Орлова давно не пишет: с тех пор, как у них началось наступление, но, судя по газетам, у них это вроде прогулки или туристического похода получается.
Тася, мама пишет кошмарные письма, терпите. Воля к победе и желание жить – это главное сейчас. Таська, у нас будет всё! Знай это!
23.09.44
Море нам улыбнулось! А хотелось покупаться, хотя бы в холодной воде. Старшина Фёдор Терентьевич всё портянки мечтал в море постирать. Прекрасный он человек, годов 50 ему, весь седой, вообще, пожалуй, самый пожилой среди нас. А сколько выдержки в нём; как-то сидели мы на полянке, беседовали, а в это время обстрел начался; мы все в кювет легли, а он встал, поднял ездовых и побежал ловить пасущихся вокруг лошадей. Все похороны, иногда страшно изуродованных людей, лежат на нём.
Война затихла после взятия Риги.
7.10.44
Давно не писал: существенного ничего нет. Старые места покинули, проехали немного по тылам, посмотрели добротные красивые дороги: мы ведь редко на таких бываем, они нам в диковинку. Посмотрели Даугаву (Западная Двина), переехали её – не такая уж она большая, вроде нашей Ветлуги, пароходы по ней никогда не ходили. Течёт она среди лесов; теперь я убеждаюсь, что их здесь больше, чем в Калининской области – огромные лесные массивы. Опять живём в сосновых лесах, они простираются до самой Риги. Неделю путешествовали по тылам, и как-то отвыкли от войны, чего-то не хватает, – странное состояние, не объяснить.
Сейчас мы находимся в 30 километрах южнее Риги. Война затихла, как когда-то на Ловати, – бывает, за целый день не услышишь выстрела. Хожу за грибами, их очень много; приятно бродить по этому глухому тёмному бору. К яблокам мы опоздали: первый раз наступали – они ещё не совсем созрели, а второй раз – их уже не было. Утешаемся брюквой и морковью.
А русских людей здесь, вероятно, будем встречать до самого конца. Как они рады нам. Сегодня идёт старушка, подходит ко мне и говорит: «Не могу насмотреться на вас, сыночки», – и заплакала. Откуда их только нет: из-под Орла, из-под Тулы, и калининские, и ленинградские – маленькие ребята и старые женщины. Шестилетний пацан мне хвалится, что может говорить по-латышски, только предупреждает, мол, у них все слова неправильные: дом называется не дом, а майа.
Молодёжи латышской здесь нет: её угнали немцы; редко встретишь девушку, а парней совсем не видно. Между прочим, народ некрасивый, и даже чувства к красоте нет: в их журналах не увидишь красивой женщины, а вот немецкие журналы заполнены их фотографиями. Когда идёт наступление, то дорога может служить читальней. Журналов полно в каждом доме, солдаты их перелистывают, бросают, следующий поднимает, смотрит и тоже бросает.
15.10.44
Снова война! Это четвёртое сражение за Прибалтику и, вероятно, последнее. Только что совершили марш-бросок на запад: 86 километров прошли за 26 часов. Раньше бы я не поверил, что можно так и столько ходить, правда, из этих 26 часов полтора часа поспали.
Вы уже потеряли мой след, но я всё ещё в Латвии. Продвигаемся вдоль моря, а моря так и не видели. Были под самой Ригой, а в городе опять не побывали. Не суждено нам осматривать города, обидно – сколько их мы обошли стороной.
Были в Елгаве (Митава). Это большой город, но прошли мы его ночью по окраине, ибо в другой половине засели немцы. Зато страну эту изучили лучше самих латышей. Кажется, делаем последнюю прогулку по Латвии. Здесь уже всё надоело, всё одно и то же, всё та же брюква, всё та же морковь. Говорят, и в Пруссии брюквы с морковью предостаточно.
Теперешняя война уже похожа на те войны, что описываются в старинных романах. Нет той обороны, что осталась сзади, с проволокой, с противотанковыми рвами, с железобетоном. Война идёт по отдельным хуторам и фольваркам. На юге, конечно, интереснее! Пока всё.
Вчера получил письмо от мамы. Ну, потерпите, как-нибудь перезимуете. А там всех выгоним, это точно!
8.11.44
Снова праздник, четвёртый праздник в пути! Выпили, затосковали. С утра моросил дождь, лежу в блиндаже, топится печка, мерцает маленькая электрическая лампочка, потому что окон нет. Кругом сыро, с потолка капает вода, в общем – обычная осень. В болотах Ленинградской области было хуже. С утра до вечера читаю книжки, жизнь спокойная, монотонная. Я писал, что конец виден, но к празднику пришли ни с чем. Мы перед всеми в долгу – ведь только мы остались на своей территории. Срам! Немцы называют свою группировку здесь волнорезом на путях к Пруссии.
В газетах пишут красиво о войне на юге и ничего не пишут о нас. Я тоже ничего не могу написать, что вас бы порадовало.
