На сцене рабочие двигали за кулисы рояль, библиотекарь, натыкаясь на стулья, раскладывал ноты на пюпитры, вповалку лежали огромные контрабасы, напоминавшие туши китов на берегу. Неожиданно вспомнила голые тела на кровати в то злосчастное субботнее утро. «Даже эти инструменты, с самым низким звуком, самой «низкой душой» верны чистым высоким мелодиям, для которых созданы…» Несмеяна, с трудом сдерживая слезы, вышла из зала на улицу, спряталась в телефонной будке на углу и там, сняв трубку, зарыдала в нее.
В гостях
В зал Несмеяна не вернулась, а пошла домой. Не зажигая света, легла на диван и под настроение включила «Адажио» Альбинони. Пересчитала дни этого года, что запомнились, но уже без слез, насчитала семь и улыбнулась, вспомнив, как встретила на ярмарке Диану. «Это тоже было при нем…»
* * *
Полузабытая школьная подружка стояла за прилавком и бойко рекламировала продаваемые товары. Не виделись однокашницы несколько лет. Когда-то их объединяло многое, и жили в одном доме, несколько лет просидели за одной партой. После школы их пути разошлись. Диана окончила факультет культуры, устроилась искусствоведом в Картинную галерею, а также преподавателем на вечерний факультет университета. Там она вела курс «Искусство Возрождения». Когда население от портретов и статуй шарахнулось к выборам и прилавкам, оно подхватило и Диану, удачно подцепившую бизнесмена, бывшего фарцовщика Алика Свиридова.
Обменявшись новостями, а по сути, едва ли не половинами своей жизни, договорились встретиться у Дианы на ее дне рождения.
– Посмотришь заодно на евроремонт, – сказала Диана. – Алик всё делает как в Европе! Да, не одна приходи. У нас все люди семейные. Почти.
* * *
Когда Несмеяна с Сергеем пришли на званый ужин, там уже собрались гости, веселые и подшофе. Почти все старше Попсуева лет на десять-пятнадцать. На журнальном столике в просторной прихожей стояла корзина цветов, преподнесенная супруге Свиридовым. После небольшой словесной разминки и одобрения ремонта, все с удовольствием перешли к столу. Опаздывали какие-то Вакхи, разведенные, но не разошедшиеся супруги.
– Эти вечно спешат, потому вечно опаздывают, – сказал Диана. – Садимся!
А тут и Вакхи позвонили в дверь. Сразу стало шумно, как на базаре. Оказывается, Вакхи вместе с Дианой год назад оформляли выезд в Израиль, но потом все трое «по семейным обстоятельствам» раздумали.
За полтора часа собравшиеся много раз поздравили хозяйку, отведали всех яств и напитков, размякли и раскраснелись… Рассказали друг другу новости о возрастающей работе и уменьшающемся здоровье, обсудили ужасы, творящиеся в мире, после чего сосредоточились на своих детях. Говорили как всегда больше женщины, а мужчины как всегда больше закусывали, однако закуска у дам исчезала с тарелок быстрее, чем у кавалеров. Да и с катушек они слетали скорее. Во всяком случае, барышень вдруг разбирал беспричинный смех, а затем беспричинная слабость. Мужчины, не обязательно футболисты, знают, что это самый удобный момент для взятия ворот.
– Не нравится мне в штанах ходить, – вздохнула Ангелина Вакх, – задница большая, переливы видны. Вообще женщины стали безобразно толстые! В троллейбусе одну никак обойти не могла. Стоит – не баба, а гренадер какой-то! Во! – Ангелина развела руки на полную ширину. – Стоит в проходе, и не пройдешь, шире прохода! Слева зашла – нет, справа – нет! Слушай, говорю ей, где ты трусы покупаешь?
Диана, слегка скривившись от такого прозаизма, вдруг вспомнила, что Ангелина только что вернулась из Турции.
– Было чего-нибудь такого? – Диана повертела в воздухе пальчиками. – Как отдохнула в Турции?
– Не в Турции. В Грецию ездила.
– Там рядом, – снисходительно бросил Свиридов.
– А, зря только время потратила! Хорошо, две шубы привезла.
– Стоило в Грецию за шубой мотаться! – сказала Несмеяна. – Их вон в меховом ателье, как в Греции. И не так дорого.
– Это, смотря кому, – не согласилась невзрачная дама. – Кому всё дешево, тому ничего не дорого.
– Парфенон видела? – поинтересовалась Диана. – Как тебе дорический периптер с ионическим скульптурным фризом?
– Какой Парфенон? Я там два дня была. На шубы их и потратила. Да на Костракиса. Я тебе о нем говорила, – бросила Ангелина экс-супругу.
– Грека любого раздеть, он весь, как в шубе. Что Кавказ, что Греция! Знаем, – зевнула Диана, погасив очаровательной улыбкой вопрошающий взгляд Свиридова. – И чего было на Костракиса два дня палить?
