Собака у меня на коленях лает в знак согласия, а Мак улыбается.
— Я и подумать не могла, что ты собачник, — говорит она.
— А я и не собачник, — отвечаю ей.
Кроу смотрит на нас обоих, качая головой.
— У вас двоих есть еще какие-нибудь неотложные дела, которые нужно обсудить прямо сейчас? Как насчет оттенка штор? Не думаю, что они гармонируют с цветом обивки этого чертового дивана.
Мак смеется.
— Дай ему немного передохнуть, Лак, — говорит она. — Ронан выглядит так, будто у него сегодня не самый лучший день.
— Вот почему женщин не берут на деловые встречи, — говорит Кроу в ответ.
— Я хотела посмотреть, где он живет, — возражает она. — Я и понятия не имела, что это совсем рядом.
— Тебе лучше забыть об этом, — говорю я ей. — Никто другой не должен об этом знать.
Кроу сердито смотрит на меня.
— Да ладно, Мак. Пойдем.
— Думаю, я побуду здесь еще недолго, — говорит она. — С моим старым приятелем Ронаном. Мне пока не хочется идти в клуб.
Кроу смотрит на меня, а я пожимаю плечами. Я не хочу, чтобы она оставалась здесь со мной, но я научился худо-бедно справляться с этим.
— Ты захватишь ее с собой тогда? — спрашивает он.
— Ага.
— Пусть и Рори тоже придет, — говорит Кроу. — Не хочу, чтобы ты выходила одна, пока мы не найдем Андрея.
— Мне не нужен чертов эскорт, — отвечаю я.
— Это была не просьба, — отвечает Кроу.
Мак провожает его до двери, где они проделывают все то, что не предназначено для посторонних глаз. Поэтому я занялся тем, что кормил собаку на кухне, пока он не ушел. Но если я и надеялся на передышку от Мак, то она и не собиралась мне ее давать.
— Чем занимаешься? — спрашивает она, усаживаясь за стол.
— Кормлю собаку.
— Очевидно, — смеется она. — Так что у тебя с Сашей?
Я моргаю, силясь понять, как много ей известно. Все то, что Саша могла бы ей рассказать, юлой крутится в моей голове, и это меня злит. Она смеется надо мной. Потому что я опозорился.
— Расслабься, Ронан, — говорит Мак. — Просто я заметила, что в последнее время вы оба стали вести себя чуть страннее, чем обычно. Я имею в виду, что знаю, что у нее есть на то причина, из-за ее матери, и всего остального. Но какие могут быть проблемы у тебя?
— Я не знаю.
Понятия не имею, почему я позволяю ей задавать такие вопросы. Но какая-то часть меня, самая малая часть меня хочет спросить ее кое о чем. Я достаю коробку пончиков из буфета и ставлю ее перед ней на стол. Когда Мак замечает их, на ее лице расцветает улыбка, и мне становится не по себе.
— Ты знал, что я приеду? — спрашивает она.
— Кроу мне сказал.
— И ты купил для меня пончики, — воркует она. — О, Ронан, ты самый лучший.
Она вскакивает на ноги и пытается обнять меня. Я отмахиваюсь от нее.
— Сегодня утром я посылал за ними Конора. Иди лучше обними его.
В следующую минуту она уже сидит за столом и запихивает в рот пончик.
— Послушай, — говорит она между пережевыванием. — Ты можешь поговорить со мной, Ронан, понимаешь? Тебе для этого даже не нужно подкупать меня пончиками, хотя это, конечно, плюс.
Сажусь напротив нее и складываю руки на груди. Я даже не знаю, с чего начать. Или что сказать.
— Всего одно предложение, — настаивает Мак. — Первое, что приходит тебе в голову. И все.
— Понятия не имею, чего она хочет, — говорю я ей.
— Ну, это совсем просто, — пожимает она плечами. — Она хочет тебя, дурачок.
Я смотрю на нее снизу вверх и скребу щетину на подбородке.
— Я имею в виду не это, — говорю я, прочищая горло. — Я не знаю, что ей нравится.
Мак перестает жевать и смотрит на меня. Меня охватывает стыд, и я отворачиваюсь.
— Ронан, — говорит она слишком высоким голосом. — Ты покраснел!
Я ничего не отвечаю. Я думаю, что она будет смеяться надо мной, но она этого не делает.
