— Давайте быстрее, — сухо сказал он. — Я опаздываю со вчерашнего дня.
Противники разошлись по разные стороны площадки и отвернулись друг от друга, держа сабли в руках. Юлька рассматривала оружие, пытаясь понять их преимущество: шамальский клинок был шире, короче и тяжелее, нигийский — тоньше, длиннее и легче. Оба они идеально подходили своим хозяевам — массивному, мускулистому и атлетичному шааму и легкому, худощавому и подвижному элезу. Сигналом к началу поединка послужил боевой клич, выкрикнутый судьей. Они оба резко повернулись и молниеносно ринулись навстречу друг другу. От страха у нее перехватило дыхание. Одно неточное движение, и кто-нибудь из них будет ранен, покалечен, убит… Не было ничего прекрасного, искусного или возвышенного в этом поединке, несмотря на внешнее сходство с элегантным и совершенным танцем. Танец не несет в себе ни боли, ни смерти. Она вспомнила, как Саша учился владеть оружием, сначала в Рамьене, потом — в Наган-Кархе, и запоздало осознала, что тренировочный поединок никак нельзя поставить рядом с настоящим, потому что цена у них слишком разная.
Она смотрела на кружившихся в убийственном танце мужчин с мучительным напряжением, изредка вздрагивая, когда металлический шелест сабель превращался в болезненный лязг. Тусклые молнии клинков иногда мимолетно отражали падающие на них солнечные лучи, рождая колющие, словно их острие, блики. С непостижимой для глаза быстротой они наносили и парировали удары, приноравливаясь к манере друг друга, наступая, кружа, атакуя, защищаясь. Самир нападал яростно, со всей силы, и у нее каждый раз останавливалось сердце, когда его тяжелый удар с лязгом обрушивался на скрещенные сабли Рессера, которые сразу же жестко отбрасывали шаама назад. Рес больше защищался, чем нападал, кружа, отступая, выманивая вспыльчивого шаама на себя и заставляя его промахиваться и терять равновесие. Стремительно меняя позиции, он делал короткие обманные выпады, которые Самир едва успевал парировать, и снова оказывался в другом месте, легко отступая, но не позволяя противнику подойти к себе ближе, чем на длину его клинка. От напряжения Юлька закрыла глаза, настороженно вслушиваясь в высокий металлический звон, иногда восходящий на крещендо, а когда уловила чей-то хриплый и болезненный вздох, то вздрогнула и в панике вцепилась взглядом в обоих — кто? На черной одежде Рессера ничего не было видно… Потом она заметила разрыв на рубашке Самира и выступившее на ней кровавое пятно. "Все, хватит", — хотелось закричать ей, но она знала, что только помешает кому-нибудь из них, опасно отвлекая внимание.
Первое касание, казалось бы, только подхлестнуло Самира и он обрушился на своего противника с удвоенной яростью. Шаг, другой — и он отбросил более легкого Рессера на землю, но тот мгновенно вскочил на ноги, увернувшись от весьма опасного удара. Теперь они осторожно кружили друг против друга, выжидая и оставаясь начеку. Пауза тянулась невыносимо долго, Юлька почувствовала, как пот течет по ее телу. Она неожиданно поняла, что боится, до потери сознания боится, и вовсе не за Самира. Рес, возможно, Самира хорошенько попугает и поцарапает, но ни калечить, ни убивать не станет, а вот ожидать снисходительности от шаама было излишне.
Как же долго все это длилось… Оба они были сильными, умелыми и опытными бойцами и успешно противостояли друг другу. Юлька закрыла глаза, устав от бесконечного мелькания черного и коричнево-белого силуэтов. Скорей бы уже кончилось, как-нибудь не очень страшно, она уже устала бояться. Она никогда не подозревала, сколько ужаса может таиться в такой совершенной красоте, во всех этих разговорах о благородной эстетике оружия, о героических поединках, в легендах, в песнях, в картинах и гравюрах. Облагораживание, оправдание, очищение такой обыденной и грязной вещи, как убийство себе подобного. Зачем оно возведено в ранг подвига, благородного поступка? А она еще восхищалась нагами с их тысячами способов эффективного поражения… И Саша теперь — во главе всего этого. Как грустно. Как несправедливо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Юлька силой заставила себя поднять на них глаза. В какой-то момент они и вовсе превратились в размытые силуэты, так быстро они двигались. Закрыв лицо руками, она снова вздрогнула от резкого лязга — это зазвенела выбитая из рук Реса сабля, но он опять успел, отпрыгнув назад и уйдя от удара, подобрать ее и ловким и неожиданным выпадом кольнуть противника в плечо. Хриплая брань была ему ответом, и они снова схлестнулись, с еще большим неистовством пытаясь достать друг друга.
