Наверное, я казалась наивной дурочкой, но мне очень хотелось услышать низкое и нежное:
— Спи, Иона.
Я проснулась от того, что меня знобило. В пещере не стало холодней, нет. Князь по-прежнему меня обнимал. Вот только меня охватывал знакомый любому человеку озноб — предвестник высокой температуры.
На лбу выступили капельки пота, начинала болеть голова. Ну а что? Это князь бессмертный, а я — обычная девушка.
— У тебя жар, — произнес он, проснувшись от моих движений. — Пойдем, надо возвращаться в замок.
Наши плащи все еще были слегка влажными, но мы накинули их и пошли к выходу. Гора расступилась, открыв нам сугробы и вой ветра. Мело не так сильно, как вчера, но все же снег не останавливался.
— Выдержишь? — Алеш взял меня за руку.
— А у меня есть выбор? — моя попытка говорить бодро и смело прозвучала вяло, судя по лицу мужчины. Он усадил меня на коня и уселся сам, и погнал гнедого сквозь снежный воздух.
Я плохо помню, как мы приехали в замок. Помню, что до боли в пальцах держалась за луку седла чтобы не упасть. Еще я дошла до спальни сама. А вот кто раздевала ли меня Симона или я делала это сама — я не помню.
Помню только голос Алеша, который снова и снова повторял, что в дороге, что уже в замке:
— Только не спи, Иона! Отвечай мне!
— Я не сплю… — бормотала я, и снова и снова уплывала в бредовые образы, которые подкидывал перегретый мозг. В видениях Амалия шла по снежной поляне, а я стояла в подвале. Нет, я играла свадьбу с Алешем осенью. Какая-то блондинка посмеивалась в деревянной усадьбе. Войт разговаривал С Теодорой Тейтаной. Симка что-то беспокойно твердила своей сестре…
Кто-то то и дело менял ледяной компресс у меня на лбу, отчего мне становилось легче.
— Мы еще поговорим, Душа Гор, — шептал князь.— И ты ответишь мне «да»
15. Жар, лед и время (2)
Алеш
Понимание того, что окружающие люди намного слабее меня, уж давно въелось в сознание, стало привычкой. Часто Войт ехал в санях, а я садился править упряжкой. Особенно если это было окрестностях замка, а не в столице, где подобное обращение со слугой могли заметить дворяне или послы иностранных держав и понять превратно.
Тем удивительнее было то, как я легко забыл об этом, пока находился рядом с Ионой. Я не боялся за нее, будто мы с ней на равных.
Вернее, так вышло оттого, что она вела себя так, будто мы с ней на равных, а я, дурак, забылся. Вчера я видел, как начинался снег, но думал — успеем. И не задумывался о том, что нам, нам (а не мне) делать, если накроет метель.
Девушка же тем временем готова была взять ответственность на себя — за то, что она не смогла освободить меня от союза, за то, что мы сюда помчались.
Мне было неведомо что удумал Матей, и только чтобы она не винила себя я признался в том, что не хотел ее отпускать. Имело ли это отношение к неудавшемуся обряду — не знаю, мне было не важно. Но таковы были мои чувства, и я готов их был озвучить лишь бы только девушка рядом не корила себя с трагическим видом. Пусть уж лучше гневается на меня за то, что не сможет вернуться домой. Но Иона снова удивила: смело и прямо ответила мне взаимностью.
Иона тоже не хочет меня отпускать.
Она подстегнула мои эмоции, и я озвучил еще более импульсивное признание. Глупое, преждевременное предложение. Когда я договаривал слова, то уже ждал, что девушка меня оттолкнет или закроется. Но я ошибался.
Смешно, но уверился в своем предложении я именно после ее ответа-отказа. Спокойного, взвешенного и рассудительного, вернувшего меня из мечтаний в каменную пещеру, заставившего еще больше хотеть девушку.
Слишком легко задремал от ее мерного дыхания, от ее тепла в моих руках. Так легко, что не заметил, как тепло превратилось в жар.
Я сидел около девушки три дня, но лучше ей не становилось.
