— Три! — улыбается родительница, — Видите, губы надула? Крабов увидела и испугалась… В жизни, говорит, не зайду в это ваше море! Там всякая гадость ползает!
— Мам!
— Что «мам»? Представляете, потом этих крабов наловила и домой принесла! Они по всей ванной разбежались… А после то котят вечно находила, то щенят… Сердце доброе… вечно в дом всякое тащила… Ой… Я не про вас, Фёдор! Как неудобно получилось…
— Мы лучше с Фёдором водочки выпьем, — перехватывает инициативу Дмитрий Фомич, спасая от дальнейшего изучения фотоальбомов, и разливает ледяную «Пшеничную» по стопочкам. — За знакомство!
К неожиданной рокировке семья Насти отнеслась стойко. Хотя, понятное дело, удивились. Ушли с одним женихом, а вернулись с другим. Однако моё умение заговаривать людям зубы и располагать к себе сработало и здесь. А корочка «Союза Писателей СССР» и вовсе растопила лёд.
В эту благословенную пору недостаточно было накатать пару книжонок, чтобы считать себя «писателем». Если тебя действительно признали в этом высоком статусе, значит, не просто бумагу мараешь, а твоё творчество приносит пользу всему советскому обществу. А не какой-нибудь там «тунеядец».
— Вот, холодечиком закусите… Мария Семёновна варила… золотые руки… А вы с Настенькой как познакомились?
— Да я на встречу с читателями приходил… — говорю, — в институт в её…
— Надо же, — всплёскивает руками Мария Семёновна, — в медицинский⁈
— Да не в наш же… — Настя толкает меня под столом коленкой, — в педагогический, на филфак. Меня туда Лидка притащила, она Федину книжку читала оказывается.
— А про что книга? — интересуется Дмитрий Фомич.
— Про Московский Дом моделей, — говорю. — Производственный роман.
Это да… Роман у меня там выдался на славу… Такой, что все столичные рестораны гудели.
— Как интересно, — чуть кривит губы Настина мама. — А сейчас что-то пишете?
Видимо, тема, с её точки зрения, не дотягивает до стандартов высокой литературы.
— Пишу, — говорю, — про Крымское виноделие. Историю и настоящий день.
— Прекрасная тема! — одобряет Дмитрий Фомич, — за это надо выпить!
— Димочка, — напоминает Мария Семёновна, — не забывай, у тебя сердце…
— Помню, милая… мы по последней, — подмигивает он мне.
— Так вы что же, местный? — удивляется Настина мама, — не слышала о вас. А мы, между прочим, классные часы проводим по творчеству писателей-земляков…
— Да!
— Нет… — вырывается у нас с Настей одновременно.
— Я из Москвы, — говорю, видя, как Настины родители напрягаются.
Опасаются, что увезу их кровиночку в столицу. Может, пускай напрягаются? Я ведь жениться-то не собираюсь. Скорее всего, этих замечательных людей вижу в первый и последний раз в своей жизни. Может быть, отсоветуют они своей дочери связывать судьбу со столичным жителем? Тогда вся эта невероятная и неудобная ситуация разрешится сама собой.
— Но Федя решил остаться в Ялте! — рубит на корню мою попытку Настя. — А что, многие писатели переезжали в Ялту! Чехов… Куприн… Горький…
Теперь уже я пихаю её коленкой под столом, на что она отвечает мне невинным взглядом.
— Дело хорошее, но как-то у вас всё неожиданно случилось, — сетует Мария Семёновна, — Дима за мной год ухаживал… Я всё присматривалась… Да и учиться надо было…
— Я в знак серьёзности намерений, — поясняю про уже купленное кольцо, про которое старший брат Насти, Сергей уже успел рассказать родителям.
Он тоже сидит за столом, но, рассказав историю нашего знакомства и отъезда друга Володи «на Севера», молчит, бросая на меня быстрые оценивающие взгляды. Не знаю, что у него на уме, но на скандал он не нарывается.
Не удивлюсь, если после посиделок он захочет со мной поговорить «по-мужски». И хрен его знает, что ему отвечать.
Эта семья настолько непохожа на всю ту публику, с которой мне приходится крутиться в последнее время, на всех этих шулеров, валютчиков, признанных и непризнанных гениев и шалавистых актрис и манекенщиц, что попав за стол к нормальным людям, я чувствую головокружение и лёгкую дезориентацию, как человек всю жизнь вдыхавший отравленные выхлопы мегаполиса и вдруг ощутивший запах лугового разнотравья.
Неожиданно, я проникаюсь к ним какой-то родственной симпатией. Будто мы и правда не чужие люди. Будто я не случайный ночной гость, самозванец, проникший в их дом, по большому счёту, обманом, а действительно могу стать частью этой семьи.
От этой мысли вдруг становится особенно грустно. А, может, это всё усталость и алкоголь. Пора уже и честь знать… Время на часах — уже скоро пять часов. За окном уже светло и чирикают первые птахи.
Причиной застолья в столь неурочный час оказались, как раз тот самый несостоявшийся жених Васька. Перед своим отъездом он нагрянул к Прохоровым просить Настиной руки и сердца. Все были в курсе, кроме самой виновницы торжества. Решили ей сюрприз сделать, думали, обрадуется, а она от неожиданности просто сбежала.
Ну а продолжение истории я не просто знаю, но и был его живейшим участником.
— Ну куда же вы пойдёте⁈ — охает Мария Семёновна, — Дима, вызови такси Фёдору.
— Да мне тут рядом… — оправдываюсь.
— Куда же?
— На Пушкинскую, — называю жилой район, максимально близкий от моей гостиницы.
— Какое там «рядом»… — возмущается она. — Не выдумывайте.
Такси приезжает неожиданно быстро. Настя вызывается меня проводить до машины, и никто ей не препятствует, наоборот, улыбаются понятливо. Брата Серёгу, который предсказуемо собирался выскользнуть за нами, наоборот, придерживают.
Мол, дай людям пообщаться. Дело молодое…
В подъезде Настя молчит и только перед самым выходом на улицу берёт меня за руку. У самой машины она, приподнимаясь на носочки, целует меня в щёку.
— Наблюдают за нами, — шепчет она, приблизив лицо к моему уху, — нет… нет… не смотрите, пожалуйста!
Серое раннее утро, беспощадное в своей обыденности, похоже на
