Или отсутствия оного.
— О Боже! — вырвалось у нее.
— Все нормально, — сказал он, небрежно махнув рукой. — Он не был хорошим человеком. Я не тоскую по нему и не оплакивал его.
Она сжала губы, но ему показалось, что в ее глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие,
— Моя мать умерла, когда я был совсем маленьким, — отрывисто добавил он, не совсем понимая, зачем рассказывает ей это. — Я почти не помню ее.
— Мне очень жаль, — мягко произнесла Элизабет. — Хотелось бы надеяться, что это было не слишком болезненно для вас.
Видимо, она прочитала ответ в его глазах, несмотря на все его усилия скрыть свои чувства.
— Мне очень жаль, — повторила она, проглотив ком в горле.
Джеймс кивнул в знак того, что принимает ее сочувствие, но ничего не сказал. Взгляды их на мгновение встретились, а затем она вытянула шею, пытаясь разглядеть за оградой графиню.
— Я не переживу, если леди Дэнбери придется страдать. Она ведь никому не признается. Иногда она бывает невыносимо гордой и принимает привязанность и участие за жалость.
Джеймс смотрел на девушку, наблюдавшую за его теткой, и вдруг поразился, какая Элизабет маленькая. Она казалась беззащитной и одинокой на фоне полей Дэнбери-Парка, простиравшихся за ней бескрайним одеялом, сотканным из всех оттенков зеленого. Летний ветерок развевал выбившиеся из пучка белокурые пряди. Джеймс бездумно протянул руку и заправил шелковистый локон ей за ухо.
Дыхание у Элизабет перехватило, рука взлетела вверх. Пальцы ее скользнули по его руке, и Джеймса охватило безрассудное желание сжать ее ладонь в своей. Достаточно было шевельнуть пальцами, чтобы поддаться соблазнительному порыву, но он убрал руку за спину и еле слышно произнес:
— Простите. Ветер растрепал ваши волосы.
Глаза ее расширились, губы приоткрылись, словно она собиралась что-то сказать, но, так и не решившись, просто отодвинулась.
— Леди Дэнбери была очень добра ко мне, — сказала она дрогнувшим голосом. — Я никогда не смогу отплатить ей за все, что она сделала для меня.
Джеймс впервые слышал, чтобы его ворчливую, прямолинейную тетку называли доброй. Высший свет уважал ее, боялся, даже смеялся ее ядовитым шуткам, но он никогда не встречал человека, который любил бы ее так же, как он.
Вдруг тело Джеймса перестало повиноваться ему, и он почувствовал, что клонится вперед. Он больше не контролировал своих движений. Словно какая-то высшая сила вселилась в него, заставив протянуть руку, обхватить ладонью затылок Элизабет и, скользнув пальцами по шелковистым волосам, притянуть ее к себе ближе, еще ближе, а затем…
А затем его губы накрыли ее рот, и загадочная сила, которая заставила его поцеловать девушку, исчезла. Остался только он сам и неодолимая потребность обладать ею всеми возможными способами, которыми мужчина может обладать женщиной.
Зарывшись одной рукой в ее волосы, он обвил другой ее талию и ощутил, что при всей своей неискушенности она отвечает ему. Сердце Элизабет забилось быстрее, и вслед за ним загрохотало его сердце.