Прикладывал лед, давал ей настои, которые собирала хмурая Тейтана. Мята и малина, мед, молоко и масло — никакое питье не помогало.
— Иона, пожалуйста, не спи… — шептал я временами, но девушка продолжала бредить. Иногда она что-то бормотала про идеальную свадьбу, иногда шептала про какие-то экзамены и лавку с бусами. Но в реальность не хотела возвращаться.
На третий день дверь без предупреждения открылась и резкий старческий голос произнес:
— Пшел вон, Алеш, дурачина ты эдакий. Угробишь девоньку, как пить дать, угробишь. Я-то думаю, чего умница-мастерица ко мне больше не заходит, а это ты ее ушатал, негодник. И не пялься на меня так зло, недоучек.
Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Он не хотел объяснять, я не хотел уступать.
— Не позорь мою фамилию, — Матей нахмурился, — ты разве сам не понимаешь в чем дело? Я уверен, будь она в сознании, сообразила бы во сто крат быстрее тебя! Ты на камень посмотри!
Турмалин действительно выглядел чуть светлее чем обычно. Не сильно, но все же…
— Понял, да? Ты ни с какими дорогими Амалиями столько времени рядом не проводил. Ритуалы, пара-тройка приемов — и все. И то их хватало на год. А девочка с тобой который день без перерыва. Спорю, ты даже не подумал об этом со своей заботой, что ей надо восстановить силы…
Матею не надо было продолжать. Я скинул одеяло, взял Иону на руки и понес в купальни, по дороге окликнув Симону. Мы сутки были вместе с Ионой, пока она стригла меня, пока мы ездили в горы и обратно, а потом три дня я сидел рядом. Ей было плохо от меняв первую очередь, а не от простуды.
Я бережно опустил Иону в воду розовой купальни, и приказал Симоне следить за княжной, чтобы та набиралась сил, а сам отправился в свою, черную. Я стоял в воде и чувствовал, как силы плещется в воде, моя сила, бесконтрольно живущая руках. Как только эта черная вода не стала давно гранитным саваном мне? Нет, она становилась плотнее, но все еще оставалась водой.
Моя сила уходила, но сожаление — нет. Влюбленность опять делает меня полным идиотом, который хочет быть рядом не думаю ни о чем.
Нет. В памяти всплыл рациональный ответ Ионы. Эта девушка — сильная и смелая, и я не стану ей больше вредить.
От выплеска силы края купальни впервый раз застыли чёрными ониксовыми волнами. Вот так, а теперь надо идти в свою спальню, и не подходить пока к девушке, сидевшей на краю бассейна отделанного турмалином.Вариация нейросетей на тему Ионы в купальнях)
15. Жар, лед и время (3)
Иона
Солнечный свет чертил яркие квадраты на полу. Первая мысль была о том, что я на все это смотрю и глаза не болят. И голова не гудит. В теле слабость, но ни жара, ни головокружения нет.
— Ой, вы проснулись! — Симона встрепенулась. Девочка дремала, свернувшись калачиком, на краю моей огромной кровати. Горничная тут же выскочила из комнаты, и вернулась вместе с князем.
Алеш стоял поодаль и внимательно разглядывал меня.
— Как ты себя чувствуешь, Иона? Что последнее помнишь?
— Ты нес меня на руках в купальню. Кажется… Но мне снилось слишком много всего, так что я не уверена. А что было?
Князь махнул рукой, и Симона вышла. Алеш сел на самый край кровати, не пытаясь быть ближе. Да что такое было, пока я болела?
Я дотянулась до его руки, он хотел было ее отдернуть, но так и замер на половине движения.
— Не хочу никого терять, — произнес он после долгой паузы. В голосе его не было радости ни от того, что мне лучше, ни от того, что мы вместе. Звучали только горечь и боль.
— Ты и не должен. Объясни, Алеш. Я могу быть сильной, поверь. Не надо меня жалеть.
Мужчина рядом тяжело вздохнул. Тем временем я наблюдала, как солнечный свет раскидывает теплые блики на коротких волосах князя. Хотелось растрепать ему волосы, уложить головой мне на колени, сидеть так и слушать истории друг друга. Но сейчас не тот момент.