Когда же это кончится, устало подумала она. Рес опять споткнулся под натиском атаки и отступил назад, едва не упав, и давая Самиру пролететь мимо него и тоже потерять равновесие. И снова они выжидательно закружили… Вскоре на одежде Самира проступило еще одно кровавое пятно. И еще. Его движения становились все более резкими и тяжелыми, все менее точными, шаг за шагом, минута за минутой он терял скорость, промахивался, неловко увертывался от коротких и точных, хоть и не частых атак противника. В конце концов одна из его сабель отлетела далеко на противоположный край площадки, а через минуту там оказалась и вторая. Издав разъяренный и сдавленный вопль, шаам бросился на противника врукопашную, придавив его своим весом, но ловкий и подвижный Хэйген удачно вывернулся из захвата, тотчас оседлал своего врага и, прижав его к земле, приставил саблю к горлу.
— На этом, я думаю, мы можем закончить, — сказал он, тяжело дыша. Самир замычал, пытаясь вывернуться из железной хватки противника. — Хватит, я тебе сказал, — неожиданно рявкнул он, резко встряхивая подмятое под себя тело. — Угомонись.
И быстро отпустил шаама, отойдя в сторону и положив сабли на землю. Самир тяжело поднялся, отыскал глазами врага и медленно, как обезумевший от ярости бык, двинулся ему навстречу.
— Хватит, — негромко повторил Хэйген, и Юлька вздрогнула от его ледяного, жесткого и колючего голоса, а шаам словно бы наткнулся на что-то невидимое и острое и замер в неловкой позе. Наиль бросился к нему, спрашивая, как тот себя чувствует и требуя заняться ранениями, а судья, подойдя к обоим, объявил поединок оконченным. Рес пристегнул к поясу снятые заранее ножны, аккуратно убрал сабли и, коротко кивнув судье, нашел глазами Юльку. Она встала со своего камня, понимая, что нужно что-то ему сказать, но ничего не приходило ей в голову, кроме отчаянного желания разрыдаться. Когда он приблизился к ней, Юлька поняла, что он зол.
— Тебе-то все это зачем было нужно? — сухо спросил он. — Поглазеть захотелось?
Она оторопела от его резкости.
— Этот бой был изначально несправедлив и неравен, потому что мне, чтобы устать, надо вдвое, а то и втрое больше времени, скорость у меня на порядок выше, и большая часть ранений мне не опасны, — продолжил он хмуро. — Я не воин и не очень хороший боец, но его я сильнее, потому что наполовину нечеловек, и мне не стать им обратно, как бы я этого не хотел. Так кому и что именно ты хотела доказать? Поставила только этого вспыльчивого поклонника под чужую саблю.
— Ничего и никому, — тихо ответила она. — Я не знала, как вас остановить.
— Знала, — возразил он. — Но не захотела. Ты предпочла упрекнуть меня. Я же демон, так?
— Я не… — начала она, но вдруг поняла, что спорить бессмысленно — она и правда в тот злополучный день приняла сторону Самира.
— Книжку дочитала? — спросил Рес, поворачиваясь и отслеживая глазами своего побежденного противника, понуро ожидавшего в сторонке. — Трупоеда и некрофила видела?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Его это задевает, поняла Юлька неожиданно. Он старательно лжет, причем сам себе, что ему все равно, но это не так, совсем не так… Ей захотелось его утешить, сказать что-то хорошее и правильное, лишь бы он перестал злиться, но она чувствовала спиной тяжелый, ревнивый и недобрый взгляд шаама, и так и не нашла слов.
— Ну вот, — он быстро глянул на нее и сразу же отвел глаза. — Ладно, пойду я… будь тут поосторожнее с этими горячими шамальскими парнями.
— Постой, — Юлька, заметив, что его черная рубашка прилипла к телу, внезапно забеспокоилась. — Ты не ранен?
