— Ладно, старший сержант, переходи к дальномеру.
Увидев самолеты, беженцы бросились врассыпную. Они на своем горьком опыте знали, к чему ведет скопление людей и повозок на прифронтовых дорогах.
Сирены заводов, расположенных на окраине, резко, протяжно завыли. Из города по шоссе мчалось несколько машин, со станции отошел поезд с рабочими, на берег реки Тырнава и к глубоким карьерам красного песка бежали люди.
Так и не успев закончить письма, Тудор вместе с орудийным расчетом ждал приближения бомбардировщиков.
— Четыре тысячи, три тысячи, две тысячи, — считал Наста, впившись в дальномер.
Но самолеты изменили курс и направились к скоплению повозок. Сделав широкий разворот, они с пронзительным ревом обрушились на растянувшийся обоз, обстреливая его из пулеметов и пушек.
Несколько лошадей сорвались с места и бешеным галопом помчались далеко в поле. С повозок прыгали люди, падали сундуки, узлы.
Белый жеребец, раненный в горло, встал на дыбы. Из его холки била кровь. Он упал на спину, задергал ногами и, обессилев, безжизненно застыл.
Какой-то мужчина в сапогах и белой рубашке, подпоясанной красным кушаком, нес на руках женщину; из ее рта сочилась черная клейкая струйка крови.
Поле, вспаханное бомбами и засеянное тысячами пуль, представляло собой жуткую картину кровавого побоища.
Батарея молчала. Только когда один из самолетов вошел в пике и снизился так, что можно было различить черный крест на его крыльях, Арсу подал команду открыть огонь. Со снарядами зенитных орудий скрестились пулеметные очереди с самолета. «Юнкере» продолжал пикировать с тем же оглушительным воем и пронзительным свистом, ведя огонь из всех пулеметов и приближаясь с головокружительной быстротой. Из-под желтоватого фюзеляжа оторвалась черная точка; Арсу видел, как она быстро приближается. В ту же секунду он заметил, что в фашистский самолет попало сразу три снаряда.
— Братцы, «юнкере» упал… Так и не вышел из пике, — крикнул Наста дрожащим от радости голосом.
Тудор прервал его, указывая рукой на небо:
— Внимание, справа новая волна самолетов!
Арсу хотел сделать шаг вперед, но почувствовал, что в спину ему будто глубоко вонзился нож, боль отдалась в желудке. Арсу согнулся, а затем упал, обессиленный. Мокрые, дрожащие руки нащупали пуговицу на френче. Арсу стал смотреть, как она блестит в лучах полуденного солнца. Боли он больше не ощущал. Хотелось отдохнуть, уснуть, как после долгого, бесконечно долгого пути. Он шел по нему через нищие села, через помещичьи усадьбы, по широким украинским степям и заканчивал его здесь, в Тырнэвенях.
…Тудор видел, как быстро растет оторвавшаяся от головного самолета черная точка. Он выпустил всю обойму и успел заметить, что его снаряды повредили фашистский самолет.
Потом его орудие зазвенело под градом осколков. Прицел был разбит, затвор поврежден в нескольких местах. Откуда-то доносился протяжный свист. Он догадался, что это летят осколки малокалиберных снарядов, выпущенных с самолета.
Тудор внезапно почувствовал какой-то зуд в левой ноге. Не сводя глаз с подбитого самолета, он инстинктивно почесал ногу. Рука нащупала возле колена что-то теплое и стала мокрой. Взглянув, он увидел, что обмотка и штанина пропитаны кровью. «Господи, — неожиданно подумал он, — как же я теперь буду танцевать с Иляной на свадьбе?»
Раздавшийся в это время взрыв заставил его броситься на землю.
…Возвратившись на батарею, Илиуц быстро соскочил с машины и поспешил на командный пункт. За ним, опустив голову, спешил Лука. Сейчас он подойдет к Арсу и скажет:
«Господин младший лейтенант! Больше это никогда не повторится».
Но когда он увидел, что Арсу лежит на земле с белым как мел лицом, слова застряли у него в горле. Бой только что окончился. Илиуц склонился над офицером.
— Не волнуйтесь, господин младший лейтенант, рана не опасная, скоро поправитесь, — успокаивал он Арсу. — А хозяин ожерелья очень благодарен вам, он желает вам доброго здоровья. Лука извинился перед ним там же, в примарии. Крестьяне нас даже рюмкой водки и хлебом угостили. И расписку мы получили.
Но младший лейтенант лишь улыбнулся мертвенно бледными, пересохшими губами и устало закрыл глубоко запавшие глаза.
Рядом с ним на одеяле лежал Тудор. Его ранило в ногу осколками снаряда. Один осколок попал в вену, и кровотечение никак не удавалось остановить.
Арсу и Тудора уложили в машину. Илиуц повез их в Тырнэвеньский полевой госпиталь.