В ответ взметнулась бровь подруги: знать, было чего. Горская без всякого перехода стала тараторить о какой-то дамочке (имени ее она не помнила, да и не в имени дело!), которой на телевидении была посвящена вчерашняя передача. Диана скоро завладела общим вниманием, и с восторгом поведала о феерическом поступке телевизионной дамы.
Сергей, улучив момент, шепнул Несмеяне на ушко:
– Тебе не надоело?
Несмеяна кивнула. Было чему надоесть. Искусствоведческие пассажи хозяйки дома задрали ее. Можно, конечно, восхищаться женщиной, бросившей мужа, детей и внуков ради старика, когда-то красиво певшего и красиво жившего, и репрессированного за это или за что-нибудь сопутствующее, а можно и не восхищаться.
– Идеальная семья – это когда детей есть, на кого сбагрить, – сказал Вениамин Вакх, находясь в плену детской темы.
– Раньше так и было! – подхватила Горская. – У Наташи Ростовой одиннадцать братьев и сестер было. Да-да, почитайте. Но Толстой ни строчки не написал, как граф и графиня воспитывали детей. Потому что гувернеры и няни были. А графья ели, спали да охотились.
– Еще плясали, – заметил Попсуев, – и пили.
– Да-да! Плясали! Несь, Серж просто Дорифор. Берегись, отобью!
Свиридов хохотнул:
– Ты лучше мне бифштекс лишний раз отбей! У дворян еще псарни были и псари. Хозяин собак никогда не воспитывал, только ласкал. Собаки его за это любили, а псарей боялись, поскольку те возились с ними весь день. Вот это и есть модель настоящей семьи и настоящего воспитания.
– Как в псарне! – восхитилась Ангелина. – Мило!
– Странно, – сказал Сергей. – Занимайся у нас мужчина воспитанием детей круглые сутки, дети никогда не скажут ему: сэр.
Дамам чрезвычайно понравилась реплика Попсуева, хотя ее легко можно было экстраполировать и на леди.
– Еюнойлеошунтирование – вспомнила! Вот чем надо всем срочно заняться! – воскликнула вдруг Ангелина.
– Кошмар! Что это? – вздрогнула невзрачная дама.
– Операция на тонком кишечнике. Укорачивают кишечник в три раза.
– О господи, да зачем? – спросила невзрачная дама.
– Чтоб похудеть и придать телу стройность.
– Для придания мыслям стройности, надо эту операцию провести на мозгах, – прошептал Попсуев на ухо Несмеяне. – Всё, пошли домой.
В троллейбусе Попсуев обронил:
– Столько болтать о воспитании, и не сказать главного: воспитание нельзя перекладывать на дядю!
– Ты кому это говоришь? – устало спросила Несмеяна. «Воспитывать ребенка можно, когда он есть».
Приглашение кстати
Несмеяна взяла коробку конфет и в девятом часу поехала к Диане в ее частный университет. Двухэтажный особняк стоял на отшибе в парковой зоне и летом утопал в зелени, а зимой в сугробах. Занятия окончились, и преподаватели не спеша пили чай.
– Это моя школьная подруга Несмеяна Павловна, начальник отдела, а это мои коллеги: Нина Васильевна, доцент, Катя, Алексей Валерьевич, доцент. Несь, а где Дорифор?
– На сборах.
– Алексей Валерьевич предпочитает кафедру дому, – добавила Диана.
Сели пить чай. Почему-то все стали говорить об участившихся грабежах. Каждый имел что рассказать, а после вольного пересказа Алексеем Валерьевичем рассказа Лескова «Грабеж» и вовсе настала ночь. Доцент собрал свой кейс и барабанил по нему пальцами. По всему было видно: ищет повод, чтоб задержаться. Дома, как узнала позже от подруги Несмеяна, у него была жена, отчего он всегда ощущал себя бездомным.
Алексей Валерьевич вернулся к столу и налил себе чаю.
– Хотите, расскажу про мой некрасивый поступок? – сказал он. – Дело этим летом было. Сплю. А в три ночи меня словно кто вверх вздернул. Потом уже понял: попугайчик в клетке орет. У меня два попугайчика. Днем они, как ангелы, а на ночь сами в клетку лезут и до утра молчат. Я их не закрываю. А тут вдруг орет. Спросонья гляжу на него – чего орет, а краем глаза вижу: мимо меня к лоджии кот скользит, а во рту у него второй попугайчик. Озверел я, вскочил и за ним!
– Кот ваш?
– Нет. Мой не посмел бы, другой!
– Что же вы так? У кота инстинкт, – засмеялась Несмеяна.
– И у меня инстинкт. Вот с этим инстинктом я за ним в лоджию. Слышу, в соседней лоджии звуки. Как вам сказать, специфические. Перегибаюсь туда, а там парочка, ну, – Алексей Валерьевич несколько раз дернул пакетик чая вверх-вниз, – сами понимаете. Я и спрашиваю у них: «А вы тут кота с попугаем не видели?»