— А ты не пробовал спросить ее? — продолжает Мак.
— Нет.
— Точно, — фыркает она. — Потому что ты… ну, это ты.
— Ты же девочка…, — говорю я ей.
— Женщина, — поправляет она. — Ну, да. Вообще-то я принадлежу к женскому полу.
— А чего хотят такие девушки, как ты? — интересуюсь я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты имеешь в виду, чего хотят женщины? — она улыбается. — Это вечный вопрос, Ронан. И тот, на который у тебя никогда не будет однозначного ответа. Ответ на него меняется каждые пять минут, и если ты попытаешься понять это, то просто сойдешь с ума.
Я киваю, потому что подозревал именно это.
— Ронан, я пошутила, — смеется она. — Блин, ты все время такой серьезный. Просто расслабься, ладно?
Между нами воцаряется молчание, и я ловлю себя на том, что жалею, что она не ушла с Кроу. Это бессмысленно.
— Послушай, — говорит Мак. — Я не могу сказать тебе, что нравится Саше, потому что все люди разные. И даже в этом случае, я думаю, что вы должны понять это вместе. Знаешь, это требует… типа практики.
Она корчит гримасу, когда говорит это, и мои щеки начинают пылать.
— Знаешь, что мне нравится в Лаклэне? — спрашивает она.
— Что?
— Он просто берет на себя ответственность. Он делает то, что хочет. И он делает это без оправданий. Он не просит разрешения поцеловать меня. Он просто делает это. Если тебя и правда так волнует, все ли ты делаешь правильно или не правильно, то сам процесс не принесет тебе никакого удовольствия.
— А что, если ей это не понравится?
— Тогда она тебе сама об этом скажет. И ты все исправишь. Все просто. Все дело в общении, Ронан, которое, насколько мне известно, не относится к твоим сильным сторонам. Но ты не можешь рассчитывать, что поймешь все на телепатическом уровне. Тебе нужно немного расслабиться.
Собака снова прыгает мне на колени, а Мак тянется за очередным пончиком.
— Но я все же скажу тебе одну вещь, Фитц. Если ты хочешь закадрить Сашу, тебе следует делать это в темпе. Она собирается паковать чемоданы и убираться отсюда подальше, и я не могу сказать, что виню ее за это решение.
— Понятия не имею, что все это значит, — говорю я ей.
Мак издает стон и стряхивает крошки с рук.
— Нам предстоит проделать много работы, Ронан.
ГЛАВА 14
Саша
Эмили прилетела вчера вечером и не отходила от мамы ни на шаг. Она тяжело переживает это, и в каком-то смысле я чувствую себя виноватой за то, что имела возможность провести с ней больше времени. Но ведь мама хотела именно этого.
— Она выглядит совсем по-другому, — шепчет Эм. — Я не хотела запоминать ее такой.
— Так и не надо, — говорю ей. — Она бы этого не хотела, Эм.
— Я поднимусь на крышу, — говорит она. — Мне нужно подышать свежим воздухом.
Я киваю и отпускаю ее. Эмили очень сильная. И умная. И я знаю, что она добьется многого в жизни. Но это событие оставит зияющую дыру в ее сердце. Она еще слишком молода, чтобы потерять обоих родителей. В этом смысле она немного напоминает мне Мак. Я вижу сходство между ними. Жесткие щиты, которыми они закрылись от мира. Эм всегда была такой.
Благодаря Эми, варьирующей дозировку лекарства, сестре удалось застать маму в моменты просветления в течение дня. И я удивляюсь тому, что, когда Эмили уходит, она снова открывает глаза.
Я ложусь рядом с ней и стараюсь не плакать. Когда я заглядываю ей в глаза сегодня вечером, я знаю, что это будет в последний раз. Она испытывает сильную боль, каждый раз мешающую ей просыпаться. И это несправедливо по отношению к ней.
Так что это должно быть прощание.
Я держу ее за руку и разговариваю с ней. Говорю все, что приходит мне на ум. Я рассказываю ей о вещах, которые никогда не произойдут. Дом, которого у меня, наверное, никогда не будет. Имена моих будущих детей. Все, что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о грядущем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мама смотрит, как я говорю, но не отвечает. Я и не жду от нее этого. Она слаба и слишком устала. Но я все равно хочу услышать ее голос. В последний раз.