Через полчаса начальник полевого госпиталя, осмотрев раненых, беспомощно пожал плечами.
— Господин сержант, офицер очень плох. Я ничем не могу ему помочь. Если он к вечеру не будет доставлен в Фэгэршский фронтовой госпиталь, то я ни за что не ручаюсь… Вам он очень дорог?
— Да, как родной брат, доктор. Простите, господин капитан!
— Я бы предпочел быть просто доктором. А вы кто по специальности?
— Был инженером, а теперь зенитчик. Для родины сейчас важнее уметь бить врага, чем решать интегралы…
Немного подумав, капитан вместе с Илиуцем вышел во двор госпиталя. За забором стоял замаскированный «физлер».
— Я прилетел на нем из Фэгэраша, — сказал капитан, — и привез самые необходимые медикаменты. Надо их сгрузить и этим же самолетом отправить офицера с ранеными. Через час самолет будет в госпитале.
Адъютант[28] Ангел ругался, проклиная свою судьбу пилота. Он не хотел лететь сейчас, а тем более с ранеными.
— Бросьте, Ангел, это же необходимо. Все равно вы завтра возвратились бы один. Раненых нужно оперировать, и как можно скорее. Боюсь, что офицер, несмотря на морфий и камфору, не выдержит.
— Я понимаю, господин капитан, — отвечал адъютант Ангел, который должен был доставить раненых, — но нас могут сбить даже свои, если обнаружат в воздухе подобную птицу.
— А если бы вы были ранены? Что бы вы почувствовали, если бы вас кто-нибудь отказался везти в госпиталь? Подумайте, Ангел?
— Ладно, я полечу, но здесь меня вы больше не увидите. Поступлю в летную боевую часть. Там хоть знаешь, что ты летчик, а не извозчик или похоронное бюро.
К одному крылу самолета привязали Арсу, к другому — Тудора.
Когда после укола Тудор пришел в себя, самолет, пробежав несколько метров, уже оторвался от земли.
Тудор никак не мог понять, где находится. Посмотрев вверх, он увидел несколько прикрепленных к фанере стальных тросов. Над ним была синева неба. Тудор хотел немного приподняться, но почувствовал, что у него связаны руки и ноги. Порыв воздуха заставил его опустить голову. Значит, он летит. Ободренный быстротой полета, он посмотрел налево и через выпуклое стекло кабины увидел пилота. Пилот, как бы почувствовав на себе взгляд Тудора, успокоил его улыбкой, затем отвернулся и стал смотреть вперед. На другом крыле с закрытыми глазами неподвижно лежал Арсу.
Самолет летел на небольшой высоте. Тудор посмотрел вниз.
Где-то сзади и справа рвались снаряды — там фронт, там гибнут люди. Впереди — небольшие возвышенности, кукурузное поле, рыжеватые виноградники, зеленые сады и серебристые, прозрачные реки. Железная дорога выглядит точь-в-точь как на карте. Домики под красными черепичными крышами похожи на спичечные коробки; там и сям, на бескрайних пастбищах неподвижные стада коров и овец, величиной с булавочную головку. Сверху все кажется патриархальным, как в стихах Александри[29]. Какой это город сейчас под ними? Чистые, ровные улицы и заводские трубы, пыхтящие, как маленькие трубки с табаком. Тудор призвал на помощь свои познания в географии, стал вспоминать, что расположено на карте между Тырнэвенями и Фэгэрашем, и вспомнил: Блаж. Там, на аэродроме, отец своим автогенным аппаратом сварил ему орудие. Хорошо, что отец ничего не знает. А то только будет зря волноваться и, не дай бог, матери расскажет.
Где же аэродром, черт его побери? Никаких признаков. Значит, это не Блаж. Да и откуда в Блаже взяться заводам? Ведь там была только «фабрика» попов[30]. Значит, это Медиаш. Ну конечно, это Медиаш — промышленный город на реке Тырнава-Маре. Все-таки не зря у него была пятерка по географии! Но почему самолет летит в Медиаш? Почему он делает такой крюк и не летит прямо в Фэгэраш?
Вдали видны Карпаты, купающие свои вершины в лучах солнца. Горы отливают золотом и серебром. Вот вершина горы Молдовяну, а рядом с ней — Нягой. Как они величественны и сколько в них богатств!
Чьи это стихи?
«Наши горы золото носят,А мы по дворам подаяние просим…»
«Нет, больше мы не будем просить подаяния. Все будет принадлежать нам, народу. За это мы сейчас воюем, за это отдаем жизни».
Как хорошо было бы, если бы самолет перелетел через Карпаты и опустился в Бухаресте. С тех пор, как он покинул этот город, прошло только две недели, но он уже сильно соскучился по нему. Здесь он родился, провел тяжелое детство, радовался, когда весна засыпала Джулешти цветами, когда в горы возвращались перелетные птицы. Здесь он встретился с Иляной, понял, что значит долг перед родиной!