Таська, даже обидно: приедет Орлова, чего она только ни посмотрела. А ваш Рябов будет вспоминать грязь и болота от Москвы до Балтийского моря.
Если ближе к жизни, то утром жарили белку. Вы не ели белок, и я могу вас уверить, что они очень вкусные. Иногда охотимся на диких коз. В смысле питания входим в норму: овцы и свиньи кончились, а чтобы они были, нужно наступление. Осталось много брюквы и моркови, вот Лёлю бы сюда, он любит «эту овощь».
Мельком посмотрели гражданских людей в небольшом городке Добеле. Интересно: городок маленький, вроде Бора, но здесь асфальт, красивые заборчики, решётки, кругом садики.
Посылаю немецкие фотографии города Орла, это историческая ценность; чего только здесь нет из России. Карточки сохраните как документ: смотрите, как женщин сфотографировали. Вот сволочи!
20.11.44
Снег ещё не падал на здешнюю землю. Несколько дней стоял мороз, а сегодня опять дождь. Лежу в блиндаже, целый день топится печь, жара – дышать трудно, здесь ведь всё по-особенному: то целые месяцы мёрзнем, то, если есть возможность, жаримся. Ночью, к утру, температура ниже нуля опускается, а как затопят печь, то опять хоть дверь открывай. Писать абсолютно не о чем, а в газетах пишут, что доколачиваем немцев.
Вообще, живём, как в 1942 году: читаю книжки, смотрю кино, пишу письма. Несколько раз смотрел фильм «Серенада Солнечной долины». И мне захотелось встать на лыжи, как некогда, и повеселиться. Правда, от всех вас я получаю письма, в которых нет ни искорки таких желаний; выходит, попади я сейчас к вам, так и компаньона не подберу для такого мероприятия.
Орлова пишет, что они с Легочкой живут в Болгарии, оба в тылу, живут неплохо.
9.01.45
Вернулся из Горького в часть! По пути сюда я посмотрел и Резекне, и Ригу; в Резекне сходил в баню, а в Риге – в кино. Здесь у нас идёт война, снова «доколачиваем» немцев и «доколачиваемся» сами.
Живём в хорошем фрицевском блиндаже; вчера выпал снег, а сегодня опять сыро. Я второй день только и рассказываю о своей поездке домой, и люди меня слушают и понимают полностью. Фронтовики, Таська, тоскуют по дому, по теплу, по уюту, по семье, по всему тому, что вам надоело. Вам неинтересно слушать про войну, да ещё со всякими прикрасами, а здесь каждому приятно узнать, как живут и выглядят люди в городах, что на улицах и, конечно, как меня встретили дома, и как я к знакомым ходил. И каждый после думает, как бы съездил он – ведь у каждого есть кто-то дома, а у большинства родни даже больше, чем у меня, Рябова, которому вроде можно было и не ездить домой (это не мысли людей, а мои собственные). Здешние зависти не имеют, ты их, Тася, не видела, а всяким Орловым не верь, она с этим кругом людей не общалась (точнее, бок о бок не жила).
Время у нас очень неспокойное – сильно расшевелили мы осиное гнездо немцев. Теперь сами боимся: каждую ночь на стол гранаты заряженные выкладываем. После поездки домой очень не хочется воевать, но со временем привыкну.
Тася спрашивает «доволен ли я поездкой?» – очень доволен и встречу нового 1945 года буду помнить долго.
17.01.45
Ещё раз о поездке в Горький! Это можно сравнить с опьянением: пьяный делает всё не так – иногда плохо, иногда безобидно. Смотри: на завод попрощаться не сходил, ковёр не вытряс, маме ключ не сделал, а обещал. Даже книги не посмотрел, а ведь когда ехал, планировал. Я здесь об этом рассказал, и меня поняли. За 21 день самый мой нетактичный поступок – после Нового года девчонок домой не проводил. А во всём виноват Лёля: его разбудить не могли, и до сих пор он не знает, как всё нехорошо получилось.
Ну ладно, гляди на юг, Таська: как там пошло! О нас опять старый анекдот рассказывают, как мальчишка письмо пишет: «Папа, напиши, где воюешь, если на 1-м Украинском, то сколько ты немцев убил, а если на 2-м Прибалтийском, то кто будет наша новая мама?»
20.01.45
Наконец-то в Курляндии наступила зима, правда, мягкая, но выпал снег и ходим мы в валенках. Здесь стало тихо, как в тылу. Живём в глухом сосновом лесу, кругом бегают зайцы, лисы. Я пишу, конечно, не под впечатлением этих пейзажей, а под впечатлением газет. Вроде, Таська, виден конец. Сажать картошку я не успею, а собирать есть шансы.
Вот только в глупом положении мы очутились – писать-то неинтересно, а читать-то ещё неинтереснее. Кончится война, и что мы расскажем? – разве анекдот, который про нас сочинили. Срам! Да, конец нас застанет на неинтересных рубежах, но мы смирились с этим, посрамите нас немного.
